Организмика. Трансформация - роман. Часть 1

Жанр: кибер-панк, философское фэнтези, футурология, мистика

Герои романа – это разные идеи и разные стороны вашей личности, которые взаимодействуют между собой самым причудливым образом. Выходя из вашего подсознания, они разворачивают перед вами специфическое представление, с каждой сценой которого ваше сознание целенаправленно трансформируется.
Вместе с героями романа читатель проходит удивительный путь трансформации всеобщих идей и своего собственного мировоззрения, формируя в себе уникальную способность иначе воспринимать окружающую действительность.
Прочитав роман до конца и вернувшись к его первым строкам, вы убедитесь, что вместе с героями романа прожили целую информационную эпоху. И стали совершенно другими. После прочтения романа вы уже никогда не сможете вернуться к прежнему состоянию.

Содержание:
     Пролог
     Часть 1. Философия
          Оступиться на ступенях
          Тусклый свет учения
          Выйти из незримого
          Странный театр
          Непостоянство постоянных
          Настя
          Гениальный физик
          Нона
          От хаоса к интеллекту
          Прототрансформация
          Вселение во Вселенную
     Часть 2. Трансформация <<< http://www.stihi.ru/2015/02/24/1214
          Кошка и Блошка
          Апостолы и постулаты
          Церквушка-простушка
          Антон
          Волшебный микроскоп
          Живая Земля
          Уровни организмов
          Рождение вселенной
          Странные смотрины
          Жаркие дебаты
          Любовная слепота
          Развязка связей


Эпиграф:
     «Все структуры физического мира – не что иное, как майя, или "одно лишь" сознание», – древняя мудрость


Пролог

– Бабуль, как здорово ты вяжешь! – похвалил старушку Антон – юноша лет девятнадцати. Он подошёл к ней, поцеловал в щёку и, заворожено наблюдая за суетой спиц, задумчиво добавил: – Ловко у тебя получается спицами орудовать. Клубок – один, нитка – одна, спицы – две, а в результате получается великолепный платок!
– Антоша! Ты куда так рано? – в ответ проскрипела бабушка, рассматривая своего повзрослевшего внука в смотровые щёлочки, образовавшиеся поверх немного опущенных очков.
– На пару. У нас сегодня «философия» начинается. Хочу послушать с самого первого занятия, – Антон опустил глаза, надеясь, что бабушка не заметит его волнения.
– Философия, говоришь?.. – полувопросительно повторила бабушка. – Ну, беги, беги…
Уже выходя из комнаты, Антон остановился и на мгновение призадумался.
– Бабуль, дай-ка я сниму, как ты вяжешь. Если будет скучно на паре, хоть поучусь вязать. Или, может, поучу кого, – немного мечтательно произнёс юноша.
Антон направил объектив на то самое место, где две спицы встречаются друг с другом. Там – в проникновенном танце и в бескомпромиссной борьбе – всего из одной простенькой нитки неимоверным образом рождается полотно причудливого узорчатого платка.
Антон любил наблюдать за этим актом волшебного творения. Ему казалось, что из-под бабушкиных спиц рождается какой-то особенный, своеобразный и вполне одушевлённый мир.
Но сейчас юноша даже и не догадывался, насколько близко он подошёл к истине.


Глава 1. Философия

Эпиграф:
     «Ничто в супраментальном смысле в действительности не является конечным;
     это основано на чувстве всего в каждом и каждого – во всём», – Шри Ауробиндо, индийский философ


Оступиться на ступенях

Спрыгнув с протёртой подножки боязливо дребезжащего троллейбуса, Антон спортивной пружинистой походкой быстро преодолел остаток расстояния до здания института. Уже оказавшись на его ступеньках, он заметил Нону.
Эта девушка безумно нравилась Антону.
Но не сейчас!
Во всём дорогом и чёрном, она показалась из такого же чёрного наглухо тонированного внедорожника, у которого единственным цветным пятном нагло выделялась статусная синяя «мигалка».
Нона обернулась, захлопнула дверцу машины и что-то сказала тому, кто оставался в салоне. После этого с весёлой и победной улыбкой девушка направилась вверх по ступеням к дверям института. То есть в сторону Антона.
– Привёт! – Антон, сгорающий от счастья обожания и от ненависти ревности, открыл ей дверь и пропустил девушку вперёд.
Она, молча и очень сухо, кивнула. Даже не смерила его пренебрежительным взглядом. Юноша в очередной раз почувствовал себя пустым местом. Или, скорее, неким портье, поставленным здесь специально только для того, чтобы отварить ей эту проклятую дверь.
Ревность, чередующаяся с ненавистью, подкатывали к разуму юноши толстым полосатым удавом. Каждым ползучим движением на самообладании Антона затягивалось очередное чешуйчатое и холодное кольцо.
Очень скоро стало нечем дышать.
И тут юноша почувствовал, как холодная ярость окатила его с ног до головы. Кулаки напряглись и самопроизвольно сжались ещё сильней – до хруста костей.
Но ещё через мгновение всё кончилось.
Как обычно…
Ярость сменилась бессильной злобой. Злобой на неё, Нону. Антон оглянулся, ища обидчика, но и его «членовоз» давно уже испарился.
– Понятно, – едва выдавил из себя юноша.
Он сделал рядом с Ноной несколько шагов и снова попытался постучать по этому никогда не тающему «айсбергу».
– Дружишь с простым «лесником»? – съязвил Антон и стал всматриваться в ледяное лицо девушки. Заметив, как вопросительно чуть дёрнулась её бровь, юноша пояснил: – Который умеет хорошо «пилить»… бюджет!
– Антон! – отвалился от «айсберга» крохотный звенящий кусочек льда. – Не надо изображать из себя тротуарную плитку.
– Заплёванную? – ожесточился Антон, снова откровенно разозлившись на отсутствие у объекта своего обожания хоть какого-то намёка на уважение к себе.
– Нет! – словно тореро, размахивающая плащом перед мордой разъярённого быка, Нона взмахнула очередной порцией издевательств и через секунду, не дав Антону опомниться, произвела финальный укол: – Под которую ничто не течёт.
Антон еле устоял на ногах.
Удар, нанесённый ему в самую душу этой полутораметровой змеёй, едва достигавшей пятидесяти килограмм, поверг юношу в самый настоящий технический нокаут.
Антон всё ещё оставался в стойке, а какой-то далёкий и неразборчивый голос начал обязательный в таких случаях отсчёт: «Один, два, три…».


Тусклый свет учения

Лекция должна была уже скоро начаться. Каким-то образом добравшийся до аудитории Антон восстановился и с огромным трудом настроился на тяжкий процесс получения знаний.
Студенты, расположившиеся рядом, видимо, любили этот предмет. Они откровенно восхищались уже известными деталями. Взахлёб нахваливали друг другу профессора. С видом знатока и от имени лектора обещали удивительные знания! И восклицали: философские знания!
К моменту, когда прозвенел звонок, аудитория успокоилась, и все приготовились поглощать обещанные знания – целыми потоками или даже целыми реками…
Долгожданная лекция началась.
Но вот прошло несколько первых минут, а ничего удивительного пока не происходило. Знания как-то не растекались по аудитории и не впитывались. Или, по крайне мере, всё, что текло, каким-то странным образом миновало разум Антона, заполненный доверху свой ненаглядной проблемой.
Находчивый от природы ум юноши в этот раз уверенно буксовал на месте. Ни одна его выдумка ни разу не сработала. Нона по-прежнему выигрывала у него каждое, даже самое мизерное, сражение. А всё то, о чём говорил преподаватель, Антон уже где-то слышал, где-то читал, а о кое-чём и сам почти что догадывался.
Всякий знает, что в такие моменты по аудиториям, классам и лекториям вместо знаний начинает растекаться другая нематериальная субстанция. На обычном языке она называется зевотой и бывает крайне настойчивой и заразительной.
Так, вот, когда зевота «постучалась» к нему в первый раз, Антон прикрыл рот рукой и скрытно немножко зевнул. Когда зевота «постучалась» во второй раз, он сделал то же самое, но очень лениво.
Преподаватель успел заметить. Он вида не подал, но Антон мгновенно осознал, что на этот раз спалился.
Юноша понял, что и эту борьбу он сейчас проиграет: зевота его победит с той де лёгкостью, с которой всегда побеждает его Нона.
Надо было срочно чем-то заняться. Надо было как-то отвлечься от наваливающегося сонного состояния.
Как утопающий, судорожно цепляясь за любую соломинку, Антон повернулся к соседке слева и произнёс:
– А моя бабушка вяжет! Хочешь, покажу?
– Хочу! – обрадовалась Настя неожиданной удаче и подвинулась ближе к Антону.
Это была как раз та соломинка, которая позволила Антону выбраться из поглощающей его зевотной жижи. Сонливость потихоньку начала отступать. В мышцы стал возвращаться тонус, и пальцы, уже заснувшие и неспособные держать даже авторучку, нашли в себе силы и нажали на нужную кнопку.
– Смотри! – просто сказал Антон так вовремя спасшей его Насте.
Пока грузился и запускал ролик, юноша успел украдкой бросить очередной боязливый взгляд – вдоль того же ряда, ещё дальше влево, в сторону Ноны.
Институтская красавица, гроза всех парней, оставалась для Антона такой же недоступной, как для обычного человека недоступен какой-нибудь параллельный мир в каком-нибудь сказочном зазеркалье. Всё, что было позволено: мечтать. Только это и можно. Но что там, за зеркалом, на самом деле – узнать никогда не удастся.
Настя поймала визуальный импульс Антона. Предельно скрытно своими глазами проводила его по курсу и упёрлась в Нону. Сразу же всё осознав, девушка коротко вздохнула и в полной задумчивости молча просмотрела ролик от начала и до конца. После чего, едва не срываясь, восхищённо сказала:
– У тебя бабушка – прямо, богиня какая-то! Я вообще не представляю, как такое возможно! Может, она какие-нибудь моторчики в спицах прячет? А! Давай увеличим и посмотрим!
Антон усмехнулся на такую реакцию девушки. Почему ему-то никогда не приходила на ум эта простая и гениальная мысль – увеличить изображение и подробно рассмотреть тот самый акт творения? А вот Насте эта мысль в голову пришла…
Юноша вспомнил разговор про тротуарную плитку и понял, что под ним и на этот раз оказалось сухо.
Сухо просто потому, что он снова не проявил никакой дополнительной любознательности. Посмотрел ролик – на этом остановился.
«Надо всегда двигаться вглубь», – подумал Антон и согласился увеличить картинку. Теперь и ему стало интересно узнать, почему или за счёт чего так здорово концы спиц управляются с ниткой!
А в ролике бабушка орудовала спицами виртуозно и без устали. Чувствовалось, что эти железные проволочки окутывает какое-то волшебство.
Антон увеличил фрагмент изображения. Концы спиц стали по размеру похожи на тупые «колья». Ещё увеличил – концы спиц стали почти, как «брёвна». Антон и Настя ещё несколько раз запускали ролик и смотрели. В конце концов, поняли, что нечего сложного в процессе вязания нет.
Но даже после этого ребят не покинуло ощущение какого-то чуда и рождения чего-то нового.


Выйти из незримого

– Тебе не кажется, что там, на одной из спиц, что-то есть? – подозрительно всматриваясь в повторяющееся изображение, спросила Настя.
Оба помолчали минуту, ещё тщательней всмотрелись в экран, а потом Настя заинтересованно добавила:
– Увеличь ещё! Можешь?
Антон был, конечно, не хакер, но своему компьютеру возможностей загрузил под завязку. Да и кнопку «увеличить» на своём компе мог найти даже он.
Конечно, увеличит! И не просто увеличит, а увеличит до тех пор, пока на экране не останутся вместо узнаваемого изображения сменяющие друг друга квадраты разноцветных пикселей.
Уже эта, пусть даже совсем незначительная по размеру и возможностям «мочь», сразу же вернула Антону уверенность в своих силах и позволила распрямить его сморщенные крылья.
Словно демонстрируя какое-то шестое чувство, Нона сразу же отреагировала на эту небольшую победу Антона. Она впервые за прошедшую часть лекции послала ему ответный взгляд. И это телодвижение было больше похоже на повадку змеи: как будто она своим вытянутым раздвоенным жалом пытается дотянуться до Антона и узнать больше интересующих её подробностей.
– Могу, конечно! Ещё как могу! – демонстративно уверенно похвастался Антон.
Он отважно выпрямил спину и снова украдкой метнул взгляд в сторону Ноны. Здесь ему храбрости по-прежнему не хватало.
– Ну, давай! Жми! – опять поймав этот люб… опытный импульс и снова расстроено вздохнув, произнесла Настя.
– Да, не-е, не стоит…, – сразу же «включил заднюю» витавший в своих сомнениях Антон.
Но потом, осознав, что совершенно не так понял Настю, юноша нервно «зумкнул» сразу три раза подряд. Картинка три раза изменилась, всякий раз демонстрируя разбухающие пиксели, и, наконец, студенты смогли по-иному увидеть отснятый процесс.
Они всмотрелись в экран, а там стало заметно, что на одной из спиц происходит какая-то фантастическая возня.
– Я же тебе говорила, моторчик…, – медленно прошептала Настя, всматриваясь в изображение и совершенно ничего не понимая. Потом помолчала и, увидев, что Антон находится в ступоре и заторможено смотрит на тот же кончик спицы, неуверенно предложила: – Увеличь ещё!
Юноша, не моргая, словно кем-то зомбированный, откровенно машинально повиновался её команде и ещё три раза подряд «зумкнул». Картинка и не думала превращаться в отдельные пиксели. Она оставалась отчётливой и весьма понятной.
– Это же человечки! – шёпотом воскликнула Настя. – Увеличивай ещё!
Антон ещё «зумкнул», ещё и ещё…
То, что открылось их взору после окончательного увеличения, удивило ребят до полной парализации, до немоты!
Спицы увеличились и стали настолько огромными, что перешагнули границы экрана, а на торце одной из них теперь располагалась круглая сцена. Вокруг неё возникли стены непонятного театра. А перед сценой появились ряды зрители.
На самой сцене – два актёра. Они, поклонившись зрителям, принялись демонстрировать залу свой непонятный спектакль. Актёры то спорили, то соглашались друг с другом. Зрители заворожено следили за ними и воодушевлённо хлопали им.
И вдруг Антону показалось, что один из этих удивительных актёров заметил его непонимающий взгляд и в ответ загадочно улыбнулся.


Странный театр

Немного грузной походкой давно уже существующего создания профессор Эйн Вейзель (1) вышел на центр совсем недавно опустевшей сцены. Устало сел на одиноко стоявший посреди неё деревянный табурет и стал наблюдать за оседающей на ночь театральной пылью – она тоже отыграла свою немаловажную роль и ложилась на струганные доски пола тихо и плавно.
– Даже пыль нуждается в покое, – задумчиво произнёс он вслух и добавил: – Куда уж нам…
Эти слова, словно молнии, разрезали накалённое и наэлектризованное пространство. Зал сразу же зашелестел разнообразными голосами, обладатели которых высказывали шёпотом друг другу восхищение прекрасной игрой одинокого актёра, который выдержал необходимую паузу, и шелест восторга улёгся рядом с уже засыпающей пылью.
Дожав паузу до предела, Вейзель театрально поднял руку и стал рассматривать её на просвет – сквозь луч софита.
Рука выглядела полупрозрачной, но что ещё более удивительно – ярко-красной. Это вызвало сильное и демонстративное удивление у Вейзеля, а также ответный возглас восхищённого непонимания в зале. Зрители не знали, как им реагировать и на сам этот факт, и на удивление этим фактом со стороны одинокого актёра. Постепенно ужас, очарование и удивление охватили зрителей, сформировав в замкнутом пространстве своеобразную ноосферу.
В ту же минуту Антон и Настя с таким же удивлением обнаружили себя сидящими в шестом ряду почти по центру зала. Настя изрядно испугалась. Её нежное сердце усиленно колотилось о рёбра – видимо, думая, что за пределами грудной клетки ему будет спокойней.
Настя автоматически потянулась, чтобы взять Антона за руку, но последние несколько миллиметров пути её рука преодолеть так и не смогла. Девушке казалось, что ещё чуть-чуть, и она обожжётся. Поэтому внезапный порыв прекратился.
Антон не заметил этого движения. Он зачарованно следил, как на ту же сцену вышел второй персонаж. Старый друг Эйна Вейзеля – старец Кулик (2). Вместе они отправили в бесконечность не одну сотню профессорских вечеров, засевших в памяти парами коньяка, запахом сигар и горечью кофе.
– Рад видеть вас, дорогой мой Эйн! – поприветствовал его старец Кулик. – Вы снова вдыхаете аромат остывающих эмоций?
– И я рад вас видеть, дружище! – обнял вошедшего Вейзель и добавил, освобождая стул и потягивая его Кулику: – Присаживайтесь, пожалуйста! Присаживайтесь!
Старец Кулик посмотрел на свободный теперь стул и произнёс в ответ:
– Дорогой мой Эйн! Если позволите, то это я вам предлагаю этот самый стул. Со всем возможным уважением к вам. Присаживайтесь, пожалуйста!
Друзья посмотрели друг на друга и улыбнулись. Они поняли, что вопрос со стулом так просто не разрешить, и старец Кулик предложил:
– Эйн, вместо того, чтобы вдвоём стоять вокруг одного незанятого стула и спорить о том, кто кого должен на него усадить, предлагаю вам направить всю силу спора и мысли в более интересное русло.
– Какое же? – с интересом спросил Вейзель и сразу же добавил: – Хотя, впрочем, я вам доверяю в этом вопросе и готов за вами следовать хоть на самый дальний край познания.
Произнося последние слова, Вейзель резко повернулся в сторону Антона и несколько угрожающе подмигнул ему.
Антон нервно улыбнулся и судорожно завертел головой в поисках хоть какой-нибудь поддержки. Но, находясь теперь в лёгкой прострации, он взглядом наткнулся лишь на испугано сидящую рядом Настю. А она, усиленно хлопая от непонятности еле удерживающимися на своих местах ресницами, в тот же самый миг почти автоматически сделала новую попытку взять Антона за руку.
На этот раз Антон её движение заметил и, более того, отметил его внимательным прямым взглядом.
…Но, занятый своей паникой, так ничего и не понял. Вся работа его мозга была сосредоточена на недавнем подмигивании актёра – ещё несколько минут назад спицы вязали какой-то платок, а сейчас некое существо, выглядящее, как человек, и двигающееся, как человек, именно ему так реально подмигивает!

1 - Немец. «мудрость» (Эйн Вейзель – Первый Мудрец).
2 - Др. русск. «мудрость» (старец Кулик – Звёздный Мудрец).


Непостоянство постоянных

– В своё время Кант выдвинул шесть доказательств существования Бога, – произнёс старец Кулик и, словно цапля на болоте – так же по-особенному выворачивая ноги, сделал несколько шагов по сцене. – С тех пор люди сбились с ног в поисках седьмого доказательства. Имеется ли оно у современной науки? Имеется ли оно у физики?
В зале повисла тишина. Зрители затрепетали от неподдельного интереса. При слове «бог» некоторые из них ангельски-мечтательно выдохнули, а другие дьявольски-довольно вдохнули. Для тех и других эти движения означали одно и то же. И тем более чётко они фиксировали двойственную сущность обозначенного существа.
Часть людей закатила глаза в предвкушении обильного богословского спора. А у будущих спорщиков стали просматриваться слабосветящиеся нимбы.
Эйн Вейзель впился в старца Кулика глазами и, на минуту потеряв над собой контроль, невнятно пожевал уже далеко не розовыми губами. Старый профессор собирался с мыслями. Некоторые из них буквально ползли по его измученному знаниями лицу. Они скрывались там – где-то под дряхлеющей черепной коробкой, распространяя вокруг флюиды многообразных формул и замысловатых сентенций.
Оба профессора выглядели почти, как правдоподобные голограммы. И тем более удивительно прозвучали ответ и вся дальнейшая речь Вейзеля, наполненные чёткими формулировками, отточенными фразами и красочными примерами.
– Когда около трёхсот лет назад учёные изобрели микроскоп и стали рассматривать, что происходит там, внутри клетки, они увидели, как делятся хромосомы. Процессы удвоения и разделения хромосом ошеломили исследователей: «Как такое может быть, если всё это не предусмотрено Всевышним?» – стал раскручивать ситуацию Эйн Вейзель. – И действительно! Если говорить о том, что человек появился на Земле в результате эволюции, то с учётом частоты мутаций и скорости биохимических процессов для создания человека из первичных клеток понадобилось бы времени много больше, чем возраст самой Вселенной.
Старец Кулик одобрительно покачал головой и взглядом предложил другу продолжить.
Старательно вслушиваясь в сказанное профессором, Настя понемногу успокоилась.
Не убирая ранее положенную руку.
Та часть её мозга, которая была ответственной за влюблённость, не слушала Вейзеля: ей было глубоко «наплевать» на размышления о Боге и Вселенной.
Но зато эта часть мозга чётко знала своё женское дело: рука девушки не только застыла на подлокотнике кресла, расположенном между ней и Антоном, но и стала постепенно – миллиметр за миллиметром – красться в сторону юноши. Чтобы в подходящий момент как бы случайно оказаться в непосредственной близости и выйти на столь желанный тактильный контакт. Хотя всё это можно было бы сказать и проще…
Антон мгновенно ухватил великолепно знакомую ему тему из горячо любимой физики и тоже стал растормаживаться. Он вслед за пояснениями Вейзеля будто бы смотрел в тот самый микроскоп и видел те самые хромосомы. Антон видел лица изумлённых учёных и понимал, что некоторые из них были почти на грани помешательства. По крайней мере, так читалось в их глазах в ответ на первые увиденные объекты микромира.
– Возьмём фундаментальные физические константы, – продолжил Вейзель и посмотрел на девушек в зале: только часть из них поняла, о чём только что сказал профессор. – Они однозначно задают устройство нашего мира: гравитационная и магнитная постоянные, радиус боровской орбиты, постоянная тонкой структуры… Они стоят, как апостолы, на страже современной физики.
Антон восхитился сравнением физических величин с апостолами веры, и в его воображении даже пошли кадры яркой по физическим проявлениям и глобальной по пространствам охвата божественной войны. Появились ангелы и демоны. Названия некоторых физических величин зазвучали, как заклинания или молитвы…
Но в этот момент ему, словно вылетевшей из полумёртвого тела любопытной душе, пришлось принудительно вернуться.
– Это не постоянная, – уверенно шепнула ему Настя.
– Кто? – так же шёпотом переспросил её Антон, не успев вернуться в реальность и сожалея о преждевременном выходе из божественного сражения.
– Радиус боровской орбиты – это не фундаментальная постоянная, – повторила Настя очень твёрдо и очень уверенно.
Антона словно переключили.
Эти слова разрубили его фантазии. Антон повернулся к девушке и посмотрел на неё с таким уважением, как будто она только что забила гол в самую, что ни на есть, «чистую» «девятку». «Вот никогда бы не подумал», – пронеслась чья-то мысль в его голове, и обескураженный неожиданностью мозг юноши уже привычными крупными мазками рисовал воображаемый крупный золотой колокольчик. Он пару раз нервно дёрнулся и издал хвалебный перезвон – в пользу только что прославившейся Насти.


Настя

Когда отец и мать увидели этого только что родившегося белого ангела, то колебаний по поводу выбора имени у них даже не возникло.
– Настенька! – с бесконечной любовью в голосе произнёс отец, глядя на девочку.
Это имя, волшебным образом проникшее в этот мир из просторов самых сокровенных русских сказок, теперь само соскочило с его языка и буквально перепрыгнуло на только что родившегося ребёнка.
– Настя! – повторила счастливая мать, всмотрелась в лицо уже наречённого маленького человека и добавила. – Девочке с таким магическим именем просто предопределено быть самой красивой, самой умной, самой нежной. Ты слышишь меня, Настенька?
Так и произошло. Настеньку любили все. В детском саду, в школе, во дворе и вот теперь в институте. Она буквально купалась в разнообразной любви.
Разве что Антон, который, в свою очередь, очень нравился ей, почему-то не обращал на девушку того внимания, которого она ожидала.
Внешне Настя была настоящей красавицей. Соломенного цвета длинные прямые волосы всегда были чистыми, ухоженными и расчёсанными. Они переливались на дневном солнце всеми оттенками золота. А вечером, цепляя от заходящей звезды рубиновый спектр, волосы приобретали драгоценный медный оттенок. И тогда казалось, что сама звёздная царевна волшебных русских сказок посетила наше далеко не волшебное время.
Её голубые глаза могли менять свою глубину. Когда Настя общалась с Антоном, то её глаза приобретали оттенок небесной бездны, открывая перед юношей лазуритовые врата в простирающийся вокруг Земли необъятный сверкающий звёздами космос. Когда девушка разговаривала с другими, её глаза становились немного синее и блистали, как васильки на пшеничном поле волос – приветливо, беззаботно, украшая собой золотистое пространство обычного дня.
Прямой нос, чувственные, немного припухлые губы и строгий овал лица – всё это делало Настю принципиально красивой. Глядя на неё, становилось ясно, что Создателя в вопросе понимания красоты уже не одолеть – он сделал всё идеально точно и именно так, как это каждый из нас рисует в своих мечтах.
Настя никогда не стеснялась своего высокого роста – 178 сантиметров обычный рост русской девушки. А каким ростом обладают представительницы других народов – её абсолютно не волновало. В свободное от учёбы время Настя участвовала в показах коллекций известных домов моды, а также являлась лицом одной известной парфюмерной фирмы. Работы хватало. Но Настя поставила перед собой цель получить образование.
Здесь и увидела впервые Антона. О том, что это её будущий муж, поняла сразу. Но Антон ещё не знал этого...


Гениальный физик

Тем временем события в странном театре развивались по совершенно непонятной программе. Старец Кулик одобрительно кивнул на предыдущее изречение своего коллеги о фундаментальных физических постоянных. Он знал, что в науку без понимания физики не пролезть. Это не политикам спагетти по ушам электората развешивать. Здесь нужен кристальный ум, цифровой настолько, что его обладателю можно было легко тягаться с весьма нерядовыми жёсткими дисками.
– Лет тридцать назад один из учёных показал, если эти константы изменить хотя бы на один процент, мир не был бы так устойчив. Не возникло бы ядер. Ни электронных орбит.
Антон посмотрел на Настю, явно ожидая очередной умный комментарий. Но девушка в ответ только пространно улыбнулась.
– То же самое можно сказать о космосе, – согласился старец Кулик. – Почему, например, планеты вращаются по строго заданным орбитам, а не по каким попало?
– В общем, как вы понимаете, мир, в котором мы живём, устроен по сложным законам, – в свою очередь, согласился Вейзель. – Его устойчивость определяют и физические константы.
Оба профессора посмотрели друг на друга и на зал. Студенты слушали и записывали. Пока все всё понимали, но старец Кулик вдруг рубанул:
– Получается, что Бог – гениальнейший физик?
Аудитория замерла. Кто-то должен был дать ответ.
Антон опять посмотрел на Настю. Теперь он уже в некоторой панике ожидал от неё комментарий. Потому что сам мгновенно перескочить с физики на теологию был попросту не в состоянии.
Однако девушка промолчала. Она снова улыбнулась и всем своим видом показала, что ничего комментировать пока не собирается: пусть ищут ответы без неё. И немного расстроившийся Антон вернул своё внимание сцене.
– В восьмидесятые годы прошлого столетия в науке произошло довольно любопытное событие. Появилась книга. В ней содержался прогноз о том, что будет в мире через двадцать лет. То есть в начале двадцать первого века. Книгу написал не физик и не специалист по научному прогнозированию, а известный писатель-фантаст Станислав Лем. Называлась она «Сумма технологий».
– Я читала, – шепнула Настя.
Антон услышал. Но теперь он не хотел реагировать на её слова. Дух примитивной борьбы качнул весы в его сторону. Юноша отметил для себя это сообщение, но сделал вид, что не заметил его.
– Я помню эту книгу, – скромно поддержал коллегу старец Кулик, интонацией явно намекая на то, что именно он помогал Станиславу Лему в работе над этим величайшим произведением. – Писатель предсказывал, как будут развиваться научные и технические отношения в двадцать первом веке.
Антон уловил эту странную интонацию и удивился. Он не очень-то и понял: как могли работать над той самой книгой эти два разнесённых во времени человека? Но он также ещё и не полностью уверился в том, человеком ли был этот самый старец Кулик? Антону не переставало казаться, что он присутствует на просмотре удивительно живописного голографического представления, в котором всё настолько реально, что убедиться в нереальности происходящего без специальных средств было практически не реально.
– Я знаю, что вы славно потрудились над тем, чтобы Станислав смог детально пощупать будущее, – с полуулыбкой, сощурив глаза, прокомментировал намёк Вейзель и продолжил: – Один из разделов книги назывался «Бог как суперЭВМ». В нём поставлен такой вопрос: если Бог – мыслящая субстанция, то для этого сверхразума не существует никаких ограничений в творческой деятельности: будь то в создании человека или Вселенной.
Антон задумался. В его воображении разверзлось местное космическое пространство, открылась хрустально-угольная непознаваемая сфера, которая манила к себе слабыми переливами многочисленных одиноких звёзд. Среди этих алмазных россыпей Антон мысленно искал ту самую суперЭВМ. Или хотя бы кнопку для её запуска. Или другой способ включения. Или мониторы, чтобы взглянуть в глаза этому излишне секретному Богу…
Настя своей женской волной сразу же почувствовала, что Антон замечтался о божественном статусе. Он был нужен юноше не для того, чтобы управлять движениями звёзд и планет, раскручивать рукава галактик и манипулировать «чёрными» и «белыми» дырами. А для гораздо более приземлённой идеи.
– Ты её любишь?
Слова Насти подействовали на Антона, как земная гравитация на метеорит, несущийся в космосе – куда-то по своим «делам». После её вопросительного знака юноша принудительно вернулся с небес на Землю, дымясь от неравновесного нагрева. Жаль, что полёт фантазии так неожиданно оказался прерван, но вопрос Антон всё равно оставил без ответа.
Да, и нужно ли было отвечать, если весь ответ уже содержался в вопросе? Просто сказать «да»? Солгать что-то типа «нет»? Вот если бы удалось достучаться до той самой суперЭВМ и попросить её выполнить всего лишь одну его небольшую просьбу, тогда можно было бы порассуждать и о любви на более высоких орбитах. А так…


Нона

В момент рождения Ноны погода испортилась настолько, что внезапно пронёсшийся ураган поломал весьма упругие деревья и в бешенстве разбросал их куски по целой округе.
Отец девочки так и не смог вовремя добраться до роженицы. Огромная пробка безжалостно поглотила те, самые драгоценные, несколько часов.
Простаивая среди столпившихся железных «коней», отец будущей Ноны сначала терпеливо ждал, надеясь на скорое освобождение. Но потом постепенно перешёл в нервное состояние и принялся материться.
На этом фоне и появилась Нона.
Она, конечно, ничего отцовского не услышала, но, ставши взрослой, за крепким словцом в карман подолгу не лазила.
Когда же отец продвинулся, наконец, к началу пробки и увидел причину столпотворения, ему пришлось специально для излияния эмоций по этому поводу изобрести новое количество матерных слов – поскольку все прежние слова не передавали возникшей волны возмущения, да и очень быстро закончились.
Зато в долгие часы вынужденного простоя в его изнервничавшемся рассудке прочно выкристаллизовалось имя ребёнка – Нона, если это будет девочка.
Войдя в палату, отец ребёнка увидел крохотное существо с уже длинными и почти чёрными волосами. И это была девочка.
– Нона! – молниеносно отреагировал отец и улыбнулся.
Измождённая родами мать в знак удивления только подняла брови – такого имени она не ожидала. Хотя, надо признаться, насчёт этого имени отец и сам с трудом согласился со своим внутренним голосом, но переспорить его не смог, а жене объяснил свой выбор так:
– Нона означает «посвящённая Богу». Это с египетского языка. Я еле-еле протолкнулся через эту пробищу, и все те часы, которые в ней простоял, только к Богу и обращался. Чуть-чуть не успел к самому началу, но, слава Богу, всё-таки приехал!
Жена сочла такое объяснение достаточным и спокойно заснула от накатившего изнеможения.
Нона росла спокойным ребёнком. Совершенно не доставляла родителям никаких трудностей. Она сразу же поняла, что предкам заниматься девочкой некогда, и приспособилась прекрасно обходиться одна. Она могла часами играть в одни и те же игрушки, смотреть одни и те же мультфильмы. Может быть, в силу этого выросла любознательной и с цепкой памятью.
В школьные годы Нона была весёлой, доброжелательной девочкой. Она запросто покоряла всех своей улыбкой, украшенной замечательными ямочками на несколько азиатских щеках. Ей легко удавалась учёба. Но в подростковом возрасте характер Ноны стал понемногу портиться. Перепады в настроении случались всё чаще и всё отчётливее. Весёлость и беззаботность могли неожиданно смениться грустью, подавленностью. Частые обиды переносились с трудом.
Юная Нона стала быстро уставать от учёбы. Родители вовремя поняли, что девочке требуется смена сфер внимания. Они решили назревавшую проблему, отдав неспособную долгое время заниматься одним делом девочку в спортивную секцию. Чередование физических нагрузок с умственными спасло положение. Нона охотно занималась спортом. В силу своей комплекции её призванием постепенно стала гимнастика.
Нона выросла тоненькой хрупкой девушкой с ростом, едва превышающим полтора метра. Фигурка блистала девичьими линиями. Сыграла свою роль и гимнастика. Хореография привела походку и осанку в состояние, близкое к царственному, а лицо и причёска во многом слились с рисунком и скульптурой. Большие чёрные глаза, тонкие черты лица, почти вороные прямые волосы и мертвенно белая кожа делали Нону по-своему красивой и, в каком-то смысле, магически привлекательной.
Повзрослев, Нона возымела стабильный успех у лиц противоположного пола. Со временем у неё образовался широкий круг знакомств.
И всё было как бы хорошо или даже прекрасно, если бы не одно «но»…


От хаоса к интеллекту

– Я помню, – продолжил старец Кулик. – Были выполнены расчёты. Они показали, что количество квантовых элементов в объёме радионаблюдаемой Вселенной не может быть меньше чем десять в сто пятьдесят пятой степени. И Вселенная не может не обладать сверхразумом.
После упоминания о сверхразуме старец Кулик остановился и прошёлся по сцене. Он дал возможность зрителям осознать только что сказанное им.
Вселенная как сверхразум – эта концепция была настолько привлекательной, что уже нашла плодородную почву и соответствующий отклик в цепких мыслях многих фантастов и футурологов.
– И знаете ли, дорогой друг? – продолжил старец Кулик. – Современные исследования далеко и конструктивно продвинулись в этом исключительном вопросе. Уже сформулирован такой закон: упорядоченный хаос приобретает интеллект (3).
Вейзель длительно и проницательно прошёлся взглядом по лицу старца Кулика. Казалось, что он и смеётся, и соглашается одновременно. Понять было невозможно. Этого вовсе и не хотелось. Да, и, к тому же, в это самое время по зрительному залу незримо прошелестело удивительное эхо.
Студенты в каком-то едином порыве, словно пытаясь что-то надёжней зазубрить, три раза почти машинально повторили вслух озвученную старцем Куликом формулировку закона: «Упорядоченный хаос приобретает интеллект. Упорядоченный хаос приобретает интеллект. Упорядоченный хаос приобретает интеллект».
Каким-то удивительным образом этот закон смог зафиксироваться в ПЗУ (4) студенческого интеллекта.
Словно стекающий с огромного конденсатора электрический заряд, эхо студенческого хора медленно стихло, и наступила глухая тишина. Вейзель послушал её немного и степенно продолжил:
– Если всё это единая система, то, рассматривая её как некий компьютер, спросим себя: а что, собственно, может быть не под силу вычислительной системе с таким количеством элементов? Это же неограниченные возможности! Они больше самого современного компьютера! В несоизмеримое число раз! – Вейзель снова сделал паузу, чтобы все смогли переварить только что озвученное им; и после паузы продолжил: – И тогда возникает естественный вопрос: как управлять этой системой? Она ведь «работает», развивается! Вы только вдумайтесь: для того, чтобы свет при скорости триста тысяч километров в секунду из одного конца Вселенной попал в другой, ему требуется десять в пятнадцатой степени световых лет!
Мысли студентов взвились в космическое пространство и там стали ловить тот самый несущийся световой поток, которому требуется настолько много времени для того, что пересечь необъятную Вселенную.
От хаоса до интеллекта, от устремлённости к познанию до вопроса об управлении – как можно было сварить такую профессорскую кашу? Неужели нельзя было отделить научных мух от научных же каверзных котлет?
Ведь если само по себе состояние хаоса вполне понятно, и оно не является чем-то таким уж особенным, то феномен интеллекта ещё никому не удавалось потрогать руками или ощупать сознанием.
Хотя на примере компьютера переход от хаоса к интеллекту казался более чем наглядным. В каждой машине, или, как её называли на заре развития вычислительной техники, ЭВМ, есть пространство конденсаторов и транзисторов, зашитых в материнскую микросхему.
Эти элементы – те самые микроскопические ячейки памяти, которые не обладают никаким собственным интеллектом. Но их особенность проявляется в том, что в пределах одной микросхемы они упорядочены, и этот порядок способен подвергаться внешнему управлению. Вот это и есть упорядоченный хаос. И в итоге, с этого поля упорядоченного хаоса пользователь легко снимает совокупный интеллект, который и производит нужные пользователю расчёты.
Всё достаточно просто. Получается, что на пути от хаоса разрозненных конденсаторов и транзисторов к порядку единой микросхемы где-то этот самый интеллект и появляется. И тогда, закидывая голову вверх и обращая свой взгляд на звёзды, всё тот же пользователь понимает, что там, в космосе, есть свой порядок. А, следовательно, на этом порядке существует свой совокупный интеллект.
Но тогда – каковы размеры этого интеллекта? Кто им управляет? Бог? Или, точнее, кто вообще руководит всем этим процессом – и на микроскопическом, и на макроскопическом уровне? Как работает эта машина, в пределах которой сигналы идут по нескольку десятков миллиардов лет?
– Получается, Бог – гениальнейший руководитель? – как-то не очень уверенно подытожил очередной фрагмент рассуждений старец Кулик.
– Если сигнал из точки «А» в точку «Б» будет идти так долго, что по нашим земным меркам пройдут миллиарды лет, то тогда всякий смысл руководства такой системой попросту пропадает, – так же, не очень уверенно, ответил ему Вейзель.
Профессоры замолчали, каждый думал над только что сказанным и лихорадочно выискивал варианты выхода из сложившегося логического тупика.
Студенты, затихнув, ждали решения этой проблемы. Попутно рассматривая своим внутренним оком красочные модели упорядоченного хаоса, которые нарисовал разум каждого слушателя в своём собственном мозге.
– А если в этой среде сигналы распространяются мгновенно? За ноль секунд! – первым что-то придумал старец Кулик. – Система как единое целое не могла бы существовать, если бы в ней не выполнялось такое условие.
– А разве оно выполняется? – неуверенно спросил Вейзель.
– В любой момент времени Создатель может проявить свою волю в самом отдалённом уголке Вселенной! – ответил старец Кулик и, словно иллюстрируя только что сказанное собой, резко повернувшись к Антону и Насте, произнёс: – Особенно, если у слушателей, находящихся на нашем мероприятии, места номер 66 и номер 65!
Не сразу Антон и Настя поняли прямой взгляд профессора и не сразу сообразили, о чём был его комментарий. Но по мере наступающего понимания от разгорающегося смущения у Антона и Насти стали явно перегревать те самые места, которыми они сидели в шестом ряду на тех самых креслах – номер 66 у Антона и номер 65 у Насти.
Студенты стеснительно поёрзали, не сознавая цель этих действий. Густо покраснели. А зрители мощно зааплодировали неожиданным счастливцам – как будто старец Кулик показал залу какой-то замысловатый и очень удивительный фокус.
– То, что разные философы называли Всемирным Разумом, Абсолютом, – вальяжно продолжил Вейзель. – Это и есть та самая сверхмощная система. Именно она отождествляется у нас с потенциальными возможностями известного Всевышнего.
– Но в библии как-то всё по-другому написано…, – парировал старец Кулик.
– Сказанное мной не противоречит основным положениям библии, – оживился Вейзель. – Там, в частности, говорится, что Бог вездесущ. Он присутствует всегда и везде. Мы видим, что это так: Господь обладает неограниченными возможностями воздействия на всё, что происходит…
– Ну, всё, опять ударились в богословские споры с выносом мозга, – раздражённо шепнул Антон Насте. – Фигня какая-то, а не лекция. Так хорошо начали – о физике. А теперь – какие-то сказки.
Настя в ответ улыбнулась. Ей было интересно и то, и другое. Но всё же она оставалась девушкой, для которой гораздо более важным был её потенциальный парень – Антон, а не муки науки и не лиги религии.
– Антон, – шепнула она в ответ. – Тебе не кажется всё это несколько странным?
– …Если всё совершается мгновенно. За ноль секунд, – громко произнёс старец Кулик, покрывая своим голосом перешёптывание студентов.
Он подошёл к краю сцены и пристально посмотрел на Антона и Настю. Так пристально, что им стало не по себе за только что проявленное столь явное неуважение к выступающему. Старец Кулик повернулся и подошёл к Вейзелю. Снова повернулся, теперь уже в сторону зрителей и резко произнёс:
– Тогда в виде кого в нашем обывательском понимании существует Бог?
Эта фраза была сказана таким мощным голосом, что звон от неё ещё долго гулял в тесном пространстве, оказавшись зажатым между параллельными стенами зала.
Под самое окончание эха какой-то писклявый женский голос, как это всегда в таких ситуациях случается, с какой-то невообразимой галёрки, одиноко прорезал нарождавшуюся тишину:
– В школьные времена в учебниках по атеизму его изображали в виде старца, который стоит на облаке…
Все закивали, обнажая свою эрудированность в данном вопросе и выражая согласие по этой проблеме. А обладательница писклявого голоса, видимо, посчитав, что своим ответом попала в нужную точку, стала по очереди заносчиво улыбаться соседу слева и соседу справа.
В ответ эти соседи посмотрели на неё с таким обожанием, как будто из преданности обещали жениться.
И только Настю не покидало тревожное ощущение надвигающейся неизвестности…

3 - Закон Организмики «упорядоченный хаос приобретает интеллект».
4 - Постоянное запоминающее устройство.


Прототрансформация

То ли на студентов напала дрёма какая, то ли это старец Кулик напустил на них хмурь непонятную. Но только Антону и Насте отчётливо привиделся странный мираж.
Пустыня, раскалённая до бела. Барханы, сложенные из золотого песка. Они медленно ползут, соревнуясь наперегонки с создающим их ветром. Запах сладкой падали, высохшей на бесконечно палящем солнце и так и не съеденной отсутствующими животными…
В дрожащем мареве так же медленно проявилась фигура невнятного человека, странным образом привязанного к кресту. Это распятие одиноко возвышалось на макушке остановившегося бархана, а рядом с ним с неба медленно стекали загадочные буквы и магические строки.
Некоторые из них были составлены из слипшегося песка, а некоторые – из жизненного духа, навсегда покидающего тлеющее тело распятого человека.
И очень печальный и, вместе с тем, глубокий дикарский восточный голос в монотонном распеве вслух озвучивал его предсмертные мысли:
– Солнце жжёт. Стою в пустыне на одной ноге без глаза… Негритянка! Зад и вымя!.. Вдалеке бежит… Зараза…


Вселение во Вселенную

– …Если говорить о Боге…, – задумался Вейзель, вспоминая детали хорошо известного образа и подбирая подходящие слова для его более точного описания. – Это мыслящая Вселенная…
– Об этом говорил и Циолковский, – согласился старец Кулик. – Предполагавший, что Создатель не имеет человеческого образа.
– Но Творец способен воплощаться в любой лик, – в свою очередь согласился Вейзель. – Его возможности неограниченны.
– Однако случаи, когда бы возникла такая необходимость, нам не известны.
Коллеги некоторое время молча смотрели друг на друга. У каждого из них свои мысли роились в голове. Но высказать их вслух не успевал ни тот, ни другой. Молчаливый спор продлился некоторое время. Наблюдая за выражениями лиц этих спорщиков, зрители каким-то образом всё понимали без слов.
Интуитивно каждый давно уже пришёл внутри себя к тому заключению, что лично для него Бог и есть та самая мыслящая Вселенная. Старцы только озвучили эти сокровенные мысли каждого.
Но если это так, тогда получается, что весь наш мир есть продукт вычислений какого-то неимоверно огромного и мощного компьютера! А мы в этом мире являемся не более чем информационными образами! И существуем только в пределах неких вычислений!
В таком случае человек ничем не отличается от числа. Он точно так же, как обычный сигнал, может перемещаться в пространстве. И точно так же, как электромагнитная волна в обычном радиоприёмнике, может материализоваться в любом понравившемся ему месте. Но в пределах не перестающего работать компьютера под названием Вселенная.
Сможем ли мы, являясь всего лишь набором битов этой суперЭВМ, из самого её нутра умудриться рассмотреть её же саму, но только – снаружи? Не проще ли нам, чтобы это осознать, проделать аналогичный эксперимент над любым битом своего персонального компьютера? Заранее зная, что ответ будет отрицательным…
Растерявшийся Антон, не успевший вовремя схватиться за логическую нить профессорских рассуждений, явно заскучал. И из-за этого он перестал реагировать на процесс. Юноша повернулся к Насте и, как бы даже жалуясь ей, спросил:
– Всё-таки как-то они лихо с физики в религию перепрыгнули?
– Ага, – согласилась Настя и, желая вернуть Антона к теме представления, вроде как неуверенно спросила: – А, может, и правда венцом физики является Бог?
Это было несколько неосмотрительно со стороны девушки. Антон посмотрел на Настю так, как будто она только что забила позорнейший гол – в свои ворота. Он даже хотел ей сказануть что-то очень крепкое. Но – сдержался. Просто молча отвернулся и опять принялся слушать пустой бред полусъехавших профессоров.
Настя, только что намеревавшаяся всё-таки взять Антона за руку, поняла, что её выстрел ушёл в «молоко», и теперь момент стал опять неподходящим.
Она с сожалением вздохнула и оставила свою руку там, где та и находилась – на подлокотнике. Настя бросила быстрый взгляд на Антона, отметила, что тот серьёзно надул на неё губы, вздохнула снова и тоже обратила свой взор в сторону сцены.
– Как церковь относится к учёным, которые под существование Творца подводят «научную базу»? – наконец прервал молчание старец Кулик.
– Несколько лет назад Ватикан обратился к знаменитым учёным с просьбой научно доказать существование Создателя. И, поскольку такого доказательства не знает никто, таких работ Папе Римскому поступили единицы.
– Вы правы: задача из наисложнейших. Но всё-таки есть те, кто её разрешил. И я с удовольствием зачитаю вам одно из таких обращений, если вы, конечно, не против?
– Как я могу быть против? – удивился Вейзель. – Читайте, коллега! Читайте!
– Читаю! – деловито отозвался старец Кулик.
Он взял лист бумаги с написанным на нём текстом, встал против света и торжественным голосом принялся декламировать:
– «Академия фундаментальных наук. Папе Бенедикту XVI. 19 июля 2006 года. Ваше Святейшество! Зная Вас как чрезвычайно мудрого прогрессивно мыслящего человека, который чутко откликается на всё новое, включая явления светской жизни, осмелюсь просить Вас принять в дар две мои монографии. Базовые постулаты новой фундаментальной науки, изложенные в этих книгах, объясняют многие явления, которые не так давно были предметом спора между наукой и религией, и кладут конец этому противостоянию. Мне чрезвычайно важно знать Ваше личное мнение о моей новой информационной концепции мироздания. Я также осмеливаюсь просить Вас дать Вашу собственную оценку моего скромного труда». И подпись «Искренне Ваш, президент Академии фундаментальных наук». Вот такое письмо!
Непонятно почему Антону вдруг снова стало интересно. Ему показалось, что его мозг уколола какая-то специальная иголка. Он повернулся к Насте, взял её за руку и шёпотом произнёс:
– Ты об этом что-нибудь знаешь?
Настину руку жгло. Сердце девушки чуть не разбилось о рёбра. Её сознание чуть не покинуло разволновавшееся тело. Девушка так долго ждала этого момента!
И вот долгожданный момент неожиданно настал. И Настя оказалась не в состоянии среагировать на него. Она силилась придти в себя, но всё ещё не могла адекватно отвечать на какие-либо вопросы. Чуть отдышавшись, девушка собрала в себе все остатки самообладания и шёпотом, как можно более нейтрально, чтобы Антон не заметил волнения, ответила:
– Да. Потом расскажу.
– …Интересно, – искренне отозвался Вейзель. – Насколько я знаю, научная комиссия по объяснению божественных чудес с благословения Патриарха Московского и всея Руси создана и при Православной Церкви. Однако проблемы во взаимоотношениях у нас всё-таки есть. И как только предстоит что-то доказывать, объяснять, возникает ответная реакция: раз ты сомневаешься, значит, впадаешь в грех, тебя необходимо отлучить от церкви.
– Но учёные устроены так! Причём самим Создателем! