Стихи о евреях

СТИХИ  О  ЕВРЕЯХ

    ПУСТЬ ЗАМОЛЧИТ
    АНТИСЕМИТ

Обидно очень каждый раз,
что говорят о нас всё  злее,
всё чаще обвиняют нас...
Кого? Конечно же, — евреев.

На свете вроде хуже нет
такого подлого народа,
что всем несёт немало бед
от   шаек  воровского сброда.

Нам честные дела претят,
обманом нужно  наживаться,
потеть евреи  не хотят,
в труде боятся  надорваться.

За грех распятия Христа
всем нам  Иудами считаться,
за что  еврейские места
привыкли ужасов бояться.

Да,  где бы тот еврей ни жил,
он вроде проклят, хоть без даты,
с ним вроде проклят   Израиль,-
«прибежище жидов пархатых».

Как там народ себя повёл
в труде, что стал примером ныне?
Эдемский сад у них расцвел,,,
И где? В огромнейшей пустыне.

Все знали, что всегда  себе
еврей с погромом   место ищет,
чтобы, мотаясь  по Земле,
найти спокойное жилище.      

Хотя немного стало нам
полегче после Холокоста,
и в наше время, знаю сам,
евреем быть — совсем не просто.

Да, мы — не ангелы, но всё ж
давно анализ честный нужен:
народ наш на других похож,
но всё-таки — совсем не хуже.

Не верят в нашу честность, труд,
и ждут всегда от нас обмана,
припрятанных сокровищ ждут,
убийства даже ждут упрямо.

А между тем евреям всем
так миролюбие присуще,
что отвергает эту тень
в израильской  человечьей гуще.

Хоть и  в Израиле война,
что с палестинцами, однако,
еврей предупредит всегда,
что намечается атака.

Когда к врагам вдруг попадёт
еврейский воин, то евреи
на тысячу своих врагов
его меняют поскорее.

Там армия в чести у них,
в ней с гордостью погоны носят:
там, словно в армиях других,
от армии своей  «не косят».

Нас  выделяет и талант
во многих творческих деяньях,
любой из нас  учёбе рад,
чтоб уровень повысить в знаньях.

Еврей нередко  фору даст,
любой достичь предела хочет,
семья — вернее всех  у нас ,
бродяг и пьяниц — меньше прочих.

Так почему же, не пойму,
воротят нос от нас упрямо,
и ненавидят  почему,
хоть и сказать боятся прямо?

Почти что всем, хоть падай ниц,
мы вроде жить везде  мешаем,
в соседстве  и достойных лиц
хоть в чём-то всё же раздражаем.

Нам опротивел этот яд,
что всюду, - больше или меньше,
уж слишком затянулся взгляд
с предубеждением подлейшим.

Придёт конец злых слов чужих,
без мстительных, обидных мнений,
что нам веками душу жгли,-
без лжи, без  злых предубеждений?

Хоть  и  Германии — хвала,
за все сжиганья  гитлеризма,
порою даже  та зола
являет  прошлое, как призма.

Пора менять со всех сторон
необъективный мир наш зыбкий,
чтоб не плевать в еврея. Он
достоин дружеской улыбки.

Чтоб так и стало , я готов,
душа чтоб вечно не болела,
решительно   без лишних слов
отдать всю жизнь за это дело.

Чтоб так и стало, слаб мой вой:
нужна людей всех честных милость,
чтоб с нацией любой другой
такое зло не повторилось.

Пора в ООН  во всей красе
вскрыть суть еврейских  унижений,
чтобы очистить души все
от вредных, злых предубеждений.


НАША  НАЦИЯ

Вы слышали такое слово «жид»?
Тот «жид, что по веревочке бежит!»,
тот самый жид, что распинал мессию,
который «Бей жидов, спасай Россию!»

Так вот: пред вами этот самый жид,
что с детских лет от бешенства дрожит,
шипеньем змей то слово ощутив,
что превращалось в траурный мотив,
поскольку я в учёбе и в труде
в антисемитской  вырастал  среде.

Как ту среду не презирай небрежно,
влиянье  окруженья неизбежно,
и  как бы я ни порицал сердито
заклятого врага — антисемита,

тогда нередко далеко и рядом
я видел мир его дурацким взглядом,
к примеру,видел мысленно места,
где рапинали русского Христа,

да,да, тогда с моим сознаньем узким
я был уверен, что Христос был русским.
За то нас, дескать, люди не простили,
что мы, пробравшись  в дальнюю  Россию,

украли русского любимейшего Бога,
чтобы его и подло и жестоко
продать кому-то, а потом казнить,
чтоб нам с  клеймом христопродавцев жить.

И хоть с икон порою, душу грея,
смотрел Христос, похожий на еврея,
и мать его была похожа тоже
настолько, что впервые я до дрожи

уставившись на старую икону,
узрел над ней еврейскую корону.
Да, мать Христа -святейшая Мария,
когда её я увидал впервые,

прижавшую к себе малютку сына,
я даже вскрикнул: «Это — мама Зина!»,
потом при встречах, губы сжав до боли,
твердил себе: «Мерещится, не боле!»

И только после много лет спустя
я осознал: и мама и дитя
что приоткрыли в новый мир ворота,
из нашего -еврейского народа.

Но это после — в поздние года
я понял суть христианства, а тогда...
Я знал: один еврей, не веря в чудо,
с Христом был рядом, что и предал — Иуда,

но мне, к стыду, он был приятен лично,
что поступил  вполне  самокритично,
за истиной шагнув бесстрашно в тень:
повесившись на следующий день.

Кто из предателей так быстро, энергично
так поступил с собой самокритично,
поторопившись к аду, а не к раю?
Таких, как он, я лично и не знаю.

Когда б, предав, все в петлю бы полезли,
на всей Земле предатели б исчезли,
но так они нигде не поступают,-
наоборот: живут и процветают.

Промчались годы — двадцать, даже тридцать,
пока пришлось ужасно удивиться,
узнав впервой у сведущих людей,
что тот Христос — не русский, а...еврей!

Пусть с нас уже проклятье церкви снято,
но жжет оно, как старая заплата:
ведь «жид» и нынче также больно жалит...
За что же нас так долго унижали?!

Ведь совестливым было всюду ясно,
что обвиняли наш народ напрасно.
А если б нет, то русских б проклинали,
что Пугачева те четвертовали,

прокляли б итальянцев на века,
за то, что те распяли Спартака ,
причем, не одного его, а многих,
крестами позаставив все дороги.

Перечислять не стоит список длинный
тех наций, что подобном зле повинны,
казнив людей великих без вины,
что после стали гордостью страны.

Их беды и близки и далеки:
у всех народов есть свои грехи.
Народ же наш был вечно виноват
и в том, что он — ленив и вороват

и в том, что им Бог христианства предан
и в том, что вере иудейской предан.
Но если древность раскопать немного,
евреи подарили миру Бога
и веру новую, что обошла весь мир,
свою при этом тоже сохранив.

А в новой вере, как в горящей лаве,
шёл по Земле святой апостол Павел,
что заменил учителя и друга
так, что христианство — и его заслуга.

А кто был Павел? Бывший фарисей,
носатый, лысый, маленький еврей ,
что веру так распространял упрямо,
что стал для многих вроде великана.

Евреи всюду множество веков
в различных странах злили дураков
тем, что они, хоть не глупей других,
нет государства своего у них,

а если не звенит за них булат,
еврей, как слабый, всюду виноват
Еще одну я ложь развеять рад:
слова: «Народ — ленив и вороват!».

Чтоб отвести с нас ложную вину,
взгляните на еврейскую страну,
что все надежды превращает в быль:
на чудом возрожденный Израиль.

Сей стих отдам, как только я смогу,
антисемитам, что у нас в долгу,
чтоб больше те не щурились спесиво,
а наконец сказали б нам: «Спасибо!

Не будем больше ваших бить под дых:
вы — нация — не хуже всех других,
а  в конкурсе талантов вы б без спору
могли б другим бы дать большую фору!



      И З Р А И Л Ь
Соглашайтесь поскорее:
настоящие евреи
и  теперь, как в годы ранние,
не в России, не в Германии,
не в Америке, в Австралии,
в Аргентине и так далее,
а лишь только в Израиле,
где герои-предки жили,
где от Бога  Моисей
заповеди жизни всей
принял на  горе Сион,
где мудрейший Соломон,
чтоб душой стать выше нам,
вздыбил божий чудо-храм.

У других евреев жизнь,
что по миру  разбрелись,
за подобную провину
оставляла половину
от еврейской их души,
чтоб другая за гроши
приносила нации
грех ассимиляции,
не мешая первой — лучшей
в каждый подходящий случай
снова уноситься мимо -
к храму Иерусалима,
где осталась лишь одна
легендарная стена -
та,что с Богом говорит,
тянет всех нас, как магнит.

Хоть подвержен нации
грех ассимиляции,
но сильней его — секрет
всех израильских побед,
что отметила эпоха:
только там вдруг станет плохо,
как сейчас же тайной силой
верность к нации родимой
оживляет души все
в поразительной красе,
чтоб евреи  всей  Земли,
что от Родины  вдали,
слившись душами в печали,
единенье ощущали,
словно горсточка бойцов,
взятых недругом в кольцо.

Коль беда там, все мы тоже
помогаем, сколько можем,
но двойную боль от ран
ощущают только там,
где историю творили
в легендарном Израиле,
где любой еврей, как стоик,
трёх других евреев стоит,
так как на его плечах
государственный рычаг,
так как он — солдат  страны,
что виновна  без вины
и стоит над морем слёз,
будто сказочный утёс...

Хоть,Израиль,
твой труден путь,
будь!
На пути к дальнейшим дивам
будь бессмертным
и счастливым!



        И Е Р У С А Л И М

Из городов, чьи лица, словно лики,
есть город, что особенно любим,
как колыбель духовности великой,
как символ веры...Иерусалим.

С библейских лет царем Давидом начат,
свои святыни  всем дарить готов,
одна стена в нём, что зовется «плача»,
ценнее храмов многих городов.

Вершились в нём те чудеса и были,
прекраснее  которых в мире нет,
ведь город сей давно благословили
Иегова, Христос и  Магомет.

Кого бы вы об этом ни спросили,
из тех, кто верой истинно томим:
«Куда придет обещанный Мессия?»
Любой ответит:»В Иерусалим!»

Храня богов возвышенные лики,
дай всем нам, город, мудрость обрести
на радость двух народов,трёх религий
под мирным небом — ширься и рости!

Гостеприимный  в деле, не для вида,
шагай в бессмертье, презирая страх,
и верен будь своей звезде Давида,
что в небе, на знаменах и в сердцах!

Неси ты так своё святое имя,
чтоб, расставаясь, все сказать могли:
«До скорой встречи в Иерусалиме!»,
как говорят евреи  всей Земли.

Так ты живи, благословенный город,
чтоб часто слышать с восхищенных губ:
«Как ты красив и радостен и молод!
Шолом,любимый город! Зай гезунд!»

ИОСИФ  И  МОИСЕЙ

Сначала Иосиф , потом  Моисей-
герои еврейской истории всей,
что связана с жизнью в Египте
и с множеством разных открытий.

Коль стану конкретно Иосифа братья я,
открытье  из первых — коварные братья,
что брата родного на смерть обрекли,
поскольку любимца терпеть не могли,

ведь с редким умом и глубоким и ясным
Иосифа все называли Прекрасным.
Открытье  второе: когда этот брат
добился в Египте высоких наград,

то братьям совет дал:»Селитесь у нас!»,
чем все их семейство от голода спас.
Открытья другие оставим покуда,
хоть много в них было страданий и чуда

до мрачной  поры,что евреи сердито
в анналы внесли,как исход из Египта,
где Бог Моисея свёл с подвигом веским,
чтоб вывел из рабства народ свой еврейский.

