Алтай

(Памяти моей сестры Нины)

Я про синие горы Алтая
Очень много могу рассказать;
Ведь чудеснее этого края
Мне ещё не пришлось увидать.
                (из ранних стихов)

«Есть по Чуйскому тракту дорога…»
                (песня)

Ты всё хлопочешь надо мною, Муза,
Журишь, усмешку добрую тая…
Давнишняя наставница моя,
Освободи от тягостного груза.

Избавь от неотвязчивых желаний
И творческую жажду утоли,
Возьми меня с собой на край земли,
В цветущий сад моих воспоминаний!


Глава I

Алтай, Алтай, далёкие вершины!
Здесь, от Монголии невдалеке,
По тракту Чуйскому снуют машины,
Как лодки по извилистой реке.

Пусть не Кавказ, но лента «серпантина»
Всегда грозит водителю бедой.
В таких местах нередкая картина:
Возле дороги - холмик со звездой.

А вместо ровных столбиков дорожных –
Пустой проём, и, если глянуть вниз,
Пособием для всех неосторожных
Разбитый кузов на ветвях повис.

Но самые наглядные уроки,
Что призваны людей предостеречь,
Увы! покуда не иссякнут сроки,
Не действуют. Но не об этом речь.

Лет семь иль, может, восемь миновало
С последней, приснопамятной войны,
Как над страной призывно прозвучало:
«Вперёд, на освоенье целины!»

С оркестрами и с песнею весёлой,
Легки, как говорится, на подъём,
Герои-добровольцы, новосёлы
Рванулись за жильём и за рублём.

И впереди, конечно, коммунисты,
Которых всюду партия ведёт;
За ними трактористы, журналисты,
Авантюристы и другой народ.

И мчались эшелоны к жизни новой,
И ехали машины в дальний край,
Кто в Казахстан, бескрайний и суровый,
А кто сюда, на «голубой Алтай».

И в кузове потрёпанной трёхтонки
С родителями едут две сестрёнки.


Глава II

«Летели птички, ростом невелички…» -
Давно ли пели вы в кругу семьи?
Вы – в третьем поколении москвички,
Куда летите, милые мои?

Вот старшая внезапно оглянулась
И стриженой тряхнула головой…
Так это ты, застенчивая юность?
Как мы давно не виделись с тобой!

Где он сейчас, твой старый двор московский?
Там, проведя азартную черту,
И малышня, и парни, и подростки
Играли в вышибалы и в лапту.

А подмосковный лагерь пионерский,
Где около покрашенных перил
Из старшего отряда мальчик дерзкий
При всех тебе галчонка подарил?


Костры и песни, игры и походы,
Прощальных карнавалов карусель
И лиственные солнечные своды –
И всё теперь за тридевять земель.

Вы трое суток под открытым небом,
До поздней ночи не смыкая век,
Питаетесь консервами да хлебом,
И короток под звёздами ночлег.

Они здесь ярче, ближе. Марс кровавый
Как будто в сантиметре от луны;
Но он в тот год не угрожал расправой
И не сулил ни смуты, ни войны.

Твоя сестрёнка в небо загляделась
И, насмешив родителей до слёз,
Спросила: «Если Марс, то где же Энгельс?»
Что ей ответишь на такой вопрос?

А Божий мир вокруг «и дик и чуден»,
Он необъятен и почти безлюден.


Глава III

Но километры первые от Бийска
Не обещали никаких чудес:
Полоска гор, синеющих не близко,
Напоминала подмосковный лес,

И телеграфные столбы мелькали,
Равнина голая скучней стола.
Задумались вы или задремали,
Как перед вами выросла скала

Гранитная, нависла над дорогой
И камнем пришибёт того гляди,
Вы на неё уставились с тревогой,
Минута – и она уж позади.

И словно ожили земные недра:
Холмы, обрывы, скалы тут и там,
И склоны всё отвеснее, и кедры,
Как альпинисты, лезут по горам.

Уже вы пьёте воду из Катуни,
И вкус её ты помнишь с той поры;
Всё ближе цель пути. Вы накануне
Проснулись у подножия горы

И просто обомлели: кто же создал
Ложбину эту – чистый водоём,
В котором утренний прозрачный воздух
Вам показался горным хрусталём?!

А живописная гора крутая
Была частицей горного Алтая.


Глава IV

Приехали. Река шумит, как Терек;
Какой-то люд и темнота кругом.
На противоположный, правый берег
Переправляет вас ночной паром.

Совхоз отвёл вам половину дома,
А в нём пустые встретили углы
И то, что было прежде незнакомо –
Некрашеные белые полы.

Считается особенно опрятным
Тереть их веником с речным песком;
Потом босой пройтись по ним приятно
И чистым застелить половиком.

Вам нравится: тепло, светло и сухо,
Сейчас постелят – и ночлег готов.
На огонёк соседская старуха
Пришла и принесла вам огурцов.

