Защитник Пашка

               


На втором курсе университета Пашка влюбился. Предмет Пашкиной любви звался Светкой. Ничего в ней такого не было, но что-то такое в ней всё же было, как говорил Женя Лукашин в "Иронии судьбы".
Светкина загадка была проста и не проста одновременно - она была умницей, но не в том смысле, что училась на отлично, это у неё получалось как-то мимоходом, а умницей в широком смысле: эрудиция, мгновенное убойное остроумие, удивительная память, речь как у диктора Центрального Телевидения - всеми этими сокровищами она была наделена, казалось, в избытке.

Умница-то умница, но каково было Пашке, что выбрала она не его, а банального Олега. Объективности ради, следует заметить, что Олег вовсе не был так банален, как этого хотелось Пашке. Кандидат в мастера спорта по боксу, староста группы, кандидат в члены КПСС, комсомольский вожак и неизменный член президиума от студенческой массы на всех университетских мероприятиях. Олег в университет поступил после службы в армии через подготовительные курсы, которые посещал ещё проходя службу, благо воинская часть его находилась недалеко от университета.
Банальным Пашка Олега считал за карьеризм и некоторое тугодумие, впрочем, замечал которое, кажется, только один Пашка.

Перворазрядница по лёгкой атлетике, Светка как нельзя лучше соответствовала экстерьером высокому, мускулистому Олегу. Пашка же был худ и несколько ниже ростом Олега. В спорте у Пашки особых достижений не было - так, болтался на турнике ещё со школы.

В поисках выхода, Пашкина влюблённость не нашла ничего лучше, как толкнуть горемыку на стезю стихосложения. Сочинять он стал везде и всюду: на ходу, на лекциях, за едой, поминутно хватаясь за записную книжку и карандаш. Получалось у него так себе, по правде говоря, ничего у него толком не получалось.
Сочинив очередной, как ему казалось, шедевр, Пашка целый день летал как на крыльях, но утром следующего дня написанное накануне вызывало у него разочарование и стыд. Но Пашка свои шедевры не выбрасывал, а просто вырывал из блокнота страничку и засовывал её в карман, от чего все карманы у него были постоянно заполнены, как старыми трамвайными билетами, репрессированными шедеврами.

О Пашкиной влюблённости знали все. И Олег, и Светка, одним словом, все вокруг. А Пашка, поглощённый сочинительством, и не заметил, как дело у Олега со Светкой подошло к свадьбе.
Свадьба должна была состояться перед окончанием второго курса. Среди приглашённых был и Пашка, ему была доверена роль одного из товарищей жениха.

Всю ночь перед свадьбой Пашка не сомкнул глаз. То лежал, глядя в потолок, то снова и снова хватался за блокнот и карандаш. Утром он был как Печорин перед дуэлью - жёлтый как померанец.

Предсвадебная суета действовала на Пашку угнетающе. Несколько раз он с ребятами прикладывался к бутылке с чем-то сладким, кажется, это был портвейн, но настроение не улучшалось. Когда настал черёд конкурсов у подъезда невесты и  подружки невесты потребовали у жениха рассказать стишок о том, как он будет любить свою жену, Олег отыскал взглядом державшегося позади Пашку и сказал:
- Паша, есть у тебя стишок по теме? Давай быстрее!
Пашка засунул руку в карман, взял первый попавшийся листок и протянул Олегу. Тот начал читать и тут же сбился.
- Девчата, - сказал Олег, протягивая подружкам листок, - прочтите сами, я Пашкины каракули что-то не разберу!
Одна из подружек взяла листок и стала читать про себя, разбирая почерк, прочла, странно посмотрела на Пашку и молча протянула листок подруге.
Что было дальше Пашка не видел. Он, пятясь, спустился с лестницы, вышел из подъезда и пошёл прочь, бормоча: "Всё! К чёрту! В военкомат! В армию, в Афган. Скорее!"

О том, что свадьба расстроилась Пашка узнал уже находясь в учебке.
Почему это произошло осталось тайной. Собирая и разбирая на занятиях ручной пулемёт, Пашка всё гадал - листок с каким стихотворением он тогда отдал Олегу? В тот день, придя домой, он собрал по карманам все листки и выбросил в мусоропровод.




****

На следующий год, в середине апреля, в  университетской газете появилась заметка о студенте и интернациональном долге. В конце статьи были указаны данные из Благовещенского облвоенкомата:

Ненароков Павел Викторович, сержант, разведчик-пулемётчик, родился 2 декабря 1965 г. в посёлке Ерофей Павлович Амурской области. Русский.
Учился в Комсомольском-на-Амуре государственном техническом университете.
В Республике Афганистан с ноября 1984 г. В боях действовал смело и решительно. 6 апреля 1985 г., проявив мужество и стойкость, прикрывал отход товарищей.
Погиб, прикрывая отход группы.
Награжден орденом Красной Звезды (посмертно).



****

А Пашка не погиб. Его, контуженного, без сознания, духи забросили на спину ишаку и двинулись в сторону ближайшего ущелья, но далеко уйти не успели - вызванные пашкиной разведгруппой вертушки засекли караван и отработали по нему. Когда Ми-24 улетели, от каравана осталось кровавое месиво. Пашке повезло - пулемётной очередью из вертолёта его ишаку оторвало голову и он упал, прикрыв собой бесчувственную ношу.

Очнулся Пашка перед рассветом от холода. Где он? Как он здесь оказался?
Помнил только, как выходили на задание, дальше - темнота.  Всё лицо было в порезах, а  на месте левого глаза выросла огромная шишка размером с апельсин, глаз под шишкой вращался и не болел, значит, цел, подумал Пашка. До рассвета он просидел, мотая головой.

Сапог на нём был только один, второй остался под ишаком, переворачивать мёртвую скотину не было сил и Пашка поковылял по камням в поисках обуви. С мёртвого душмана он снял кроссовки и решил осмотреться внимательно. Нашёл свой родной пулемёт РПК. У явно европейского трупа позаимствовал отличные ботинки (кроссовки тут же выбросил), куртку и отменный охотничий нож.  В вещмешок насобирал лепёшек и консервов, рассовал по карманам пяток гранат и уселся поразмышлять.

Размышлять на голодный желудок не получалось. Делу помогла лепёшка и банка мясных консервов.

"Интересно, кто этот европеец?" - подумал Пашка. По документам, найденным в куртке, выходило, что американец. Осколок попал ему в нос, изуродовав лицо. На фотографиях, найденных вместе с  документами, американец был чем-то похож на Пашку, только старше лет на десять. Осмотрев критически свои порванные штаны, Пашка, не долго думая, поменял их на штаны американца. Заодно прихватил ремень и кобуру. В кобуре обнаружился красавец Люгер Парабеллум, а в заднем кармане штанов - бумажник, набитый долларами и фунтами стерлингов.

"Не повезло тебе, американец, - подумал Пашка, - сидел бы ты сейчас где-нибудь у себя в Оклахоме или Айове, жрал бы пудинг... нет, пудинг жрут англичане, а американцы жрут гамбургеры.  А мне пора топать, и топать нужно на север, как там говорил шакал Табаки? А мы пойдём на север, а мы пойдём на север. Только мы-то не шакалы, мы практически львы... и надо на голову что-то одеть. Да! И часы у янки забрать! И какое-нибудь одеяло найти".

Выбирая пуштунку почище, Пашка размышлял о том, какая же всё таки странная шапка эта самая пуштунка, словно лошадиная торба или древний артиллерийский картуз, приспособленный под головной убор.


Напялив на голову пуштунку, Пашка побрёл на север, поглядывая на трофейные часы.

Идти было очень тяжело - сказывалась контузия. Приходилось часто делать привалы и засыпать на час и более. Несколько раз Пашка бросал пулемёт, но всякий раз возвращался и забирал вверенное военное имущество.

Топая по камням, карабкаясь по склонам, он бубнил: "Я не умру, я остаюсь... я не умру, не надо Рая... я буду... ".

Утром следующего дня, ещё не открыв глаза, Пашка про себя с удивлением прочёл:

Я буду жить, я остаюсь,
не  надо Рая,
я в этом мире растворюсь,
не умирая,

я буду возгласом в устах,
благословеньем,
я буду образом в мечтах,
стихотвореньем,

и каплей утренней росы
в траве у дома,
или в закатные часы
раскатом грома,

я буду в хлебе и вине,
в пыли дорожной...
Я умер где-то на войне
неосторожно.

А вот уж хренушки, подумал он, это не про меня, это про кого-то другого.


Вечером за сто долларов Пашка купил у какого-то местного старичка, похожего на засушенного Хоттабыча,  маленького ослика.  Ишачок, получивший имя  Иа,  резво семенил, не зная устали. Сходство с Ходжой Насреддином нарушали ручной пулемёт Калашникова и высокие ботинки американца.

Строго на север идти не получалось, дороги и тропинки петляли,  поворачивали назад, в сторону, снова петляли.  Пашка совершенно не представлял где находится, во встречных кишлаках он выдавал себя за американца, балабоня на смеси английского с немецкой тарабарщиной, для выразительности зверски вращая единственным глазом. Больной глаз был кое как забинтован ещё в начале пути.

Потеряв счёт дням, Пашка ковылял на своём Иа, подозревая, что давно уже находится где-то в глубине Пакистана. Несколько раз его останавливали душманы. Он орал на них по-английски, размахивая документами американца, требовал посла, консула и английскую королеву.

В конце концов Пашка настолько обнаглел, что купил у душманов за пятьсот  долларов и часы американца видавший виды УАЗик и карту, и, распрощавшись с другом Иа, рванул к своим.

Месяц Пашка провёл в госпитале и ещё два месяца его плющили особисты, выясняя - каким это образом ему удалось шесть недель шастать по тылам противника и не продался ли он классовому врагу за тридцать тетрадрахм по текущему курсу?

- Тебе, сержант, - сказал на прощание самый вредный особист, - за ту карту, что ты у духов достал, ещё одна Красная Звезда полагается - там же остались обозначены все их пути снабжения!

Вместо дембеля Пашка подал рапорт в военное училище. Сроки поступления все прошли, но комдив по своим каналам без экзаменов определил орденоносца туда, куда надо.

Люгер, около пяти тысяч долларов и три с половиной тысячи фунтов Пашка грамотно припрятал.




****

- Бабуска, а, бабуска..., - тянул четырёхлетний Пашка, толкая ложкой в гречке с молоком кусочек растворимого сахара.
- Ешь давай, сейчас дед придёт и поведёт тебя в зоопарк на бегемота смотреть. Ешь быстро, кому сказала!
- Бабуска, а деда заситник?
- Защитник, защитник.
- Бабуска, а он енелал?
- Генерал. Ешь давай, а то не станешь генералом!
- А рассказы дедускин стисок.
- Если обещаешь доесть кашу, то расскажу. Обещаешь?
- Да.
- Ну, слушай:

Я иду за тобой по пятам,
неустанно обличье меняю:
припадаю прохладой к устам,
хмелем сладостным опьяняю,
согреваю от стужи огнём
и щитом от врагов защищаю,
неразлучны мы ночью и днём,
и так будет всегда. Обещаю.


Щёлкнул дверной замок, открылась входная дверь и с порога послышался голос деда:

- Светка, собрала Пашку?! А то нас там уже бегемоты заждались!


                *******