Меж этими фактами помнит поэт
мелькнуло немало: четыреста лет,
где было так много надежд и азарта,
где так отличался наш финиш от старта.

Как вышло, что шли мы в египетский край,
спасаясь от бед, словно в сказочный рай,
чтоб после оттуда бежать было надо
от множества бед, как из страшного ада?!

Неужто народ наш, что мудростью ведом,
характером скверным притягивал беды
настолько, что вдруг  за  две пары  веков
друзья превращались порой во врагов?!

...Когда б изучить правды грустное личико,
и в том и в другом есть провинны частички,
поскольку везде возмущаемся, робщем,
поставив себя в положение тёщи,

что хочет добра дочке с зятем всерьёз,
повсюду суя  свой  хозяйственный  нос.
Да, как ни приятен хозяину гость,
тот вскоре, как в горле застрявшая кость:

в гостях ведь нельзя себя чувствовать дома,
как нам предлагают во время приёма
хозяева разных домов и мастей,
надеясь на скромность приятных гостей.

Поэтому, к счастью, когда мы потом
вернулись в библейский родительский дом,
ценили вдвойне его после потерь,
с восторгом приветствуя: «Шма, Израэль!»

А что до народа, что так непонятно
так рвался туда, чтобы рваться обратно,
то надо воскликнуть любому еврею:
«Спасибо Иосифу и  Моисею -

возвышенным душам, что дали народу
сначала спасенье, а после свободу.
А что до метаний народа вопрос,
привычен истории сей парадокс!


 СТЕНА  ПЛАЧА

В нашей жизни очень много знача,
та стена из великанских плит,
что евреи называют «плача»,
о былом  величьи  говорит.

Здесь о жизни  Бога просим кротко
и записки в щёлочки суём,
здесь мы плачем о судьбе нелегкой
и молитвы Богу воздаём.

Здесь когда-то  Авраам библейский
сына Богу в жертву приносил,
но за верность добрый Бог еврейский
взмах руки с ножом остановил.

На вершине, где к Творцу дорога,
вызывая восхищенья  стон,
чудо-храм еврейского народа
царь воздвиг — мудрейший Соломон.

Этот храм разрушен был врагами,
но потом был возведён второй,
так писал о нём Иосиф Флавий:
« Солнцем храм сияет над горой!»

...Шли века, в сражениях сердито
храм второй  развеявши в пыли,
римские легионеры Тита
здесь свои святыни возвели.

Хоть евреи верили упрямо,
что свята их верности  цена,
но с годами от  святого храма
здесь осталась лишь одна стена.

Жил народ, по прошлому тоскуя,
но арабы, выиграв здесь бой,
две своих мечети, торжествуя,
возвели над Храмовой горой.

Кто гадал в Дамаске или Риме,
что врагов своих сметая в пыль,
со столицей в Иерусалиме
вновь расправит плечи Израиль?!

Страны, океаны, континенты...
Даже издали евреям всем видна
в самые опасные моменты
эта легендарная стена.

Где б ни жил ты в свой период долгий,
от неё не отвернёшь лица,
потому что той стены осколки
с детских лет вонзаются в сердца.

Сознавая нации  значенье,
знаем: в годы мира и войны
всех еврейских душ пересеченье -
у древнейшей храмовой стены.

Если суть всех пожеланий сложим
всей еврейской сказочной страны,
что услышать мы в итоге сможем?
Что в молитвах Богу просим мы?

«Господи!Укрась улыбкой лица,
возвратив священные дары:
нашей славе дай восстановиться,
начиная с Храмовой горы!»

МЕРТВОЕ   МОРЕ

Что за название:
„Мёртвое море“?!
Может в нём  ждут нас
болезни и горе?!

Нет! В тех краях
сообщает народ
не о печалях, -
наоборот:

он называет его
без сомнений
морем здоровья, чудес,
исцелений!

В нём ты лежишь
в благодатной нирванне,
словно  на облаке
иль на диване.

Чистою кожею
радуя глаз,
там исчезает болезнь
псориаз.

Следом за этим  из тела,
хоть тресни,
скоро уйдут
и другие болезни.

Мертвое море -
в особенной силе,
так как соленое самое
в мире,

кроме того,-
ниже всех остальных,
с высшим  итогом
для  разных  больных.

Если ты здесь
занимался леченьем,
будешь тогда уезжать
с восхищеньем.

Вспомнишь не раз
с благодарностью
вскоре
неповторимое
Мёртвое море!

РУССКИЙ  КИБУЦ

Кто теперь мою старость согреет?
Кто заполнит пустующий дом?
Так уж вышло: родился евреем,
чтобы вырасти русским потом.

Вырос, прожил и даже при этом
протянул лучезарную нить...
Для того ль стал я русским поэтом,
чтоб учится опять говорить?

Всем делягам в их хищном накале
до души нету дела ничуть,
но романтикам честным едва ли
дважды сменишь духовную суть.

С детских лет был я русский заложник,
как суворовец, взводный, комбат,
заводчанин, газетчик, киношник,
что в предательстве не виноват.

Жил по русски не хуже всех прочих,
перестал замечать за собой
тяготенье к религии отчей,
стал гордиться такою судьбой.

Я не зря так отчаянно трушу,
если сын мне уехать велит:
слишком поздно менять свою душу
и учить этот древний иврит.

Помешает судьбы моей финиш
и к тому ж, если даже смогу,
мне сначала учить надо идиш,
пред которым я в большем долгу.

Пусть поносят евреев  громилы,
я упрямо твержу всё равно:
в этой жизни до самой могилы
говорить мне по-русски дано.

Не горжусь я сознанием узким,
не прошу за наивность прощать,
ведь дано мне и думать по-русски,
и по-русски весь мир ощущать.

Потому я уеду при жизни,
увозя старой памяти груз,
если будет на новой Отчизне
кроме прочих и русский кибуц.

Превращая еврейскую землю
в  благодатных деяний края,
в тот кибуц бы примчались немедля
очень много таких же, как я.

Помогая и детям и жёнам,
мы б всё больше входили б во вкус,
сделав гордым своим бастионом
этот  русско-еврейский кибуц...

     ИУДА   ИСКАРИОТ

Мне страшно говорить кощунственные вещи,
особенно для тех. кто верит в чудеса,
но если ты — правдив, то правде и зловещей
сумеешь посмотреть не в спину, а  в глаза.

Скажу вам прямо: я живу покуда,
мне с детских лет покоя не даёт
со всех сторон оплёванный Иуда,
что всем известен, как Искариот.

Придется ворошить  те  давнишние  лики,
чтоб разгляделась общая  беда,
нарушив суть картин, к которым мы привыкли,
чтоб уточнить  контрастные цвета.

Иисус Христос -велик,  священен, благороден,
красив, правдив и  мудр, всё зная наперёд...
Кто ж из апостолов христианам неугоден?
Один  Иуда, что Искариот.

Но ты представь, пусть усмехнувшись криво,
Христа — не бога,- смертного любя:
он был, как нынче — Кашпировский, КИО
и лишь внушеньем возносил себя.

Иуда ж был умнее и честнее
тех, кто Иисуса принял на «Ура!»,
он признавал: Христос средь прочих — гений,
но понял, что божественность — мура.

«Как самый честный?! - грянет вопль народа.-
Наоборот: его продажней нет,
ведь он врагам Христа преподло продал
за тридцать лишь серебряных монет.!»

«Неправы вы!»- скажу я с огорченьем
и доказать ту истину легко,
ведь неспроста  всеобщим казначеем
друзья избрали именно его.

Из всех других он честным был на диво,
чем заслужил финансовую власть,
и кассу содержал так бережливо,
что и копейка не могла пропасть.

Пускай народ внимательнее будет,
а не твердит, как попка, невпопад:
как ни крути, все фразы — словоблудье,
оценку даст поступку только факт.

«Лишь так,- решил он- справедливо будет!
Лишь так смогу  я  истину узнать,
ведь Бог сомнений честных не осудит,
а самозванца надо наказать!»

Да, он лишь правду разузнать пытался,
чтоб разогнать своих сомнений тьму,
но он не «продавал», не торговался,
те деньги просто сунули ему.

Да, деньги взял, здесь не уйти от факта,
но в этом трудно обвинять его,
ведь вскоре он швырнул их всех обратно,
с презреньем плюнув в это серебро.

В одном его лишь упрекнуть могу я:
в правдивой, но раздвоенной душе
и в лицемерной сути поцелуя,
что стала нарицательной уже.

Он крикул бы без всякого притворства:
«Не верю я в божественность его!
Пускай своё докажет превосходство!
Внушенье это! Только и всего!»

Да, так не смог...Но почему? Подумай:
он трусом был? Трус  петлю обойдёт...
Боялся он своей ошибки грубой
и сомневался истины насчёт.

Но даже здесь могу я новой мерой
определить понятие своё:
он целовал Христа, прощаясь с верой
и всё-таки надеясь на неё.

Он сам не ждал подобного итога,
порою веря пастыря устам,
он был бы  рад в Христе увидеть Бога,
но увидал в нём смертного, как сам.

Он в ужасе ответ увидел рядом,
лишившись в жизни высшего всего,
когда беспомощным  висел Христос распятым
и пиками кровавили его.

Он не дождался праздничного дива,
увидел только человек каков,
как отрекались от него трусливо
апостолы  до третьих петухов

И вот тогда, закончив опыт горький,
на день второй вечернею порой
тот, кто душой и честный был и зоркий,
такой же суд свершил и над собой.

Себе не сделав тоже снисхожденья,
ушёл, как говорится, в мир иной,
купив себе души успокоенье
такой высокой самою ценой.

Еще одно для пользы помнить будем,
что пораждало в разные года:
нечестные, бессовестные люди
не лезут сами в петлю никогда.

Два антипода — Павел и Иуда
с Голгофы стали- святоч и изгой:
один других заставил верить в чудо
и, разуверившись, повесился другой.

От одного все дружно нос воротят:
он вывод сделал, лицемеров зля,
что муки совести к блаженству не  приводят,
гораздо ближе к совести — петля.

Другой пример — святой апостол Павел,
что с однодумцами в отсутствие Творца
по сути веру новую возглавил
и выполнил задачу до конца.

Еще обида, я живу покуда,
душе моей покоя не даёт:
за что клеймо предателя Иуды
поставили на весь его народ?

Причем народу этому спесиво,
упершись лбом в кровавый лик креста,
за веру новую не говорят спасибо,
как за апостолов, Марию и Христа.

Понять давно полезно поскорее,
не разрушая к древней вере мост,
что все они, не кто-нибудь, - евреи
со всем набором им присущих свойств.

Так почему ж, Иуды лишь касаясь,
с презреньем восклицали: «Он — еврей!»,
а перед прочими ,такими ж,  преклоняясь,
забыть старались это  поскорей?!

Откуда правде  тех событий взяться?
В глазах евреев неспроста — тоска,
их проклинали: »Вы — христопродавцы!
Вы предали великого Христа!»

А почему бы не сказать, к примеру:
«Нам вас, евреев, трудно не любить:
вы подарили нам Христа и веру,
что помогла язычество забыть!»

К тому ж есть факт, который не забуду,
что весть несёт из давних лет седых
о том, что племя именно Иуды-
честней, смелее   было  остальных.

Иуду же, видать, так зло ругали всюду,
в грязи измазав и со всех сторон,
чтобы никто не пожалел Иуду,
не усомнился в вере, как и он.

Короче, глядя в уникальный случай,
воскликну о Иуде сквозь года:
«Он  из апостолов был, может, - самый лучший,
что шёл всю жизнь за истиной всегда.

Поскольку иудейские порядки
апостолам сменить не удалось,
то с новой верой, необычно яркой,
к другим народам был проложен мост.

Поймём пред тем, как нам поставить точку,
куда тянулась рассуждений нить:
что может коллектив и одиночка,
как одиночку просто очернить.

Мне верится: не зря в таком экстазе,
припомнив все легенды о Христе,
я смыл с Иуды хоть немного грязи,
чтобы виднее стали лица те.

Ужасно быть судьей в такой беде, покуда
вся трудность в равновесии здесь в том,
что на одном конце, прозревший вдруг, Иуда,
в другом — вся вера с божеством Христом.

Чтоб та картина не была наивной,
то всех евреев взяли в оборот,
ведь  равновесье  выглядит солидней,
когда с Иудой — весь его народ.

Чтоб оправдать Иуду - нету шанса,
хоть совесть у посредника чиста:
коль прав Иуда, значит все христианство
живёт не верой, - вымыслом Христа.

Хоть сердце неприятностей боится,
я снял с Иуды  тяжкий вечный грех,
был всё же должен кто-то заступиться,
ведь он оболган в мире больше всех.

Поймите для защиты  повод веский,
ведь я совсем не с верою борюсь:
к христианской вере, как и к иудейской,
я только, как к легендам отношусь.

Кому ж легенда всё же душу греет,
скажу душевно, подводя итог:
«Кто хочет верить, пусть конечно верит!
В том добром деле — помоги вам Бог!»

Не зря он дарит виды рая ,ада,
не зря мудрец сказал: » Они — не чушь!
Коль Бога нет, его придумать надо,
ведь он  покой несёт для наших душ!»


               
ИУДИНА  СМОКОВНИЦА

Когда понять пытаемся:
за что так долго маемся,
за что так ненавидели
еврейский наш народ,

всё чаще болью полнится
Иудина смоковница,
что два тысячелетия
покоя не даёт.

Нечестным кто бывает,
казну не доверяют,
предатель за поступок
не стал  себя б корить,

тем более, поверьте,
себя немедля к смерти
предатель преподлейший
не мог приговорить.

Его пытливый разум
хотел понять всё разом,
толкнув на путь опасный
настырного бойца,

который не был весел,
а сам себя...повесил,
ту правду долгожданную
познавши  до конца.

Чем больше разбираешься,
тем больше сомневаешься:
а не был тот Иуда
умом и сердцем чист,

где стал он, как  единственный
из осознавших истину,
апостол неудавшийся
и первый ...атеист?!

    7 января 1858 года родился отец современного иврита

ЭЛИЭЗЕР   БЕН — ЙЕХУДА

Израиль одним языком говорит,
основой которого — древний иврит,
что там  возвратил, как великое чудо,
еврей Белоруссии -  Бен-Йехуда.

За то,что на это он жизнь положил,
стараясь из всех своих слабеньких сил,
его называют потомки открыто
отцом современного чудо-иврита.

Жаль четверти века ему не хватило
узрить  воссозданья  Израиля диво,
но с детства евреи твердят до седин:
он — житель Израиля  номер один...


ПРОЩАЛЬНЫЙ  МОНОЛОГ

Кончая свой житейский век,
хочу сказать устало:
«Меня любила больше всех
моя бабуся Сарра.

Внучка послушного ценя,
от всей души, красиво
с бабулей той любил меня
и мой дедуля — Симон.

Хоть и давно их нет в живых,
во снах вдруг посещают,
лучи любви от них двоих
мне душу освещают.

Нередко заверяя их
в любви ответной, гордо
целую лица дорогих
со старенького фото.

Я знаю: это — не игра:
они своей порою
придут и скажут мне: »Пора!
Пришли мы за тобою!»

Я им обрадуюсь вполне,
нисколечко не струшу,
ведь вера в это чудо мне
всё больше греет душу.

Пойму: то — радость, не беда,
здесь унывать — не гоже,
воскликнет бабушка тогда:
«Как вы с дедулей схожи!»

Войдем  в бессмертья карусель,
счастливые, как дети,
и будем  радоваться  все,
что чудо  есть на свете...


АБРАМОВ  МЫС

Из всех причуд,
что мне встречались с детства,
что видел я и вдалеке и близ,
мне больше прочих
растревожил сердце
в далеком Мурманске
его Абрамов мыс.

Когда в порту,
через залив напротив,
скалистый профиль мыса  изучал,
при каждой встрече
множество вопросов
ему , как-будто брату,
посылал.

Когда и кто?
Зачем здесь обитал он-
еврей какой-то с именем Абрам?
Ведь мыс тот до сих пор -
необитаем:
утёс, вода
да чаек тарарам.

За что любил он
этот берег дальний,
ведь есть для жизни
села, города?
За что южанина
на этот Север крайний
забросила
суровая судьба?

Немало нас
к романтике бежало,
меняя годы, милых и дела:
родня скиталась
до Биробиджана,
меня  ж  к себе
Камчатка позвала.

Зуд странствия
давно известен многим,
в ком романтизма лучик
не потух,
но чтобы жить
в безлюдье  одиноком
среди снегов,
здесь нужен
мощный дух.

Стал домом здесь
скалистый мыс высокий,
там где не ждали
крыша и еда,
чтоб здесь Абрам
перешагнул все сроки,
и  в Мурманске остался
навсегда.

В краю суровом
счастье знал едва ли,
но он упрямо
одиноким жил:
раз именем его
тот мыс назвали,
то он такое
жизнью заслужил.

Хоть, может, зря
его понять пытаясь,
кричу ему
сквозь чаек тарарам:
«Я пред твоей  судьбою
преклоняюсь,
еврей упрямый
с именем Абрам! «

ДВОЙНОЙ  ПРАЗДНИК

Нам всюду свойственен успех,
такой уж мы народ,
у нас, к примеру, раньше всех
еврейский Новый год.

Устав от радостных даров,
спешим опять начать,
чтоб с христианским миром вновь
их Новый год встречать.

Так каждый раз почти подряд
сквозь грозди новых лет
нам «С Новым годом!» говорят
и «С новым счастьем!» вслед.

Не зря так весел наш народ,
не зря гордится этим,
ведь на какой-то Новый год
мы счастье, вправду, встретим.

Так счастье  призраком своим
не зря несёт  приятность,
у нас для редкой встречи с ним -
двойная вероятность!


ЕВРЕЙСКАЯ НИТОЧКА

Несёт обиды жжение
нерадостная весть,
что даже среди  гениев
антисемиты есть.

На это без сомнения
скажу  прилюдно  так:
«Смешно ругать нас гению,
коль гений — не дурак!»

Уверен я, как многие:
хоть он — антисемит,
в его генеалогии
еврейский корень скрыт.

Копни любого гения
с его роднёю всей:
хоть кто он, тем ни менее,
хоть чуточку — еврей.

Уверен я без шуточек,
что возводя успех,
еврейской крови «чуточка»
старалась больше всех.

Её большое рвение,
причем, со всех сторон,
вручил в наследство  гениям
библейский Соломон.

Коль гений в злобе корчится,
евреев не любя,
мне крикнуть очень хочется:
«Взгляни во-внутрь себя!

Исследуй на минуточку
еврейской  крови нить,
чтоб эту нашу «чуточку»
за вклад  благодарить!»

И Д И Ш

Он нынче, как-будто  подкидыш,
несчастный имеющий вид,-
язык наших прадедов — идиш,
что ныне — почти  позабыт.

В долгу перед ним навсегда мы,
хоть совесть чиста оттого,
что даже и папы и мамы
на троечку  знали его.

За то, что в тисках интереса
мы смылись в удобный момент,
прости нас, Москва и Одесса
и Киев прости и Ташкент.

Чтоб жить без страданий могли мы,
чтоб каждый к  удобствам  привык,
простите нас, предков могилы,
и идиш — родной их язык...

ЕВРЕЙСКИЕ  МОГИЛЫ

Таких неугомонных
на свете больше нету,
так часто мы  душою
витаем в облаках,
еврейские могилы
разбросаны по свету,
найдешь их в самых дальних ,
забытых уголках.

Когда родные живы,
еврейские могилы
такой любовью дышат,
что через гроздья лет
все камушки рядами
любимой шепчут маме:
«Спокойно спи, родная!
Ты не забыта, нет!»

Взъерошив  наши лица,
расслабилась граница,
чтоб  мы к богатым странам
прокладывали путь,
а старые могилы
почти что позабыли,
хоть боль воспоминаний
пронизывает грудь...


ЕВРЕЙСКИЕ  МАМЫ

Еврейские мамы, еврейские мамы...
Когда мы больны или печальны когда мы,
готова любая, чтоб выручить нас,
отдать своё сердце и почку и глаз,
чтоб снова ребенок был весел, здоров,
забыв про печали и про докторов.

Лишь стоит ей стон наш услышать едва,
примчится мгновенно, покуда жива,
чтоб всё разузнать и советом помочь,
чтоб выручить быстро и сына и дочь,
так всюду привычно  сумеет успеть
что  ей помешать в этом может  лишь смерть.

Еврейские мамы, еврейские мамы...
Пред вами вину понимаем когда мы,
то чаще всего вам о том говорим,
когда не на вас, а на фото глядим
иль двигаем камушки, что положили
на вашей, слезами омытой, могиле.

А, впрочем, и там, где покой вам показан,
коль мамину душу тревожим рассказом,
она нас услышит, поймёт и в ответ
всегда нам поможет, дав дельный совет,
так миром наполнит и душу и дом,
что мы просветленными ходим потом.

Еврейские мамы, еврейские мамы...
Кто может сравниться заботами с вами,
кто может для всех нас в семейном пути
любовью и верностью вас превзойти?
Ответим, другие ворочая камушки:
«Одни только наши еврейские бабушки,-
такие для всех нас святые творенья,
что просят отдельного стихотворенья...


В ночь с 9 на 10 ноября 1938 года фашистами были сожжены почти  все синагоги Германии, а  также разбиты стекла  многих еврейских домов и магазинов.

        ХРУСТАЛЬНАЯ  НОЧЬ

Слова-то какие: »Хрустальная ночь!»,
а  суть – это ужас, заливший дороги,
поскольку нельзя было  людям  помочь,
когда запылали вдруг все синагоги,

когда дом еврейский – разрушен, палим,
вдруг сделался страшным  евреям повсюду,
где стекол осколки окон и витрин
хрустально искрились средь надписей  „JUDE!“

...Вот как  начиналась  большая беда,
что ум разьедала сильней,чем короста:
хрустальная ночь очертила тогда
начало гонений, войны, Холокоста.

Не зря вскоре тоже потери неся,
немецкие матери в страхе дрожали,
когда запылала Германия вся
в ответно- смертельном военном пожаре.

Так начал фашизм беды давних годов,
еврейский народ Холокостом калеча...
Почти что ушло поколение то,
ведь семьдесят лет – это жизнь человечья.

Хоть память о зверствах  фашистских - сильна,
но взгляды меняются в нужные сроки:
Германия ныне – другая страна,
что хочет не жечь,- возводить синагоги.

Сквозь беды минувшие, судьбы, года
должно человечество твердо добиться,
чтоб эта  «хрустальная ночь»  никогда,
нигде и ни с кем не могла повториться.

Как прошлое памятью вновь ни зови,
пусть будет тот страх навсегда  удаленным,
хрустальная ночь все красоты свои
пусть дарит романтикам лишь и влюбленным!


27 января — Международный  День памяти жертв Холокоста.

Х  О  Л  О  К  О  С  Т

Ненависть...Его основа -
миром  проклятое  слово,-
то, что  к  аду строит мост :
в нём — такая  боль    народа,
что не ведала природа
до фашизма... Холокост.

С ним фашизм до смерти дожил:
«Всех евреев уничтожим!
Палачи добро творят!»
Хоть ни в чём не виноваты
были люди, всё же каты
убивали всех подряд.

Всех владельцев жёлтых меток:
женщин, стариков и деток
пуля смертная ждала,
что за те четыре года
из  еврейского народа
шесть  миллионов  увела.

Хоть немецкая  Отчизна
стёрла  свастику  фашизма ,
та  беда  грозит вдали:
есть пока её фанаты -
многочисленны , богаты,
что готовят смерть Земли.

Чтобы их смести, как нечисть,
людям, дружно сдвинув плечи,
нужно  сделать так всерьёз,
чтоб в земных пределах всюду
позабыть пришлось бы  люду
даже   слово :  « Холокост «...


  В киевском Бабьем Яру фашисты  расстреляли  более  ста  тысяч  мирных жителей только за то, что они были евреями.  Началась эта трагедия 29 сентября 1941 года.

           Б А Б И Й    Я Р
              / п о э м а /
                1.
 Троллейбус мягко по асфальту катит,
осенний день и нежен и красив,
вокруг деревья  в золотистых платьях
танцуют  вальс под радостный мотив.

Прекрасно всё : и близкое и дали,
в ответ улыбки украшают люд:
мы, пассажиры, как в концертном зале,
где главный номер — солнечный салют.

Картины в окнах, изменяясь ловко,
всех восхищают, как бесценный дар,
но вот — очередная остановка,
водитель объявляет: «Бабий Яр!»

                2.
Мгновенно в мире стало вдруг неладно
и музыка замолкла невпопад,
а память наша зло и беспощадно
из рая перебросила нас в ад.

Послышались беды далекой звуки:
проклятья, крики, пулеметов стук,
из под земли к нам протянулись... руки,
все двести тысяч  вопиющих рук.

И молча отшатнулись пассажиры,
осознавая в этот миг едва,
что нет войны, что все мы, к счастью, живы,
что то не руки — буйная трава.
                3.
Уже не с песней,- с яростью мужицкой,
что, закипая, отомстить велит,
троллейбус  танком  мчит Дорогожицкой -
той самой, по которой их вели.

Они, обнявшись, шли без лишних звуков,
диск солнца был черней, чем антрацит,
шли женщины, вели детей и внуков,
чтоб встать пред пулеметом. Геноцид...

За что их так? Чем заслужили это,
чтоб так жестоко брали в оборот,
гоня, как скот на бойню, без ответа
когда-то, Богом избранный, народ?!

Свою судьбу препоручая Богу,
под общим, страшным, жертвенным венцом
взошли сто тысяч на свою Голгофу,
где их распяли огненным свинцом.

Мадонн с детьями, безвинных и прекрасных,
свинцом смертельным столько посекли,
что получилось: вовсе не напрасно
тот Яр когда-то Бабьим  нарекли.

Вбивали пули в руки, груди, лица,
кося мадонн с младенцами в руках...
Неужто это может повториться,
пусть не сейчас, когда-нибудь, - в веках?!

Неужто пусть за дальними горами
ударят пулеметы той поры,
чтоб  женскими и детскими телами
равнять разнообразные яры?!
                4.
«Не может быть!»? Но видно и незрячим,
что есть над чем задуматься всерьёз:
здесь до сих пор глаза иные прячут
от злой ухмылки, - не стыдливых слёз.

Чужое горе их злорадством греет,
им невдомёк, как страшен тот урок,
им кажется: он только для евреев,
от них же он  и их детей — далёк.

Представьте, люди, в этом месте грустном,
что так поступят с вашим малышом
за то одно, что он родился русским,
чеченцем, немцем, сербом, латышом.

Чужое горе может крикнуть ближе,
ударить даже, стоя вдалеке,
ведь под одной  небесной нашей крышей
все наши судьбы — в общем узелке.

Коль вырос не духовным ты калекой,
пред Бабьим Яром склонишься, скорбя,
ведь если ты родился человеком,
чужая боль пронижет и тебя.

Ведь в том Яру в ужасную годину
безвинной крови столько пролилось,
что через двадцать лет, прорвав плотину,
святая кровь омыла нас насквозь.

Омыла так безжалостно и ловко,
что до сих пор, припомнив этот ад,
так на Сырец зло смотрит Куренёвка,
что прожигает спины этот взгляд.

Пусть Бабий Яр срывает с нас беспечность,
пускай гремит набатом без конца,
пускай на чистоту и человечность
он проверяет лица и сердца.
                5.
Он проверял и нынче проверяет,
он говорит: «Все нации - равны
и лучше, хуже наций не бывает,
как не бывает радостной войны.

Несхожесть наций не плоха, - похвальна,
она — букет редчайшей красоты,
ведь каждая из наций — уникальна
и  все  — неповторимы, как  цветы.

В любой из наций, тайны не открою,-
из антиподов сложены концы:
в одном конце — великие герои,
в другом —  бандиты, воры, подлецы.

Пусть Яр  музеем станет поскорее:
такой кошмар не может быть забыт,
пусть помнит  всё, что вынесли евреи:
и страх и смерть и унижений стыд.

«Фашизм повержен? Радуйтесь, евреи,
в стране великой строя  коммунизм!»
Но радость меркнет, если рядом веет
душок фашистский — антисемитизм.

«В живых остались?Это очень мило!
Без жёлтых звёзд даны вам  все права!»
Но тут же эти звёзды заменила
всё та же злая пятая графа.

Зиял обрыв, как грубое надгробье...
«Над Бабьим Яром памятников нет!»-
набата громче грянул средь злословья
твой «Бабий Яр» , любимый наш поэт!

Но спала совесть сталинских сыночков,
хоть мир  шумел, что это — стыд и срам!
...Прошло каких-то тридцать пять годочков
и памятник поставили...не там!

Поставив, даже сделали больнее:
кому поставлен? Ясно стало всем:
кому угодно, только не евреям.
Пускай — не там, но почему — не тем?!
                6.
Тогда лишь изменилась вся картина,
без лицемерья делая дела,
когда, расправив плечи, Украина
свою свободу, вправду, обрела.

И лишь тогда, спустя уже полвека,
здесь зазвучал  пронзительный аккорд
и над святыней, трепетной, как Мекка,
склонились президенты и народ.

И лишь тогда, смывая тень позора,
под старый и трагический мотив
взметнулась здесь еврейская минора,
своим огнём то место освятив.

Да, Бабий Яр от края и до края
всем показал  за свой  недолгий век
на что способна ненависть слепая,
когда бесчеловечен  человек.

Об этих жертвах — детях и мадоннах
не зря полвека бьют колокола:
сто тысяч здесь — лишь часть шести миллионов,
что в ту войну  Европа погребла.

Пусть   крик любой  девчонки  и мальчишки,
которым в Яре  каждый куст томим,
накопится  в  гигантской телевышке,
как обелиск, взметнувшейся над ним.

Пускай она и зло клеймит и косность,
чтоб не вернулся ужас прежних дней,
пусть, как стрела, нацеленная в Космос,
грозит Вселенной  памятью своей...



       «ТУМ  БАЛАЛАЙКА !»

Ну-ка, быстрее друзей собирай-ка,
дружбой сердца при общеньи согрей:
«Тум балалайка, шпиль балалайка!»-
песни еврейской ведь нет веселей.

Песня та праздник всегда означала,
смысл ей особый на свадьбах был дан,
где самым ярким припевом звучало:
«Шпиль балалайка! Фрейлекс зон зайн!»

Но с сорок первого страшного года
дан ей фашизмом особенный рост:
траурной стала  она для народа
в лагере смерти, где был Холокост.

К газовым камерам  Хайка и Райка
шли под веселые эти слова:
«Тум балалайка, шпиль балалайка!»,
чтоб не печалилась их голова.

Хоть много лет с той поры и минуло,
песнь эта  если звучит средь затей,
вижу на фоне веселого гула
наших , на казнь обреченных, людей.

Женщины шли, старики, даже дети,
в сердце храня и любовь и мечту,
чтоб, повстречавшись с фашизмом на свете,
смерть принимать, слыша песенку ту.

Вот почему знатоков, так и знай-ка,
даже теперь потрясает всерьёз:
«Тум балалайка, шпиль балалайка!»-
песня улыбки, соленой от слёз...

               

Осенью 1941 года почти во всех городах и сёлах Украины был свой страшный «Бабий Яр»,
как и в селе  Жовтневе  Хмельницкой области.

ЕВРЕЙСКИЕ  ДЕТИ

Когда вели евреев на расстрел
к лесной далёкой внутренней поляне,
у мам была единственная цель:
спасти детей,толкнув их в сумрак ранний.

Кому затея эта удалась,
светлели у последнего порога
и, перед страшной ямой становясь,
за доброту благодарили Бога.

Но лишь утих там пулеметный гам,
как оказалось к общей их печали,
что этим детям не прожить без мам:
они не раз к той яме подбегали

и убегали снова и опять
вновь возвращались к мамам и упрямо
их продолжали неустанно звать:
«Я — Циля,..Миша,.. Катя ! Мама! Мама!»

Святая материнская любовь
настолько стала  детям их опорой,
что потрясал  ту яму жуткий зов,
и мертвых мог бы разбудить который.

Не верилось, что могут мам убить,
за верой и надежда появилась:
на крик, что мам пытался разбудить,
земля могилы страшно шевелилась.

И днём и ночью раздавался крик,
что вдруг взлетал над лесом, как ракета,
потом ослаб он и совсем затих,
всё время оставаясь без ответа.

Кружили дети у печальных ям,
пока их вновь фашисты не поймали,
но так и не смогли покинуть мам,
без них уйти в пугающие дали.

Они остались с ними до конца,
как будто для того здесь появились,
чтоб после автоматного свинца
их души наконец соединились.

Так завершив страдания свои,
убитые фашиствующим сбродом,
над ненавистью встали две любви,
чтоб потрясти  Вселенную уходом.

...Полвека там карёжится земля,
сердца пронзая скромным обелиском:
год сорок первый, ужас сентября,
село Жовтневе на земле Хмельницкой.


КОРОЛЬ ХРИСТИАН ДЕСЯТЫЙ

Как велика у короля ответственная роль
быть справедливым, исключив предательство и спесь!
...В безумном мире был тогда единственный король,
которому его народ в стране был дорог весь.

Была война, была страна, поникшая от ран,
которую поработил могучий, подлый враг,
что был готов евреев всех поубивать и там,
но той малюсенькой страны король ответил так:

«Немало наций здесь живёт, что составляют наш народ,
который гуманизмом горд, тем, что едина Дания,
который знает наперед: и в радостный и в страшный год,
его, как общий жребий ждёт  и радость и страдания.

Коль Гитлер жёлтую звезду решил надеть на тех,
в ком кровь еврейская течет, чтоб их потом убить,
пусть знает: жёлтая звезда касается меня и всех,
поскольку в Дании крепка связующая нить!»

Надел он желтую звезду, чем и народу показал,
что верен всем, кого в стране датчанами зовут,
никто в затее адской той фашистам помогать не стал,
поскольку честь родной страны датчане берегут.

Евреям помогали здесь уехать за кордон
и этим жизнь почти что всем евреям сберегли,
хоть нелегко и им пришлось почти со всех сторон,
но здесь еврейское жильё надёжно берегли.

С тех давних пор любой еврей в любой стране планеты всей
со словом Дания связал слова «Люблю!», «Ценю!»
и в общей памяти хранит всегда  надёжно, как  гранит,
бессмертный памятник  тех лет стране и королю.

Да, Христиан Десятый тот в еврейской памяти живёт,
поскольку он в большой беде для нас был другом верным,
за нас испытывая боль, как благороднейший король,
что    титулом  десятым был, но по морали — первым...


12 июня 1929 года  родилась Анна Франк
      АННА  ФРАНК

Известен всем печальный факт,
что принесла  война-злодейка:
над миром встала Анна Франк,
всего лишь девочка -еврейка.

Тогда военная гроза
девчонку испугала крайне,
что восемьдесят лет назад
родилась в Франкфурте-на-Майне.

Сковзь ту  войну и геноцид,
что гитлеровцы развязали,
сейчас та девочка сидит
в мадам  Тюссо музейном зале,

где заполняет свой дневник
о страшной жизни, восковая,
чтоб после мир в страданья  вник,
что испытала та — живая.

Слезу на девичьей щеке
хоть редко видел мир тот дикий,
записки в этом дневнике,
как акт  вины фашистской клики.

Когда в пятнадцать лет она
в  канцлагере  рассталась с жизнью,
не зря фашистская вина
мир поразила и Отчизну.

Мир ту девчонку не забыл,
что навсегда осталась рядом:
взгляд этой девочки на мир
стал взглядом ангела над адом.

К  ней по оставшимся следам
и  в дом-музей  ведет дорожка
в голландский город Амстердам,
что тоже сблизит нас немножко.

Когда, зайдя и в этот дом,
сочувствий каждый наберется,
то  девочка на свете том
нам благодарно улыбнется...


ЦЕНТР  СИМОНА  ВИЗЕНТАЛЯ

Про беду евреев зная,
он растроган был до слёз,
шла вторая мировая,
что фашизм тогда принес.

Как нацисты мордовали!
Но потом пред ними  встал
Центр Симона  Визенталя,
нерушимый, словно сталь.

Наци, прячась бесконечно,
изменяют внешний вид,
но дела их Центр  навечно
в строгой памяти хранит.

Тридцать лет им портит нервы,
обьявив войну всем им,
где Лос-Анджелес был первым,
следом — Иерусалим.

Чтоб  убийцам быть в ответе,
он их  всюду находил:
больше тысячи из этих
за решетку посадил.

Так он будет строг и дале,
находя  убийц во мгле:
Центр Святого Визенталя -
перст  Господний на Земле.


ЕВРЕЙСКАЯ  СТОЛОВАЯ

Чтоб под старость
жил без грусти я,
есть столовая
«Индустрия»,
где готовят нам упрямо,
как  шеф-повар ресторана,
где питаюсь я приятно
и, притом,- совсем бесплатно.

Потому, отбросив грусть,
на Федорину молюсь,
что заботлива на-диво,
как директор коллектива,
и хвалю за их старанья
всех работников питанья,
что душевностью согреты -
от Ирины и до Светы.

Потому в родном краю
горячо благодарю
за лучистый горизонт -
добрый Хэсэд,
щедрый Джойнт,
что открыли
в буднях новых
множество
таких столовых,

проявив заботы матери
в годы дикой
демократии,
чтоб еврейские обеды
облегчили наши беды,
заполняя хоть раз в  сутки
все еврейские
желудки!

г. Киев, 1994год,
Рядом с метро «Шулявская».



ЕВРЕЙСКИЙ  ЭМИГРАНТ

Оказавшись в Германии бедственно,
я по ней, восторгаясь, иду,
так красиво вокруг и торжественно,
ничего не пророчит беду.

Здесь живу, как у Бога за пазухой:
сыто вскормлен, добротно одет,
и в  квартире бесплатной, где музыка,
недостатка хоть в чём- нибудь нет.

Отчего мне такая награда,
что не знаю печального дня?
Здесь и лечат бесплатно, коль надо,
похоронят бесплатно меня.

Лишь припомню свою Украину,
чей всегда был почтительный сын,
как она только нищенство сыну
поднесла за труды до седин,

этим самым заставив невольно
вникнуть в смысл эмигрантских затей,
как становится стыдно и больно
за  обманутых властью  людей.

Да,  лишь  Гитлера время  настало
средь фашистской армейщины всей,
самым страшным проклятием стало
смертоносное слово «еврей».

Приговор подписавши заочно,
нас с бабулей, мамашей, сестрой
расстрелять было велено срочно
в сорок первом, осенней порой.

На  руках мама дочку держала,
помогал я бабулю вести...
Только чудом из Бабьего Яра
нас соседи успели спасти.

Позабудем друг друга скорей мы,
чем забудется эта беда:
лишь за то, что мы были евреями,
миллионы погибли тогда.

По веленью  мальчишьего сердца
был я искренно местью томим:
тоже буду расстреливать немца,
лишь за то, что родился таким!

Годы шли и в воинственном пыле
осознал я, от накипи чист,
что совсем не синонимы были
слово немец и слово фашист,

хоть по-прежнему долгой порою
о Германии думалось так,
что она — за железной стеною
и  в потенции всё-таки — враг.

Разве мог я, вступая в беседу,
угадать на любом вираже,
что когда-нибудь к немцам приеду
без злопамятной боли в душе,

что приеду туда для спасенья,
украинские беды кляня,
стану очень высокого  мненья
о народе,что принял меня.

Хоть меж нами — печальная повесть,
по заслугам звучит этот стих:
есть у немцев и честность и совесть,
что в ответе за предков своих.

Очищенье — редчайшее свойство,
как пред этим порой ни греши:
в  искупленьи грехов — благородство,
если это — от чистой души...

ФЛАГ ЕВРЕЙСКИХ СТАРИКОВ

Флаг Германии такой:
чёрный, красный, золотой.
Каждый цвет имеет смысл,
но порой шальная мысль
возникает у меня,
краски жизни сохраня.

Разглядит любая призма:
немцам чёрный — от фашизма,
а у нас, — когда бедны
от разваленной страны.

Если в мыслях не напрасно
поменяю черный с красным,
станут цвета этажи
флагом жизни и души.

С детства я немало лет
видел флагов красный цвет,
сам стал «красным», но потом
чёрный цвет вошел в мой дом
в год, когда зажили мы
на  развалинах страны,

чтоб я стал, совсем без пищи,
стариком больным и нищим,
хоть полвека рвал я жилы,
строя монумент фальшивый,
чтоб потом с предлогом веским
стать мне беженцем еврейским.

Я теперь твержу ретиво:
«Флаг Германии, спасибо,
что взметнулся надо мной
полосою золотой,
чтоб кончал я жизнь свою,
словно в сказочным раю!».

Да, судьбы мой флаг такой:
красный, черный, золотой,
где видны мне без сомнений
трёх периодов ступени,

что сроднились в годы данные
с флагом нынешней Германии,
где две верхних полосы
поменялись для красы,
чтоб всю жизнь мою, как в сказке,
сделать в правильной окраске.

Так и взвился над судьбой
флаг Германии  и  мой.
Хоть и может флаг мой зыбкий
вызвать грустные улыбки,
для еврейских стариков
здесь он — истинно таков!
 
Коммунизм — главный праздник  Отечества  Никита Хрущов
обещал нам отпраздновать в 1980 году.

ГЕРМАНИЯ,  СПАСИБО!

О, коммунизм! Как о тебе мечтали
в стране советской, что любила петь,
где  нас в труде жестоко напрягали,
платили же – лишь чтоб не умереть.

Хоть обещали коммунизма маги:
«При жизни будет он сооружен!»,
хоть рвали жилы честные трудяги,
но коммунизм остался миражом.

Вела к нему доверчивость святая,
которой долго славился народ,
но  коммунизм, всё время отступая,
обманывал  людей, как горизонт.

Кто б мог подумать,что страна такая,
где в прошлом — диктатура и фашизм,
нам предоставит, как в раздольях рая,
почти что долгожданный коммунизм.

Не представляла прежняя Отчизна
своих потуг печальнейший удел:
«Бродил Европой призрак коммунизма»,
что, наконец, в Германии осел.

Здесь в социале при солидном стаже
бесплатный гарантируют уют
трудягам, старым, безработным даже
почти что по потребности дают.

Кремлю же коммунизм такой был нужен,
что если б даже был бы он зачат,
то при сравненьи стал  бы  там он  хуже,
чем нынче – здесь, хоть тут о нём  молчат.

А потому, ценя такое диво
на новой нам – немецкой стороне,
мы говорим  душевное: »Спасибо!»
своей , всерьёз заботливой,  стране.

Здесь всё – не так, как у былой Отчизны,
не зря вел путь к своим былым  врагам:
здесь мы живём – почти при коммунизме
с особенной заботой  к  старикам.

Бесплатная квартира и продукты
и  медицина , а  к тому  ж  ещё -
уборка комнат, здесь живёшь без мук ты:
стихи ведь пишешь, так тут хорошо!

Большое дело немцы совершили,
построив коммунизм для стариков!
Пока у вас проблемы не решили,
порадуйтесь за бывших земляков!

   ФЕЛИКС  МЕНДЕЛЬСОН
«Свадебный марш»

Ярко, красиво, весомо,
с  щедро открытой душой
«Свадебный марш Мендельсона»
праздник венчает большой.

Лучшего марша  корона
это – огромный задел:
«Свадебный марш Мендельсона»
честно корону надел.

Феликс  в семнадцать лишь  создал
марш, что светлей не найти,
вздыбив величие к звездам,
чтоб  в тридцать восемь  уйти.

С первого марша в Берлине –
двести  годочков почти,
в  той музыкальной  картине
пары, попробуй, - сочти.

Марш  этот -  вроде салюта,
где  познаются друзья,
и  без него свадьбу  чью-то
даже представить нельзя.

Стал этот марш, как основа
счастьем  наполненных чаш,
чувством  высокого  зова
женит счастливцев сей марш.

Скажет от чистого сердца,
множество  радостных пар:
«Слава еврейскому немцу
за замечательный дар!»

Впрочем, в суть дела вникая,
думай о факте  таком:
к свадьбам  других  призывая,
прожил он... холостяком!


ЧАРЛИ   ЧАПЛИН

Единственный из всех артистов,
единственный из всех творцов
вошёл в сердца  к нам так лучисто,
пленив и юных и отцов.

Весь мир кино довольно зыбкий
давно привык уже всерьёз,
что губы чаплинской улыбки
нередко мокрые от слёз.

Оставил миру, как находку,
чтоб мир его забыть не смог,-
глаза, улыбку, трость, походку,
усы, штиблеты, котелок.

В кино, как нынче ни пари ты,
как ни тянись ему  вдогон,
но на вершине пирамиды,
как Бог кино, конечно, ОН !


ШОЛОМ-АЛЕЙХЕМ

Жил на свете Рабинович,
что имел туберкулёз,
потому двойную горечь
он всегда по жизни нёс.

Хоть к тому же эмигрантом
стал тот хиленький еврей,
«Человек велик талантом!»-
доказал он жизнью всей.

Хоть с трудом он шёл до двери,
если боли тело жгли,
«Мальчик Мотл»,»Молочник Тевье»
всю планету обошли.

В темень видим  очень поздно
все  еврейские черты ,
что «Блуждающие звезды»
освещают с высоты.

Волны славы в век предолгий
пронесли творений суть
с Переяслава  к Нью-Йорку
и опять в обратный путь.

Он сумел средь вечной бури
так сплести творений нить,
в мировой литературе
чтоб еврейской — тоже быть.

Так вознесся в мире этом,
видный сёлам-городам,
наш гигант — Шолом-Алейхем,
говорящий: «Мир всем вам!»


       ЮРИЙ   ЛЕВИТАН

Сто лет назад родился человек
особенной, немыслимой цены,
что был известен весь горячий век,
как главный голос всей большой страны.

Он ехал из Владимира в Москву,
поскольку там артистом стать мечтал,
но не везло в том творчестве ему:
там диктором  совсем случайно  стал.

Вождь, перед коим трепетал народ,
вдруг услыхал по радио его
и приказал, чтоб звучный голос тот
стал основным для главного  всего.

Так начинал карьеру наш герой,
которого признал потом весь свет,
которому той  давнею порой
исполнилось лишь девятнадцать лет.

Когда войны нагрянула беда,
четыре года город и село -
все трепетали, слушая тогда
его на сводках Совинформбюро.