А рано утром, как княжна Тамара,
По тропке каменистой и крутой
(Но не кувшин в руках, а вёдер пара)
Спускаешься ты к речке за водой.

Вот Кокса, скачет по камням, как белка,
А там, на горизонте, под горой,
Где голубеет и сверкает «стрелка»,
Встречается с Катунью, как с сестрой.

Районный центр – Усть-Кокса. Бродят куры,
И бегают мальчишки босиком;
А посреди – типичный Дом культуры,
Библиотека, баня и райком,

Районная редакция и школа;
Здесь издавна на берегах реки,
Страдальцы и фанатики раскола,
Селились староверы – кержаки.

Здесь кедровым орехом промышляют,
И парни, в валенках да в сапогах,
Зимой девчонок в клубе угощают,
Как семечками в наших деревнях.

В сельпо не купишь молока и мяса,
И без хозяйства – хоть иди с сумой;
Здесь Чуйский тракт – единственная трасса
От Бийска до Монголии самой.

А глубоко в горах живут алтайцы,
Смуглы и узкоглазы, как китайцы.


Глава V

Уже повсюду начались занятья;
Все ваши планы спутал переезд,
Но привезли вы форменные платья,
Столь необычные для здешних мест.

А будущее выглядит туманным…
И день настал, вы с духом собрались
Пред двухэтажным зданьем деревянным
И там по разным классам разошлись.

И приняла тебя ребячья стая,
Смешалась ты с их пёстрою гурьбой,
Но первое словечко «городская»
Ещё тянулось долго за тобой.

От сверстников ты отличалась в корне,
И речь твоя смешной казалась им,
А девочки завидовали форме
И туфелькам коричневым твоим.

Совхозные девчонки и мальчишки
Держались от других особняком:
Ходили вместе, резались в картишки,
Собравшись от родителей тайком.

Кругом хребты; красавица Белуха
Вдали сверкает снежной головой,
А против школьных окон – Громатуха,
Что станет вам привычной и родной.

И столько впереди ещё событий,
И впечатлений новых, и открытий.


Глава VI

А вскоре на работы полевые
Отправил старшеклассников совхоз,
И ты верхом на лошади впервые,
Как прочие ребята, «копновоз».

Как все, почти по-летнему одета,
Ты возишь копны с самого утра,
И ласково сияет бабье лето,
А в полдень – несусветная жара.

Вы в самом сердце горного Алтая;
Легко и беззаботно на душе.
Средь синих гор долина золотая,
Как дно в огромном каменном ковше.

Однако целый день трястись несладко,
И ты всё чаще вытираешь лоб;
И тут твоя послушная лошадка
Из мелкой рыси перешла в галоп.

Ты по полю летишь, воспрянув духом;
Но почему-то вдруг вниз головой
Повисла ты у лошади под брюхом
И в стремени запуталась ногой.

Подъехал молча пожилой рабочий,
Извлёк тебя и подтянул седло;
Жива и невредима ты, а впрочем,
Тебе сегодня крупно повезло.

И как-то неожиданно стемнело…
Вы едете домой в грузовике,
Тут женщина какая-то запела,
В своём назад повязанном платке.

И сразу позабылся день тяжёлый;
Запели все про поезд полевой,
Как в нём один солдатик невесёлый
Поник своею буйной головой.

Не зная слов, ты песне той внимаешь,
Пройдёт с тех пор не так уж много лет,
И ты в реальной жизни повстречаешь
Тот грустный и бесхитростный сюжет.

Так жизнь твоя сопровождалась песней,
Всё глубже становясь и интересней.


Глава VII

Похолодало. Промелькнула осень.
Покрылись первым снегом берега.
Поплыли хлопья белые по Коксе
И ледяная серая шуга.

Образовались на реке торосы –
Застыли волны, прыгнув в высоту;
Стоит паром, и ослабели тросы
На подвесном брезентовом мосту.

Туда, где тёмная вода кипела
И жутко было на неё смотреть,
Теперь с моста вы прыгаете смело,
И под ногами – ледяная твердь.

Замёрзшею навозною лепёшкой
И палками гоняете в хоккей;
Но здесь он называется «говёшкой»,
Причём всерьёз, у взрослых и детей.

Здесь приключенья вас находят сами:
Недавно вам попались, как на грех,
Совхозные бракованные сани;
Вы всем гуртом втащили их наверх,

Дурея от восторга и от страха,
Вы вниз несётесь с ветром – хохот, визг…
Полозья в снег втыкаются с размаха –
И сани с вами разлетелись вдрызг.

В Москве бы не узнали никогда вы,
Что есть такие зимние забавы.


Глава VIII

До школы вам идти три километра,
Никем не принимается всерьёз
Жестокий, но, как правило, без ветра,
Пятидесятиградусный мороз.

Заявитесь с мороза – ваши лица
Красней от холода, чем красный мак,
На волосах, платках и на ресницах
Курчавой бахромой повис «куржак».

Сегодня физкультура, все на лыжи –
Таков неукоснительный закон;
Карабкаетесь вверх, гора всё ближе,
А это не гора ещё, а склон.

И незаметно ты от всех отбилась,
Хотела было повернуть назад,
Передохнуть на миг остановилась…
Расцвёл перед тобою зимний сад;

И ты в нём – неожиданная гостья
В чертогах белоснежной красоты;
Осыпали оранжевые гроздья
Боярышника пышные кусты.

Ты долго зачарованно бродила,
Не зная, сколько времени прошло.
И наконец назад поворотила;
Внизу перед тобой лежит село.

И, словно продолжая наважденье,
От лиственниц легла косая тень,
Казался спуск длиннее восхожденья;
Пошёл к концу короткий зимний день.

Ты помнишь ощущение полёта
И серебристо-розовый дымок,
Распахнутые школьные ворота
И этот затянувшийся урок.

А дома ждал сюрприз – щенок овчарки,
Его отец для вас с сестрой привёз.
Вы не мечтали о таком подарке;
Щенок был умилителен до слёз:

Доверчивый, смешной и неуклюжий;
Всю ночь скулил, испытывая страх
И оставляя маленькие лужи,
И наконец уснул у вас в ногах.

Соседка пол его определила,
В таких вопросах осведомлена,
И вам авторитетно заявила,
Что он – не что иное, как «она».

Её назвали вы «Катунь». «Катушка»
Отныне верная твоя подружка.


Глава IX

А время, ни о чём не забывая,
Очередной свершило оборот;
Метели за окошком завывают,
И вот он – долгожданный Новый Год!

Ты вспоминаешь пионерский лагерь
И сообща с подружками творишь:
Из лоскутов, картона и бумаги
Костюмы «мушкетёров» мастеришь.

Хоть свет после двенадцати отключен,
Вы просидеть готовы до утра
И счастливы, что подарил вам случай
Таинственные эти вечера.

На школьный бал пришли вы с опозданьем,
И был слегка скандален ваш успех;
Остановились перед школьным зданьем,
А там, внутри, – и музыка, и смех…

Вошли – и прекратились танцы в зале,
На вас устремлены десятки глаз;
Вам говорят, что все призы раздали
(«Признаться, мы уж и не ждали вас!»)

Как весело потрескивает печка,
В разгаре Новогодний маскарад,
И радостно стучит твоё сердечко –
Тебе идёт сегодняшний наряд.

Записку, что тебе приносит «почта»,
Не сразу ты решаешься открыть,
А в ней одна-единственная строчка:
«Люблю тебя, хочу с тобой дружить».

Нет подписи; ты через три ступени
Сбегаешь вниз, к щекам прильнула кровь,
А в зале для своей гуцулки Ксени
Поёт гуцул с трембитой про любовь,

О том, как сини очи тосковали,
О том, как ветры в дебрях бушевали…
Играй, волшебница! Играй, трембита!
Проходит всё, а песня не забыта.


Глава X

Всплывает за минутою минута…
Та школа деревянная была
Исполнена особого уюта,
Какого-то домашнего тепла.

На переменах у печи огромной
Вы обсуждали новости свои,
И становился уголок укромный
Как будто очагом родной семьи.

В ней ни один из вас изгоем не был;
Бывало, только прозвенит звонок –
Вперегонки бежите вы за хлебом
В ближайший к школе маленький ларёк.

И серый этот хлеб, промёрзлый, жёсткий,
С кристалликами снега пополам,
Был во сто крат вкуснее, чем московский,
И заменял мороженое вам.

…Остался в прошлом вечер новогодний,
И появился у тебя дневник.
Ты пишешь поздним вечером: «Сегодня
Ходили мы все вместе на родник.

Договорились в школе на субботу,
На редкость выпал солнечный денёк;
Нас долго вёл по трассе к повороту
Наш одноклассник, местный паренёк.

Свернули вправо – и оцепенели,
Когда перед глазами он возник
Среди сугробов, лиственниц и елей,
Как водопад, сверкающий родник.

Глядели долго мы на это чудо,
Как пряталась неведомо куда
Бегущая неведомо откуда
Студёная и чистая вода.

Она передо мною, как живая,
Как под Москвой – тропинка полевая».


Глава XI

Остался неразгаданной загадкой
Волнующе прекрасный Новый год,
И перед сном вздыхаешь ты украдкой,
А днём хватает у тебя забот.

Жизнь на селе – обыденность и проза,
Из года в год она течёт, как встарь;
Отец ваш – главный инженер совхоза,
А мать – в райисполкоме секретарь.

Мать то на службе, то в командировке,
Отец на «газике» всегда в пути;
И не хватает у тебя сноровки
Хозяйство деревенское вести.

Сырыми и тяжёлыми дровами
Пытаешься ты печку растопить,
Вздувается картошка пузырями,
Когда её приходится варить.

Мороженая, сладкая картошка,
Что может быть противнее её!
Тот, кто столкнулся с этим хоть немножко,
Оценит положение твоё.

Действительность достаточно сурова,
Мечту не отпускает от земли;
Всего ужасней для тебя корова,
Которую вам с фермы привели.

Ты к ней подходишь с лицемерной лаской,
Она твой хлеб с презрением берёт,
И к вымени садишься ты с опаской,
И струйка звонкая о стенку бьёт.

А ты с ней в это время так и эдак:
«Ну, Майка! Ну, красавица, постой!»
Красавица стоит, а напоследок
Ведро лягает заднею ногой.

И, совершая номер свой коронный,
Она иначе просто не могла:
Учитывая век её коровий,
Она твоей ровесницей была.

И молодая эта озорница
В семье у вас как «притча во языцех».


Глава XII

Как сладко пахнут тающие льдины,
И мокрой хвоей тянет из тайги…
Ну, вот и добрались до середины,
А что же дальше? Муза, помоги!

Мне грустно без тебя и одиноко,
Я помню, как у школьного окна
Ты нам читала Лермонтова, Блока,
И мёртвая стояла тишина.

Потом ко мне ты песнею вернулась,
Моим призваньем стала и судьбой;
Так это ты, задумчивая юность?
Как долго мы не виделись с тобой!

Теперь ты лёгкой птицей улетела
В далёкие, но милые края.
Где ты, моя подружка в платье белом?
Где ты, ромашка русая моя?

…Весна, весна! Всего живого праздник –
Хмельной и оглушительный апрель.
Идёт с тобою рядом одноклассник,
В его руках твой старенький портфель.

Тебе во всём желает он удачи,
В тебе одной не чает он души,
С тобой решает трудные задачи
И чинит для тебя карандаши.

Быть может, звёзд он с неба не хватает
И далеко не первый ученик,
Зато окрестность как пять пальцев знает;
Вот он-то и водил вас на родник.

Он принесёт воды и дров нарубит,
И за него родители – горой,
Твою сестрёнку, как родную, любит;
Ну, словом, положительный герой.

Он за тобой как за иголкой нитка,
Твой верный школьный друг – Батурин Витька.


Глава XIII

Ты свой дневник по вдохновенью пишешь;
Вот он опять перед тобой открыт,
Ты ничего не видишь и не слышишь,
И лампочка настольная горит.

«В кирзовых сапогах, по бездорожью
Я встретила сегодня выходной:
Отправилась к ближайшему подножью,
Хотелось мне побыть совсем одной.

Шла целый час – гора не приближалась,
Я не ждала оплошности такой;
Из окон дома нам всегда казалось,
Что вот она, гора, – подать рукой!

Уже усталость двигаться мешала,
И каждый шаг давался мне с трудом;
Тогда я поняла, что совершала
Пологий и медлительный подъём.

Когда же наконец я оглянулась
На Коксу и на цепь далёких гор,
Весенним ветром чуть не захлебнулась –
Такой открылся предо мной простор.

И свежесть в сердце хлынула волною,
И захотелось мне кричать и петь
Иль, как во сне, что снится мне порою,
Взмахнув руками, взять – и полететь!

Вчера я увидала ненароком,
Как по едва пробившейся траве
Телёнок, одурев, носился боком
И ноги подлетали к голове.

И, как ребенок, весело играя,
Он все боднуть кого-нибудь хотел;
После зимы и тёмного сарая,
От воздуха и света ошалел.

Была и я сегодня, как ребенок,
Как одуревший от весны теленок.»


Глава XIV

Кустарники по склонам отцветают,
Последние экзамены сданы,
И мысли где-то в облаках витают,
И все чуть-чуть друг в друга влюблены.

И с чувством неожиданной печали
До осени ты покидаешь класс,
Мальчишки мост под вами раскачали,
Когда вы в школу шли последний раз.

Катунь, твоя овчарка молодая,
Дрожа, на полусогнутых ногах
И животом к настилу припадая,
Шла за тобой, превозмогая страх.

Так начались каникулы в июне.
Чуть свет тебе приходится вставать,
И ты в сопровождении Катуни
Идёшь корову в стадо провожать.

Ох, эта злополучная корова!
Глаза слепляет сон, как сладкий сок,
И, кажется, ты всё отдать готова,
Чтобы уснуть ещё, хоть на часок.

Пока ты собираешься, зевая,
На улице совсем уж рассвело,
Идёшь за стадом, Майку погоняя,
И остаётся позади село.

Лицо ласкает горная прохлада,
И переменам радуется взгляд,
Пастух, суровый повелитель стада,
Махнул тебе кнутом: «Ступай назад!»

Под щёлканье кнута, пыля по тракту,
Коровы продолжали долгий путь,
А вы с Катунью, примостясь на травке,
Решили здесь немного отдохнуть.

Да, стоило подняться спозаранку,
Чтоб среди гор, в излучине реки,
Увидеть рядом алую саранку
И яркие, как золото, жарки.

Полнеба загорелось, солнце близко,
Лучами озарило всё вокруг
И краем ослепительного диска
Из-за вершины появилось вдруг.

И, солнечное утро прославляя,
Запели разом птичьи голоса;
Огнями разноцветными играя,
В траве внезапно вспыхнула роса.

Всего, что в этот миг ты испытала,
Словами невозможно передать…
Как хорошо, что с детства ты слыхала
Таинственное слово «благодать».

Восторг благоговейный, восхищенье
И с вечностью безмолвное общенье.



Глава XV

Прополка и поливка – ты при деле,
С утра и до заката на ногах;
А в это время ягоды поспели
На склонах и окрестных берегах.

На середине своенравной Коксы –
Заманчивый зелёный островок;
Напрасны любопытные вопросы:
Попасть туда никто из вас не мог.

Едва заходишь в воду по колено,
Повалит с ног и понесёт вода;
Но вы с сестрой хотите непременно
На этот остров, именно туда.

И Витька собирает всю ватагу,
Находит в речке самый мелкий брод,
А вы собрали всю свою отвагу,
Одной шеренгой двинувшись вперёд,

Соединённых рук не разрывая,
Бидончики на шею прицепив,
О камни спотыкаясь, и ныряя,
И воплями весь берег огласив.

Ты через годы вспомнишь эту связку,
Предпочитая действовать не врозь.
Вступили вы на остров, словно в сказку,
Ещё такого видеть не пришлось:

Смородины кустарник ярко-красный,
За ягодами листьев не видать.
Девчонки, приговаривая «рясный»,
Немедля начинают обирать. 

Вы ягод до оскомины наелись,
Наполнили бидоны до краёв,
А через день, собравшись, загорелись
И напекли ленивых пирогов.

И, раскрасневшись, пели и смеялись,
Твоя сестрёнка начала чудить,
Тут все одновременно догадались,
Что ягоды успели забродить.

Сестрёнку вскоре в лагерь отправляют,
Тебя же при хозяйстве оставляют.


Глава XVI

Однажды летом, а точней, в июле
В командировку посылают мать,
Отец на совещанье в Барнауле;
И ты зовёшь подругу ночевать.

Подруга эта появилась в Коксе
Совсем недавно, нынешней весной,
И матери своей не знала вовсе,
Отец же был фотограф разъездной.

Всех вас она была постарше на год,
Но выглядела взрослою вполне,
Она не собирала с вами ягод
И вообще держалась в стороне.

И грезила о том, чтоб стать артисткой,
Да так, что не могла ночами спать.
По внешности она была метиской;
Наверное, её цыганка-мать

Ей подарила облик Мариулы:
Высокий стан, как стройная лоза,
Капризный нос, приподнятые скулы,
Загадочные тёмные глаза.

Не красится она, лицо не пудрит,
Необходимости ей в этом нет,
А длинные каштановые кудри –
Всеобщей нашей зависти предмет.

Она отлично пела и плясала,
То было от природы ей дано;
Коленец разных три десятка знала
(А ты с трудом запомнила одно).

В плену мечты навязчивой и страстной
Всерьёз она не думала любить.
И тешила себя игрой опасной:
Ей нравилось кого-нибудь отбить.

Пред ней был устоять никто не в силах,
И плакали девчонки от измен.
Твоя сестра её не выносила,
А мать звала «алтайскою Кармен».

Но до поры до времени терпели,
На странный выбор твой махнув рукой,
Нередко на два голоса вы пели,
Гуляя вечерами над рекой.

Звук этой песни над водою плыл
И по селу далёко разносился;
«Тебя ль я, моя радость, не любил?
Тобой ли, дорогая, не гордился?»

«Гадалка» - есть у Врубеля картина –
Такой была подруга Валентина.


Глава XVII

Желанная, пленительная воля!
Кто не мечтает в юности о том,
Чтоб выйти из-под строгого контроля
И, наконец, пожить своим умом?

«Как взрослые порой необъективны,
Нотациями любят донимать,
Они в своих сужденьях примитивны
И нас не в состоянье понимать».

Так иль примерно так ты рассуждала,
Роптала на родительскую власть
И дорогую гостью поджидала,
Чтоб вместе с ней наговориться всласть.

Ты извлекаешь для неё запретный
Мешочек чёрный с сахарным песком,
В который вы с сестрёнкой незаметно
Наведывались изредка вдвоём.

Ты строишь планы с самого обеда,
Как проведёшь привольный вечерок
И ваша задушевная беседа
Польётся, что медовый ручеёк.

Она пришла, и страшные секреты
Ты слушаешь, как жадный ученик,
Сама даёшь ей добрые советы
(Что взяты из твоих любимых книг).

Включили свет. Так время пролетело,
Что вы и не заметили его.
Залаяла Катунь и присмирела,
Должно быть, увидала своего.

«Входи, Витёк, входи, ужасно рада,
Кого же это, думаю, несёт?» -
И слышится невольная досада
На этот нежелательный приход.

«А я сегодня не один, с соседом.
С рыбалки к вам зашли на огонёк».
Замешкавшись слегка, заходит следом
Высокий худощавый паренёк

С задумчивыми светлыми глазами,
Знакомый общий – Юрка Журавлёв:
«Привет, девчата! Не хотите с нами
 Использовать сегодняшний улов?

Вот хариус – он родственник форели
И подавался ранее царю…»
«Да что вы говорите, неужели?
Что ж, милости прошу, благодарю!»

Сказать по правде, этот самый Юра –
В Усть-Коксе необычная фигура.


Глава XVIII

Так поменялся вечера сценарий.
И так перед тобою он возник,
Мальчишка этот, – местный «карбонарий»
И нынешнего года выпускник.

Он родом не отсюда, и старухи
Судачат, что отец его в тюрьме;
И ходят неотчётливые слухи,
Что мать немного не в своём уме.

Она преподаёт в начальной школе;
Твердят ей без конца со всех сторон,
Не замечая материнской боли,
Что сын её – изрядный охламон.

Он выглядел и впрямь довольно странным:
Учителей своих не уважал,
И сам себя считал он хулиганом –
Скорей всего, кому-то подражал.

Он мог дерзить, прогуливать уроки,
Он не играл с мальчишками в футбол,
Любил казаться гордым, одиноким
И презирал за что-то слабый пол.

В те времена, когда романтик кинул,
Как в песне пелось, «грошевой уют»,
В патриархальную Усть-Коксу хлынул
С целинниками вместе пришлый люд.

Геологи, туристы и бродяги
Ловили здесь удачу и момент,
И разные пьянчужки-бедолаги,
И прочий ненадёжный элемент.

И вот в такой компании случайной,
С ней родственное что-то находя,
Стоял, бывало, Юрка возле чайной,
Людей приличных в ужас приводя.

В тот полный неожиданностей вечер,
Ещё не сознавая ничего,
В смущенье от внезапной вашей встречи,
Узнала ты по-новому его.

Он оказался вежлив и воспитан,
Провинциальный этот паренёк,
К тому же удивительно начитан –
Тебе, москвичке, небольшой урок.

В нём ощущалась тонкая натура,
И в голосе ты уловила грусть,
Когда письмо предсмертное Артура
Из «Овода» прочёл он наизусть.

Но Валентина с самого начала
Была высокомерна и суха
И явно в этом обществе скучала;
Её смягчила «царская» уха,

Ваш диспут оборвав на полуслове…
Уже светает, по домам пора.
Впервые ты признательна корове,
Всех угощая сливками с ведра.

Вы в этот вечер не сидели рядом
И лишь однажды повстречались взглядом.


Глава XIX

Опять перед тобой твоя тетрадка –
Вчерашнее покоя не даёт;
Тревожит и влечёт к себе загадка,
Так манит омут и запретный плод.

И, перебрав в уме десятки версий,
Не зная, веселиться иль грустить,
Пешком идёшь ты в лагерь пионерский:
Давно пора сестрёнку навестить.

Чем дальше, тем пустыннее откосы,
И облака клубятся в синеве;
Тропа то вьётся берегом вдоль Коксы,
То исчезает змейкою в траве;

Ведёт она в тенистые ущелья,
Там вечером у шумного костра
Сегодня ожидается веселье,
И будет выступать твоя сестра.

Издалека донёсся голос горна,
Зовущий пионеров на обед,
Он прозвучал так звонко и задорно –
От детства беззаботного привет.

И вдруг в траве ты замечаешь дикий
И незнакомый маленький цветок –
Малиновая звёздочка гвоздики
Качается почти у самых ног.

На клумбах ты в соцветиях видала
Её, душистых, ярких и больших,
И потому вначале не признала
Среди былинок тонких и сухих.

Простое, безыскусное созданье,
Чудесное, как первое свиданье.


Глава XX

Как изменилось всё в тебе и в мире!
Стихи уже по-новому любя,
Ты учишь наизусть поэму «Мцыри»,
Не узнают родители тебя.

Ворчат, что от тебя не стало толку,
Что не живёшь ты, а как будто спишь
И утром перед зеркалом подолгу,
Расчёсывая волосы, стоишь.

Ты к дому абсолютно равнодушна,
Совсем другим забита голова;
Ты стала иронична, непослушна;
Пожалуй, мать не так уж не права.

Тебя из-под родительского крова
Уносит романтический туман…
Но тут «её величество» - корова
Опять выходит на передний план.

Она с характером своим строптивым
С товарками бодалась по пути,
Не ужилась с коровьим коллективом;
Поручено тебе её пасти.

Вокруг села зелёные отроги,
И вам не нужно забираться ввысь;
А вдруг его ты встретишь по дороге,
И что же? Хоть сквозь землю провались:

Пришёл в упадок гардероб московский,
Спартански беден летний твой наряд,
И выглядит как жалкие обноски
Всё то, что было впору год назад.

И ты надела платье выходное,
Которое к лицу и в самый раз;
Оно тебе минувшею весною
Пошито у портнихи на заказ.

С Катунью за величественной Майкой
Вы по селу идёте чередой,
Минуете лужайку за лужайкой;
За невысокой каменной грядой

Тебе открылась длинная поляна
И белого шиповника стена;
И ты, совсем как Ларина Татьяна,
С мечтой своею наконец одна.

Какое райское благоуханье,
Неповторимый, дивный аромат!
И представляется тебе свиданье –
Ты с ним приходишь в этот белый сад…

Паслась корова чинно и спокойно,
Являя послушания пример,
И так она была благопристойна,
Как барышня, что набралась манер.

Пока Катунь за птицами носилась,
Ты погружалась в сладкие мечты,
Злодейка эта на тебя косилась…
Вдруг ланью перепрыгнула кусты

И стала удаляться. Вот проклятье!
Ты ринулась за нею по кустам,
И выходное штапельное платье
Шиповник раздирает пополам.

Катунь помчалась, возмущённо лая,
Отчаянный твой заглушая крик;
Но вот, хвостом сконфуженно виляя,
К тебе вернулась, высунув язык.

«Ну что ж, Катунь, такая неудача,
Проштрафились мы обе невзначай!»
Переоделась дома, чуть не плача…
Куда идти? – «Витюха, выручай!»

С Катунью, с Витькой, с полевым биноклем,
С намереньем – достать из-под земли –
Мы сбились с ног и под дождём промокли
И к вечеру беглянку привели.

Виновница отчаянной погони
Траву щипала на соседнем склоне.


Глава XXI

Спокойный вечер, позади волненья;
Мать разложила на столе пасьянс;
По радио звучит романс «Сомненья» -
Обуховой излюбленный романс.

Ты слушаешь его, и сердце сжалось –
Нигде теперь ему покоя нет.
Ты вышла в палисадник ваш. Смеркалось,
В соседних окнах зажигался свет.

Вот у забора появился кто-то.
Ты сразу догадалась: «Это он!» -
И медленно пошла к своим воротам,
И кажется тебе – ты видишь сон.

«Тебя я видел, стоя с пацанами,
Успела ты свернуть за поворот,
И не решился я пойти за вами…
А платье белое тебе идёт».

«Что у тебя за книжка?» - «Это – «Овод»,
Перечитай, пожалуйста, её.
Имей в виду, она – не просто повод:
Хотел бы знать я мнение твоё.

Как здорово недавно мы сидели!
А мать ждала и не ложилась спать.
Больна… иной раз не встаёт с постели…» -
И, помолчав, добавил: «Мать есть мать».

«Что с ней?» – «Зимою сильно застудилась.
Отправилась в соседнее село
С каким-то порученьем, заблудилась;
Метелью чуть совсем не замело…

А я – в отца, судьба моя известна:
Не жить мне на свободе». – «Почему?»
«Да так… вот ты скажи, но только честно:
Приедешь ты ко мне на Колыму?»

Дочь коммунистов, внучка генерала,
Воспитана героикой войны,
Ты Колыму себе не представляла,
Ты в жизнь вошла с парадной стороны;

И всё-таки подумала: «Бедняга!»
Но он, меняя резко разговор,
Сказал: «Сегодня в клубе фильм «Бродяга»,
А Радж Капур – классический актёр.

Сейчас пойду, куплю нам два билета
И буду ждать у входа. Ты придёшь?»
Не находя правдивого ответа,
Ты растерялась и чего-то ждёшь.

У вас довольно строгие понятья:
Быть дома не позднее девяти.
Уйти тайком? А порванное платье?
Нет, хоть убей, не можешь ты пойти.

Тебя поцеловал он на прощанье,
Прервав твоё неловкое молчанье.


Глава XXII

С того момента началась разлука,
Тебя он не старался увидать,
А ты была с рожденья близорука,
И встреч с тобой нетрудно избегать.

И, мучаясь неясностью причины,
На тайное пролить желая свет,
Ты разъяснений ждёшь от Валентины
И слышишь неожиданный совет:

«Забудь его, ведь он тебе не пара,
Он, может быть, уже с другой теперь,
Будь похитрей, оправься от удара
И больше никому из них не верь!»

Ты изливаешь в дневнике сомненья
Наивной и беспомощной любви;
Прочли его тайком, без позволенья,
Партийные родители твои.

И, пристыдив, сменили гнев на милость.
Забылся неприятный эпизод.
Из лагеря сестрёнка возвратилась,
А в жизни наступил переворот:

Отец с начальством местным не поладил;
Он слишком независим был и смел,
Он лодырей по голове не гладил
И в рот вышестоящим не смотрел.

Когда «культ личности» разоблачили,
Вы стали жертвами чужой игры,
И всё, чему вас столько лет учили,
Казалось, рухнуло в тартарары.

Отцу пришлось всё это не по вкусу,
И он открыто заявил свой взгляд,
Сказав, что только подлецы и трусы
Плохое о покойных говорят.

Уволен с порицаньем в личном деле,
И многие в душе о нём жалели.


Глава XXIII

Учебный год, а вам в дорогу снова.
В мозгах – смятенье, в доме – ералаш;
И продана капризная корова,
Уложен незатейливый багаж.

Пришёл сосед с деньгами за Катунью
(Нельзя собаку даром отдавать);
Она пыталась прятаться под стулья,
И прослезилась сдержанная мать.

Поплакали и вы с сестрою вместе.
Итак, разбились все твои мечты…
О гордости и о девичьей чести
От матери сто раз слыхала ты.

Зачем хитрить? Конечно, книгу «Овод»
Ты с Витькою могла бы передать;
Не можешь ты, пусть даже это повод,
В последний раз его не увидать.

Неподалёку, на краю дороги,
Его, какой-то невесёлый, дом.
И ты остановилась на пороге,
Переводя дыхание с трудом.

А за окном мелькнула Валентина –
Разлуки и неясности причина.


Глава XXIV

Глазам не веря, ты похолодела,
В молчании он вышел на крыльцо,
И ты с каким-то ужасом глядела
В чужое и недоброе лицо.

Ты книгу отдала ему неловко;
Он взял и торопливо закурил…
И почему-то вспомнилась винтовка,
Как «отдаёт» шестнадцатый калибр.

Однажды из двустволки ты стреляла –
Вы во дворе устроили «салют»;
Ты на ногах тогда не устояла,
А двор исчез на несколько минут.

«Мы уезжаем». - «Скатертью дорога,
Да и зачем тебе такой, как я?
А, впрочем, фраеров на свете много.
Иди домой, там ждёт тебя семья».

То было окончанье разговора…
Быть может, ты уже сошла с ума?
Вот ты стоишь у своего забора,
А как дошла, не знаешь и сама.

Жизнь проживя почти до половины,
Немало испытав в своей судьбе,
Прочтёшь ты у Цветаевой Марины:
«Мой милый, что я сделала тебе?»

Под звёздами ночного небосвода
В отчаянье лежишь ты на траве,
Не зная, что пройдёт чуть больше года,
Получишь ты письмо уже в Москве:

«Привет! Пишу тебе из заключенья.
Хочу во всём признаться, наконец.
И, если можно, получить прощенье…
Ну, как там поживает твой отец?

Мы поняли друг друга с полуслова,
И не было у вас моей ноги…
Прости, что поступил с тобой сурово.
А Валентина… с нею мы враги.

Её потом как редкий самородок
Ансамбль Горно-Алтайский подобрал.
Мать схоронив, и я подался в город,
По глупости киоск обворовал.

А помнишь, как ты с вечера сбежала
Под Новый год? Мне б за тобой пойти
Ещё тогда, но что-то удержало:
Я чувствовал, что нам не по пути.

И всё-таки мы повстречались летом,
О чём не смел мечтать ещё зимой…
А всё же странно, что помог нам в этом
Батурин Витька, лучший кореш твой.

Надеюсь, на свободу скоро выйду
И с прошлым завяжу, чтоб честно жить.
Я никому не дам тебя в обиду,
Люблю тебя, хочу с тобой дружить».

 
Глава XXV

Ему ты не ответила. На этом
Печальный не закончился рассказ;
Действительность не совпадёт с сюжетом –
Всё это только будет, а сейчас…

Сейчас – опять зелёная трёхтонка,
Отъезд, напоминающий побег,
А в кузове – родители, сестрёнка,
Геологи, их трое человек.

Сестрёнка беззаботная мечтает,
Как скоро не во сне, а наяву
Слова услышит: «Поезд прибывает
В столицу нашей Родины – Москву!»

Пришли подружки, собрались соседи,
Не обошлось, как водится, без слёз.
Батурин Витька прибежал последним,
Он вам в дорогу яблоки принёс.

Обыденно и в то же время странно
Всё выглядит – обочины, трава…
А в голове негаданно-нежданно
Рождаются певучие слова:

Кольцо сомкнулось годового круга,
И выпал из него прощанья срок…
Прощай, моя неверная подруга,
Жестоким был последний твой урок.

Покорная судьбе, я уезжаю.
Прощай и ты, Алтай мой голубой!
Я ничего о будущем не знаю;
Быть может, не увидимся с тобой.

Но знаю, что останется со мною
Всё дорогое, что забыть нельзя:
Родник, не замерзающий зимою,
Такой же светлый, как его глаза,

И счастье небывалое, и горе,
И самая заветная мечта,
Весенний ветер на пологом взгорье,
И высота твоя, и красота,

И на твоих отрогах полудиких
Малиновая звёздочка гвоздики.


Эпилог

Настал конец пути. Спасибо, Муза!
Ты провела со мною ровно год.
Теперь упала с плеч моих обуза,
Как падает на землю спелый плод.

Когда порой из сил я выбивалась
И вдохновенье теплилось едва,
Ты надо мной заботливо склонялась,
Подсказывая нужные слова.

В толпе людской, в ночи и среди поля
Да будет над тобою Божья воля.