Он вслух читает Бернса и Ли Бо. Эдуард Б

Портрет Э.Б. Работа Санто.
 
      
                ~<>~~<>~~<>~
"Фарфоровый фонарь - прозрачная луна,
В розетке синих туч мерцает утомленно."
                Э.Б.

Рельефами расписанные дюны, цветение каштановых свечей,
Воланчик на волне лимонно-лунный выхватывает нос рыбачьей шхуны,
Гудит маяк в разветренность ночей. Он в ламаистском войлочном халате
Сидит на ржавой  вдавленной кровати – буддийский неприкаянный монах.
В лампадно догорающем закате бормочут губы   исповедь в стихах.
В квартире на Ремесленной бардак, он занят - слов причудливая вязка,

Скрипит перо, рождается строка…Под черною затрепанной повязкой
Багровым шрамом взорвана щека. Сидит... Сутулой тенью в стену врос,
Ерошит надо лбом копну волос - седины цвета перца с крупной солью.
Ему немногим больше тридцати. Щербатый рот пронизывает болью,
В больницу натощак не доползти... Он вслух читает Бернса и Ли Бо,
Небритые сжимает скулы голод. Он так красив, так несчастливо молод,

Взволнован Вальтер Скоттом и Рембо.Как хорошо исчезнуть в вечном сне,
Не ждать апреля, не дожить к весне,не дописать тетрадную страницу…
Не знать, что сын погибнет на войне, сгноят жену советские темницы…
К розетке синих туч  подключена фарфоровым фонариком луна.
Листаю  томик, что  в строю пылится… и проступает в серой пелене,
В забытой незнакомой новизне, на коленкоре золотом – Багрицкий.
                ~<>~~<>~~<>~


Санто, я так рад, что множество вещей Вы и я ощущаем близко!
И вдвойне ценно встретить понимание и отклик.

*
угу, друг мой:

Он писал, задыхаясь в глуши,
                (Революций бряцАнье, отметьте)
Антрацитом сверкали стиши,
                Раскаленным дыханьем бессмертья.
Я читаю и чувствую дар
                Его ярких фантазий из плена.
Для поэта забвенье – удар
                И больней, чем живая измена.

Борзо-писцами нынче полна
                Интер-сеть, что уловом шаланда.
Постепенно мельчает  страна
                И звучит, как дворовая банда.
Мир продажен - всему есть цена,
                Но не все измеряется в мани.
Он не знал, что осталась   жена...
                С узелком и повесткой  в кармане.

Не меняется исповедь лет,
                Все такая же ложь и уродство,
И все так же задавлен поэт
                Апогеем всеобщего скотства.


Его отца звали Годел Дзюбин, он был маклером, они жили в Одессе на Ремесленной улице, в маленькой двухкомнатной квартире.
Лет 20-ти с небольшим Багрицкий служил в одесской милиции, потому что ему нравилось иметь пистолет.
... Крестный моего малыша - индеец, интересный, ленивый, добрый, писатель – сказочник-фантазер. Ходит в перьях и крыльях.
У него тоже астма, как у Багрицкого, я  для него ношу пластиковую дыхалку и служу ему энциклопедией, он знает про Багрицкого, что:
он был большой, сильный, болел астмой и писал стихи.
Думаете, Багрицкий много видел? Нет, разве, что кровь, грязь, смерть - этого много.
Целыми днями сидел в своей хатыне: на голом матрасе,  в белом войлочном  халате, как буддийский монах.
А на щеке черная повязка - громадный шрам  от флюса.
 У него была копна рано седеющей шевелюры,  впереди не доставало зубов, и не сгибался палец на руке.
 Он с утра до ночи читал романы Стивенсона, отрываясь только чтобы поесть, а еще он любил рассказы Лескова.
Для меня это важно, я люблю читать то, что любили те, кого я люблю.
А тот полосатый матрац Багрицкого (в красную полоску), на котором он умер, мелькнул в «Двенадцати стульях», в общаге Коли и Лизы, той Лизы, которую Киса разводил, и она чуть не повелась, потому что ненавидела вегетарианские сосиски.
Багрицкий тож терпеть не мог вегетарианского, он писал:

 "Там всходит огромная ветчина,
пунцовая, как закат,
И перистым облаком влажный жир
 Ее обволок вокруг."

 ...так сидя на матрасе, скрестив по-турецки ноги, кашлял и плохо дышал. К морю ходить не любил, боялся моря.
А бронхиальную астму получил по наследству от отца.  Он многи писал,  хотел колебать мировые струны!
Но Олеша сказал: «Не надо колебать мировые струны!»
 Багрицкий умер, всего в 38 лет. Хорошо (прости Боже), что  рано,
 Лучше пусть умер, чем узнал бы, что его жену посадили на 19 лет.
 А сына убили в самом начале войны.
Он чудесный, волшебный, не ровный  - время было рваное.
А вкус  черпал из Рембо и Бернса, Вальтера Скотта и Гуда, но многое  прозревал сам.
*
Э.Багрицкому:

Опадает предзимняя рябь,
Оскудели аллеями парки,
Индевеет дорожная хлябь,
Слабых звезд догорают огарки.

Солью в берег  кидает волна,
Он сутулит озябшие плечи,
Скоро город накроет война -
Омертвит и обезчеловечит.

Обездолит любую судьбу -
Разломает, обветрит, забросит.
Он бормочет стихи – бубубу -
Прямо в горькую, голую осень.
*
Пушкин http://www.stihi.ru/2015/02/10/11664
Бродский http://www.stihi.ru/2015/03/04/11475