«Мой личный враг под номером один!-
так клялся Гитлер жаркой той поры.-
Войдя в Москву , его не пощадим:
повесим первым, Сталина — вторым!»

Не вышло, к счастью, страшных тех  картин:
мир с Левитаном в радости парил,
когда он про  поверженный  Берлин
и про Победу  гордо говорил.

Полвека так он вёл работу ту
и хоть всегда одною ею жил,               
но всё-таки, осуществив мечту,
«Народного артиста»  заслужил...

АКАДЕМИК  ЛЕВ  ЛАНДАУ

Мудрый физик Лев Ландау -
Нобелевский  Лауреат
поиметь из разных фрау
всех красоток был бы рад.

Он твердил: науки нити
тянут похоть из него
и количество открытий
соблазненным им равно.

Потому, коль хочешь в жизни
много важного достичь,
надо к  похоти  в Отчизне
всех красоток приучить.

Главным бабником в округе
был он, зная почему:
много подарил науке,
много девушки -  ему.

Мир сносил тот цирк покорно,
чтоб он быть счастливым мог,
подводя с  женою Корой
каждый месячный итог.

И она в совместной жизни
знала: это не буза:
похоть ведь  для мудрых мыслей
отпускает тормоза.

Так и жил на зависть света
там, где страсти взрыв таят,
в ожиданьи, что за это
станет дважды Лауреат.

Не дождался, но то дело
дал коллегам поддержать,
чтоб его в науке смело
с пользой дальше продолжать!      


АРКАДИЙ  РАЙКИН

Как ни крути над поколеньем глобус,
мы скажем, видя многое вдали:
«Аркадий Райкин — самый светлый образ,
что мы с любовью в жизни пронесли.

Какие б ни рассказывал он байки,
что только б ни выделывал с собой,
услышим имя  лишь : Аркадий  Райкин,
и улыбнется радостно  любой !»



МИХАИЛ   КАЗАКОВ

Между двух больших веков
заложил искристо
Михаил наш Казаков
память об артисте.

Плюс к тому, известно всем:
заложил он вскоре
память о прекраснейшем
кинорежиссере.

Хоть тех фильмов — только два,
звёзды для народа:
«Безымянная звезда»
и его «...ворота».

И к тому же наконец
в тех победных списках:
Казаков — ярчайший чтец
классиков российских.

Хоть ушёл он  в тьму веков,
в душах, в телераме
долго будет Казаков
оставаться с нами.

Встрече с ним  в любом дому -
рады  все без фальши...
И за это всё  ему -
наш поклон нижайший!


ТАТЬЯНА  ЛИОЗНОВА

На пике кино, как положено,
как будто волшебные сны,
мы все вспоминаем восторженно
«Семнадцать мгновений весны»,

где после ухода серьезного
на пике киношном таком
такой  режиссер , как  Лиознова
нам будет сиять маяком

за то, что вдруг с замыслом дерзким
успела на радость страны
взметнуть над народом  советским
«Семнадцать мгновений весны»!


ГРИГОРИЙ  ПЕРЕЛЬМАН

Бескорыстный гений
был ли миру дан?
Был и без сомнений.
Это — Перельман.

Показав на пике
мудрости пример,
звался бы: великий
и миллионер.

Выпучили  очи
все со всех сторон:
Перельман не хочет
брать свой  миллион!

Плюнув вдруг без фальши
на  былую  прыть,
в комнату к мамаше
переехал жить

и с ученым  миром
вдруг порвал  всю связь,
мировым  кумиром
стать  вдруг  побоясь.

Хоть миллиона нету,
есть лишь бледный вид,
от причуды этой
стал он  знаменит,

слыша в ритме вальса
из  различных стран:
«Нам бы поменяться
с Вами, Перельман!»

В мире так  по-праву
стал бессмертным он,
было б меньше славы,
если б взял миллион.

Да, не зря в том чуде -
слава велика:
Перельман причудой
поразил века,

в давнишней идее
уничтожив  ложь,
что жадней  евреев
в мире не найдешь...
               
ПАМЯТНИК  ПАНИКОВСКОМУ

Михаил Самуэлевич, здрасьте!
Не простудит вас ветер сквозной
в ожиданьи случайного счастья
меж Крещатиком и Прорезной?

Паниковский! Не зря вас   узнать я
смог при нашенской встрече за миг:
рядом с вами — духовные братья
от  Остапа до авторов книг.

Как слепая, несчастная жертва,
вновь решили вы тешиться всласть,
чтоб в  обличьи Зиновия Герта
здесь уже не бумажники красть,

а чтоб люди, что в Киеве  бывали,
деловой, озабоченный вид
на   веселье  внезапно   меняли:
«Гляньте!  Здесь  Паниковский стоит!»

Хоть и больше полвека минуло,
вас узнают здесь и новички,
так запомнилась ваша фигура,
ваша тросточка, шляпа, очки.

Где-то раньше  в мечтаниях счастья
приставали вы : «Дай миллион!».
Дал его, проявляя участье,
вам на памятник банк «Эталон».

Хоть наш день и тревожен и зыбок,
но вы в образе так хороши,
что букетами ярких улыбок
одаряете всех от души.

С вами дружим не чтобы мараться
о былую житейскую грязь,-
чтобы с прошлым своим расставаться,
над теперешним тоже смеясь.

Жизнь не любит идейных простоев,
не случайны такие дары:
отреклись от серьёзных героев,
получили такого, как вы.

Это — правда такого масштаба,
что когда-то дурной головой
понимал её даже  Небаба-
на Крещатике  городовой...

ВИДНЫЕ  ЕВРЕИ

/Вадим Рабинович — глава «ВЕКа»- Всеукраиского еврейского Конгресса.
Владимир Кацман -главный редактор газет «ВЕК» и « Столичные новости»/

Кто открыл еврейский «ВЕК»,
гордость что принёс нам?
Люди, что мудрее всех:
Рабинович, Кацман.

Кто вперед так рваться рад,
что их не догонишь?
Боевой наш авангард:
Кацман, Рабинович.

Почему антисемит
всюду словом грязным
вас особенно клеймит:
Рабинович, Кацман?

Оттого, что ваш успех-
из традиций славных:
выделяет он из всех
вас, как самых главных.

Зная вас мы любим как,
можно удивиться,
как витают в облаках
и  однофамильцы.

Коль представим эту рать,
что  судьбой любимы,
если маски с них сорвать,
то есть псевдонимы,

то откроем в тот же миг
при подходе гласном:
те ж фамилии у них :
Рабинович, Кацман.

Потому антисемит,
что за  дело  взялся,
лишь о вас и говорит,
к вам лишь привязался,

видя ваши чудо-лбы,
дать щелчок вам тщится,
чем давно  по-праву вы
можете гордиться!

ВЛАДИМИР  КАЦМАН

Он настолько талантлив и нежен,
что, хватаясь за то и другое,
много разных пленительных женщин
не дают ему в жизни  покоя.

Кацман так любит страсти горенье,
что уходишь там с думой игривой :
«Здесь редактора главного мненье-
это мнение самой красивой!»

Потому, если экстренный случай ,
не скрипите пред дверью зубами,
а решите , что надо, у лучшей,
самой яркой, удачливой дамы...


Председателю еврейской общины Вюрцбурга,
Президенту  Центрального совета евреев Германии,
ЙОЗЕФУ  ШУСТЕРУ  исполнилось 60 лет !

Всем добром ты сеешь густо,
потому община вся
так ликует, Йозеф  Шустер,
поздравленья принося!

Для такого человека
жизнь должна быть больше  века!
На тебе ж сейчас висят
только ровно шестьдесят,
что, хоть радостно  и чинно,
нормы — только  половина!

Потому желают все
жить в довольстве и в красе
все сто двадцать, не старея,
что привычно для еврея,
чтоб община без потерь
расцветала, как теперь!


С улыбкой.

Все снежинки имеют форму шестиугольной звезды
                / Научная истина /.

       С Н Е Ж И Н К И

Подумал Бог: »А как я б мог
дать знак про связь с еврейским людом,
что я испытывал, берег ?
Ту связь с каким связать мне чудом?

Пускай мной избранный народ,
что самый творческий на свете,
один лишь этот знак поймёт
по  нам  известной лишь  примете.

...Шестиугольная звезда! -
воскликнул он, найдя  решенье. -
Её пошлю на Землю я
еврейским людям в утешенье.

Пусть станет этот тайный знак
прекрасным, но незримым чудом,
чтобы его не видел враг,
что обернёт  то чудо   худом.

Чтоб знак тот стал настолько мал,
чтоб восторгались им пылинки,
хочу, чтоб к людям он упал               
с  лицом   малюсенькой  снежинки,

где лупа  лишь в лице   её
вдруг  разглядит  звезду Давида,
которой  в  знамени своём
народ   гордится не для вида! »

...Так он и сделал. Сей секрет
хранят евреи  неустанно,
гордясь подарком   много лет,               
особенно в холодных странах.

...Откуда то известно мне?
Нет в этом моего нахальства:
открылся  ангел мой во сне
по  поручению  начальства.


   
  ЕВРОПЕЙСКИЙ   ВОПРОС

Еврейский вопрос, европейский вопрос...
Они при сравнении тщательном,
друзьями в беде породнятся всерьез
в решеньи своём окончательном.

Еврейский вопрос еле ноги унёс,
вопрос европейский решается:
Европа, задравшая в гордости нос,
с трудом от гостей отбивается.

Они без сражений берут города,
где жизнь их приятней гораздо,
но в них размещаются  гордо  всегда,
как в крепости  вне государства.

Не зря очень скоро приезжий народ
не лучше становится, - хуже,
хоть и  демократия щедро даёт
законы, что мягче подушек.

К тому ж, расширяя владенья свои,
те гости с потомством  стараются,
в итоге у каждой приезжей семьи
с десяток гостей прибавляется.

Так через полвека, не начав войну,
они, много мест занимая,
все вместе устроят такую страну,
где больше гостей, чем хозяев.

Вопрос европейский решится к беде,
коль сквозь запоздалые крики
христианское небо Европы везде
проткнут минаретные  пики.

Вопрос европейский  в родимом краю
исправь, европеец, старательно,
пока  эти пики, сомкнувшись в строю,
вопрос  не решат окончательно.

Упрямо  меняют свой вид города,
как нынче всё чаще бывает, -
ислам, даже мирный, везде и всегда
пределы свои расширяет.

«Недолго Европе хранить прежний лик!-
фанаты ислама пророчат.-
Ислам из религий — сильней всех других
и всех их сомнёт, коль захочет!»

Услышь, европеец, такие слова:
в них истинны горькой — немало:
при лени твоей ты сумеешь едва
смирить фанатизма начало.

Своё , европеец, утратишь  жильё,
не ставя  исламу   препоны:
проснувшись, откроешь окошко своё,
а там — шариата законы!

    С И Н А Г О Г А

Дом для чуда, дом для Бога -
у  евреев - синагога,
где творят свои идеи
люди веры — иудеи,

что несут во все просторы
мудрости священной Торы,
каждый — истиной томим
вместе с раввином своим,

для которых горячо
подставляется плечо
чистой от былой вины
всей Германии – страны

и любой её   Земли,
чтоб евреи все могли,
просветляя верой лица,
Богу  древнему  молиться,

чтоб  у каждой синагоги
были  добрые итоги,
чтоб  и немец видеть мог
много разных синагог,

что красуются  непросто
без пожаров  Холокоста,
чтоб  те ужасы  евреи
позабыли поскорее,

чтоб  в свой пятничный шаббат
каждый был бы жизни рад,
ощутив себя всем сердцем
хоть немного — тоже немцем,

что гордится тоже очень
за страну родную — Дойчланд,
где везде видны дороги
и  к  еврейской синагоге,

что, простив грехи войны,
стала частью всей страны,
словно мама, нежно грея
душу каждого еврея...


СИНАГОГА   ВЮРЦБУРГА

В нашей — лучшей синагоге -
всюду — лучшие итоги,
ведь глава её искусстный -
знаменитый доктор Шустер,

что сумел решить заданье
возвести общины  зданье,
в чем ему помочь был рад
славный Герчиков Марат

и Регина и Марина,-
в общем — чудная картина,
в центре коей -  броская -
Шура  Голосовская

да  ещё - библиотека,
что  - сокровищница  века,
где мечты вручают прямо
все, особенно — Татьяна,

над которой только в небе -
лучезарный  Эберт — ребе,
что несет во все просторы
мудрости священной Торы,

чтоб у нас тела и души
стали крепче, чище, лучше,
чтобы стали  поскорее мы
настоящими  евреями.

В синагоге – не таимся,
ею мы не зря  гордимся,
прямо скажем в заключенье:
книги, видео, общенье,

ежедневная  работа,
полноценная  забота,
как призналась Таня  мне,-
на  высоком  уровне!

          
ЕВРЕЙСКИЙ   ХОР

Еврейский хор ты видишь,
но слушаешь в тоске,
ведь  он поёт на идиш -
родимом  языке.

Престранная  эпоха -
весь зал тоской томим:
с немецким тоже плохо,
как с идишем  родным.

Раз некуда нам деться,
сидим, не пряча глаз,
лишь истинные немцы
песнь слушают за нас.

Ни мы, ни наши детки
как прежде,  не живём:
далёкие лишь предки
судачили на нём.

В двуликости  взрастила
страна нас и семья...
Великая  Россия!
Заслуга в том — твоя!

Всё новые презенты
хор дарит каждый раз,
но лишь аплодисменты
сближают с хором  нас,

хоть кажется всё чаще,
раздвинувши века,
что это — предки наши
поют издалека.

Мы этим сердце греем,
тех  вызволив из тьмы,
с которыми  евреем
надежней были б  мы...

         
   О  Д  Е  С  С  И  Т  Ы

На  любом  веселом  пире
вспоминают  люди, пресса
про особый  город в мире
под названием   Одесса.

В нём  всегда  припомнить рады
Дюка, оперу и  порт,
моря  Черного услады
и  особенный народ,

где повсюду есть таланты,
хоть на пляже  перечти:
журналисты, музыканты
и поэты и врачи,

что  всегда душой открыты,
остроумны  и верны,
что   названьем  одесситы
крепят имидж  всей страны,

украшают в мире целом
прессу, музыку, экран,
в единеньи  став примером
пролетариям  всех стран.

Суть их творческой победы
в том, что опыт свой копя,
прочих  радости  и беды
примеряют  на себя,

кончив  споров  панораму,
восклицают всей душой:
«Выпьем  за  Одессу-маму!
Пусть ей будет  хорошо!»

Хоть любого распроси ты,
вскрик известен наперед:
«Одесситы?...Одесситы -
удивительный  народ!»

АРКАША — ОДЕССИТ

Хоть жизнь прошла, как пьеса,
в  пяти краях Земли,
прости меня, Одесса,
за то, что я — вдали,

ведь я в тебе родился,
имея  бравый вид,
поскольку  возгордился,
названьем одессит,

но в горькой укоризне
признаюсь сквозь года:
тебя сменяли в жизни
другие города.

Когда я вырос, вскоре
повсюду побывал,
но город свой  у моря
нигде не забывал.

Когда же стал я старый,
не только города,
менял я даже страны,
на Дойчланд — навсегда,

но сквозь любые годы
мой взгляд всегда гласит:
пред вами очень гордый
Аркаша-одессит

и потому я  грустно
прошу в другом краю:
когда меня опустят
в последний мой приют,

пускай напишут там мне
/Бавария простит!/
на погребальном  камне:
«Аркаша-одессит».

Мне будет очень лестно
себя  земле дарить,
с которой ты, Одесса,
не разрываешь нить...


               
ЕВРЕЙСКИЙ КОКТЕЙЛЬ

Ты прости меня, бабушка Сарра,
что любимый и преданный внук
лишь в конце своей жизни, став старым,
всю вину осознал свою вдруг.

Всю вину пред тобой и народом
и, притом, не одним, - четырьмя,
пред погасшим вдали небосводом,
к славным подвигам звавшим меня.

Повиниться пора безыскусно
пред народом, что в сердце живёт:
пред еврейским, украинским,русским,
тем, что звали «Советский народ».

Одного уже нету народа,
что скончался от тягостных мук,
поняв: равенство, братство,свобода -
хоть красивый,но призрачный звук.

Видит Бог: я ни в чем не лукавил,
честно шел, не петляя, вперед,
веря тем, кто в почёте и славе
вёл к победам советский народ.

Много лет я спешил надрываться,
торопя утопический век,
чтоб потом в дураках оказаться,
как «советский простой человек».

На безбрежном , лихом пепелище
обгорев средь бессчётных  забот,
умер злым, обворованным, нищим
мой «великий советский народ».

Искажая властителей лики,
тех, кто быть в авангарде привык,
начал таять такой же великий
общепризнанный русский язык.

Удивлён превращением странным,
тот язык, что гордился собой,
стал для многих  почти иностранным
за границей России самой.

И тогда только понял всю жуть я,
что у жизни своей на краю,
словно витязь на трудном распутье,
пред тремя языками стою.

Был родным языком только русский,
но теперь за российской чертой
три других языка очень грустно
поманили своей красотой.

Строго в душу глядит Украина,
в чьих глазах я читаю вопрос:
велика ли надежда на сына,
что в объятьях заботливых рос?

«Як це так, сину мiй, - я читаю,-
Ты зневазi ,  не знаючи меж,
не вивчав  мови  рiдного краю -
Украiны, в якiй ти живеш!»

От Израиля боль ощущаю,
что об этом со мной говорит:
дескать, тоже за сына считаю,
а язык твоей крови — иврит.

Я горю от стыдливого жара,
если вдруг, оживляя портрет,
в душу глянет мне бабушка Сарра -
та, которой давно уже нет.

Рядом с ней снова детство увидишь,
где, погладив меня по щеке,
«Зай гезунт!» она скажет на идиш-
на забытом почти языке.

От еврейства одна лишь утеха -
те два слова, что рядом бегут,
как из  детства далёкое эхо:
«Зай гезунт! Зай гезунт! Зай гезунт!»

Почему я не знаю еврейский?
Потому что отец- политрук
мир семейный и взрослый и детский
только русским построил вокруг.

Он в марксистскую верил идею,
потому что романтиком был
и старался сынку поскорее
передать свой воинственный пыл.

Он в еврействе и смысла не видел
в суете пролетарских забот,
тем и Сталин его не обидел,
что «Евреи вообще не народ!»

Жить старался честнее и проще
и, назло пересудам, привык
признавать, как родной и всеобщий,
лишь единственный русский язык.

Признавая лишь общее дело,
что откроет большой горизонт,
он на битву с фашистами смело
зашагал без задержки на фронт.

А семью его враг, злой и мерзкий,
гнал к Востоку и днём и в ночи,
чтоб пять лет не еврейский, - узбекский
я в тылу благодарно учил.

«Мен утмок!»  *- я твердил со слезами,
заходя в швейной фабрики дом,
где машинками бабушка с мамой
тарахтели и ночью и днём.

«Булмайды!»  **- отвечал сторож строго
и мелкашку свою поднимал,
но потом, присмотревшись с порога,
молча просьбу мою понимал.

Дед-узбек, тюбитейку  поправив
и меня в свой халат запихнув,
в цех к родным с нарушением правил
приводил, под машинку пихнув.

Коль не фронт, не узбеки, не щит их,
в Бабьем  Яре, как члены семьи,
были б мы средь ста тысяч убитых
лишь за то, что евреи они.

Почему украинский не знаю?
Потому что с тринадцати лет
я погоны ношу, козыряю
и по-русски чеканю ответ.

Был суворовцем, взводным и ротным,
перемерял весь Дальний Восток,
снова ж стал украинцем свободным,
поменяв пистолет на станок.

Но и здесь украинское слово
очень редко звучало вокруг:
городские считали, что «мова»-
для селян,  не местных наук.

Потому я еврейский не знаю,
с украинским позорно отстал,
хоть был верен родимому краю,
поколеньем потерянным стал.

Их, как прежде, люблю и желаю
породниться навек, не на миг,
но  вину, словно боль ощущаю,
слыша бабушки Сарры язык .

Ты прости меня, бабушка Сарра,
что твой идиш почти обречён,
что твой внук его знает так слабо,
хоть и он — не ленив и  учён.

Ведь страна с детских лет нам внушала:
«Нет презреннее слова «Еврей!»,
вслух  то слово почти не звучало,
породнясь с черносотенным «Бей!»

Что евреи, тогда мы жалели:
быть евреем — совсем не лафа,
нас  в ту пору тянула к евреям
только пятая злая графа.

Если б нам не мешала та малость,
каждый в нацию б сильную  врос,
коль от пятой графы б отказались,
был бы кончен «еврейский вопрос».

Что фашисты не сделали с нами
мощью их пулемётов шальных,
мы, евреи, бы сделали сами,
растворившись среди остальных.

Средь чужих в тот период суровый,
что, к удаче, маячит вдали,
было страшно услышать то слово,
до того наш народ довели.

Я страдал в ситуации тонкой,
как с поличным попавшийся вор,
коль с чужим, но особо — с девчонкой
вдруг о нации шел разговор.

Я как будто проглатывал перец,
перед тем, чтоб сознаться пред ней:
«Я не русский и даже не немец,
не тунгус, не калмык, а...еврей!»

В том стремленьи возвышенно-узком,
что романтику было дано,
я хотел себя чувствовать русским,
как герои всех книг и кино.

Факт особый сквозь годы тревожит
тем одним, что он всё-таки есть:
имя Сарра, что всех мне дороже,
я не смел при чужих произнесть.

Почему не твердил я открыто
имя той, что мне так  дорога?
Это имя для антисемита
красной тряпки страшней для быка.

Для меня было высшею карой
услыхать, как кретины подчас
издеваясь, Абрамом  и  Саррой
и дразнили и дразнят всех нас.

Если это слыхал малолетним,
от обиды лишь плакал тайком,
вырос парнем спортивным и крепким,-
отмечал эту мразь кулаком.

Годы мчат всё быстрее, быстрее,
хоть осталась спортивная стать,
я уже настоящим евреем
не успею наверное стать.

В Израиле подобных немало,
что лишились привычных земель,
размешав в израильском бокале
многослойный еврейский коктейль.

Новый там человек энергичный
крепнет, в землю вцепясь, как пырей,
разноцветный и разноязычный,
но уже настоящий еврей.

...Жизнь петляет, стареешь когда ты:
эмигрантский занес меня вал
не в Израиль и даже не в Штаты,
я в Германию после попал.

Не предвидел период тот близкий,
что велел вновь экзамен держать:
лет пятнадцать учил я английский,
чтоб теперь за немецкий дрожать.

С языками хотя тяжело мне
после стольких духовных потерь,
обещанья  я всё же исполню,
если только успею теперь...

Я пройду?
      ** Это невозможно!


ЗАЩИЩЕННОСТЬ  ЛЮБВИ

Хоть уже подытожили годы мои,
что - больной ,одинокий  и старый,
я несу на себе защищенность любви
от заботливой бабушки Сарры.

Много лет знаю этот волшебный секрет,
что достался наверно не даром:
хоть на свете давно уже бабушки нет,
но любовь её всё-таки — рядом.

Низко кланяюсь, бабушка, в ноги твои:
ты мне светишь надёжно и ярко,-
защищенность любви, защищенность любви,-
нет дороже такого подарка.

Мне б занять у тебя дорогого огня
в этой жизни — короткой, но ценной,
чтоб любовь моя тоже была без меня
для любимых — защитницей верной...


 
З А В Е Щ А Н И Е

Когда, закончив путь земной,
уйду я в даль туманную,
прочтите кадыш надо мной-
молитву покаянную.

Скажите: » Он евреем был,
но понял, жизнь итожа,
что не евреем,- русским был
и украинцем тоже.

Советским  офицером стал,
рабочим Украины,
как русский журналист, писал,
снимал кинокартины,

патриотический свой пыл
дарил при каждом зове
и часто больше русским был,
чем русские — по крови.

Он, как поэт Руси, творил,
но в старческой печали
решил покинуть этот мир
тем, кем он был вначале,

тем более,что вдруг потом,
переболев всем сердцем,
в Германию приехал он,
где стал почти что немцем.

Теперь, хоть очень нелегко,
но просит он  у гроба
прощения у своего
еврейского народа

и к Богу обращает стон,
прося, чтоб в буднях сложных
не стало бы, таких, как он,
евреев ненадежных.

Он просит, чтобы вечный мир,
как в добрых старых сказках,
познал бы малый Израиль
средь злобных стран арабских,

чтобы евреи всей Земли
дальнейшею порою
гордиться нацией могли
и собственной судьбою,

чтоб каждый, верностью томим,
пусть и живя далече,
запомнил:  Иерусалим
с ним ждёт заветной встречи,

чтоб Бог наш, подводя итог,
всё больше б с каждым годом
по-праву бы гордиться мог
им избранным народом!»


ЕВРЕЙСКИЕ   ПРАЗДНИКИ


       РОШ     ХА-ШАНА               

Рош  Ха-Шана — еврейский Новый год,-
тот день, когда в тиши / не  в нашем шуме! /
перед  Всевышним медленно пройдет
любая из  «а идише нэшуме»*.

Сам Бог оценку всем деяньям даст,
став всем судьей и неподкупным другом,
чтоб, разобравшись лучше мамы в нас,
воздать всем Божьим слугам по заслугам.

В Рош Ха-Шана земной огромный шар
зрит, как евреи почитают  Бога
и слышит, как трубит везде шафар **
под час молений в разных синагогах.

Прощенья  просим в этот день у всех,
не поленясь раз  извиниться  лишний,
чтобы  потом  за позабытый грех
и нас простил всевидящий Всевышний.

Мы просим нас избавить от невзгод,
путь расстелив удачливый и гладкий,
и, помолившись, яблоки и мед
едим, чтоб год наш оказался сладкий.

Очистить души мы в сей день должны
и , понимая это всем народом,
мы  потому так редкостно  нежны,
друг друга поздравляя с Новым  годом.

Веками крепли опыт и  мораль,
что  нам  достались  от библейских зодчих,
не зря национальный календарь
почти в три раза больше разных прочих!


Примечание:
 * «а идише нэшуме» - еврейская душа
 ** «шафар» - дудка из бараннего рога.

               
               
          ЙОМ  КИПУР

Всевышний наш ,что хвалит иль  ругает,
в сей праздник завершает важный тур:
в Рош Ха-Шана судить нас начинает,
чтоб вынести решенье в  Йом  Кипур.

День этот для евреев — самый главный,
что открывает Богу нашу суть,
его в тот день смиренно просит каждый
ещё на год продлить  житейский  путь.

В том исповедном обращеньи страстном,
стараясь чистым стать, как первый снег,
любой еврей своею сутью -  Вайсман -
душой, одеждой — белый человек.

Мечтает каждый  быть лишь чисто белым,
чтоб встал над ямой  к  продолженью мост,
в тот день мы все чисты  душой и   телом,
не нарушая очень строгий пост.

В ответ Господь с какой-то укоризной
иль с похвалой, что мы живём не зря,
решенье на год впишет в книгу жизни
в священнейший из дней календаря.

Шафара зов, волнующий и длинный,
храни, еврей, и клятвы не нарушь,
твердя: «До встречи в Иерусалиме!» -
на главном перекрёстке наших душ...


СУККОТ  -  ПРАЗДНИК  КУЩЕЙ

Мы после сбора урожая,
чтоб встретить этот праздник наш,
спешим, рядком  сооружая
семейный, памятный...шалаш.

Не зря ему душа открыта:
с ним связан лучший из даров,
когда мы вышли из Египта,
отбросив  звание рабов.

Неделю, что живём в нём ныне,
проводит каждый, как поэт,
ведь предки, странствуя в пустыне,
ютились в кущах сорок лет.

К тому ж шалаш лишает чванства,
в нём все евреи хороши,
ведь Бог, коль любит за богатство,
то не жилища, а души.

В сей праздник общего веселья
еврей, как древний чародей,
четыре  разные растенья
связав, как разный тип людей,

всех их торжественно вздымает
и, славя радость этих дней,
молитвою  благословляет
единство нации своей.

Когда ж за стол садиться скажут,
царит гостеприимный  пыл
к родным, друзьям, соседям, даже
и  к тем, кто мимо  проходил.

Так и возвышенно и чисто
мы отмечаем каждый год
неделю редкого единства
еврейской нации — Суккот.


  СИМХАТ — ТОРА

Как весёлая игра,
праздник наш — Симхат — Тора,
в синагоге ждёт который:
«Радость торы! Радость торы!»

В праздник, что привык так зваться,
от подростка и до старца
все  ликуем в синагоге,
не жалея горло, ноги,

где и вечером и утром
шествуя за свитком мудрым,
пляшем  так,чтоб каждый мог
испытать такой  восторг.,

чтоб огнём  горели взоры:
«Радость торы! Радость торы!»
Тора  чудо-хороша,
тем, что стала, как душа

настоящего еврея,
что храня  его и  грея,
с ним шагала  без греха
сквозь бесчётные  века,

чтоб беречь его и дальше
от предательства и фальши.
В день,что праздник отмечаем,
тору мы не изучаем,

как до этого народ
делал это целый год:
в празник сей — Симхат-Тора
с вечера и до утра

так сливаемся мы с торой,
пляшем  радостно с которой,
что всем кажется в итоге:
и она имеет ноги .

В танцах, что  задорней маршей,
следуем  за торой нашей
в виде группы, что народ
называет  «какофот».

В танце-шествии толпа
выдает любые па
независимо от лет,
от количества монет,

и дипломов и ума:
здесь у всех одна цена,
ведь в подобном танце мы
перед Богом  все равны.

Этот праздник синагоги
не заглохнет на пороге,
а уйдет отсюда с нами
в песенном, весёлом  гаме,

чтоб нести сквозь  все просторы
«Радость торы! Радость торы!»


         Х  А  Н  У  К  А

Событье  то  давно известно нам:
врагами осквернён еврейский храм,
а масла в нём — кувшинчик лишь, который
зажжет лишь на день огоньки миноры.

Врагов своих изгнавши, иудеи,
чтоб к Богу храм вернулся поскорее,
минору  вновь украсили огнём,
чтоб та  хоть день горела в храме том,

но после вырывался крик у  люда :
«Она горит! Смотрите ! Это чудо!»,
ведь та минора в язычках огней
не день горела,- целых восемь дней!

...Так стала близкой древняя пора:
до новой эры — века полтора,
и с  этих пор народ живёт покуда,
он отмечает  маленькое чудо,

что Ханукой  назвал еврейский люд
в тот  яркий день, что все  с восторгом ждут.
В сей праздник восьмидневный дорогой
мы зажигаем по свече одной

так, чтоб видал любой  прохожий дальний
наш праздничный светильник  ханукальный.,
и  знал  при этом, как другие люди,
что каждый здесь желанным гостем будет.

...Так в электронную сегодняшнюю пору
мы вспоминаем древнюю минору,
отметив Хануку за праздничным столом,
как дни побед над тьмою и над злом.

Ведь в древний праздник обращая взоры,
мы видим свет не только той миноры,
а рядом с ней  и пламенных сердец,
что озаряют нации венец, -

который мы средь радостей и бед
храним надёжно очень много лет.
Поэтому, как праздник отмечаем,
подняв бокалы, искренно желаем:

„Пускай  сияет  в душах у евреев
огонь священный братьев Маккавеев,
с которым те всегда рвались вперёд,
чтоб защищать  и  веру  и народ!“


    П  У  Р  И  М

Эстер, Мордыхай!
Чтим вас -  мудрых, отважных,
спасавших свой край
возле виселиц страшных,

где люди рыдали,
но вы в этот год
Аману не дали
сгубить наш народ,

и царь поскорее
приказ дал таков:
сгубить не евреев,
а всех их врагов.

Повесил народ
всю Аманову стаю
на дубе, что тот
намечал Мордыхаю.

Амана до срока
боялся весь край,
не кланялся только
мудрец Мордыхай.

Народу не зря
ваши памятны лица:
советник царя
и еврейка царица,

что, взявшись за дело,
сквозь сотни невзгод
спасли тебя смело,
еврейский народ.

Из Персии той,
как мечтали кумиры,
тот  праздник святой
и пустился по миру.

Не зря он так ярок,
ведь прямо из пасти
он вырвал в подарок
бессмертия счастье

и, к правде влеком,
нас оставил на свете
прекрасным цветком
в человечьем букете,

что рос сквозь пласты
крови, слёз и обманов,
карёжа мечты
всех кровавых Аманов.

Пусть счастье такое
в наш праздничный Пурим
украсит любое
« а идише пунэм »! *

*«А идише  пунэм « - еврейское лицо.


             П   Е   С   А   Х

Что с детских лет с еврейством нас связало,
открывши чуду детские сердца,
хоть мы в еврействе понимали мало?
Связала нас еврейская маца.

Тогда в стране не признавались Боги,
а  нам — евреям -  мало кто был рад,
не знали мы  талмуда, синагоги
и  начинали путь свой с октябрят.

Хотя антисемиты были в силе,
когда сражались на фронтах отцы,
нам бабушки и мамы приносили
кусочки драгоценнейшей мацы

и говорили: «Хоть её немного,
запомните, ребята, навсегда:
маца — подарок давнишний от Бога:
простая, но целебная еда.

Для наших душ она не зря открыта:
спасеньем наш народ обязан ей,
когда ещё из древнего Египта
его из рабства вывел Моисей.

В дороге, удручающе -пустынной,
она спасеньем стала, как еда,
хоть и была предельно-примитивной,
ведь в ней одна мука лишь да вода.

Еврейский Бог в  заботе неустанной
в пустыне нам погибнуть не давал
и сорок лет своей небесной манной
её пред нами щедро рассыпал.

Пускай давно творилось это диво,
но позабывших это не найти,
ведь та маца не только пища, - символ
свободного и гордого пути!»

Но мы,в свой класс советский возвращаясь,
вступали в пионеры горячо,
по сути  в русских дружно превращаясь,
хоть был народ советским наречён.

Потом мы комсомольцами бывали,
считая, что деяния  — к лицу,
пока опять её нам  не давали, -
святую иудейскую мацу.

Так мы опять к истокам возвращались,
душой преображаясь  каждый раз.
и вновь с мацой  в евреев превращались,
чем  так гордились старшие за нас.

Хоть мы теперь стареем понемногу,
хоть разбрелись мы по планете всей,
зато на ней всё реже, слава Богу,
со злобой произносится : «Еврей!»

Теперь не нужно снова портить нервы,
коль славный Песах празднуют сердца,
где  всем евреям  достается  щедро
спасительница нации — маца.

Тебе, маца, не изменившей вида,
твердим  за щедрость  в  бедственной судьбе:
«Сквозь все тысячелетия — спасибо!
Счастливого бессмертия тебе!»

Аркадий Соколовский
Вюрцбург
Германия.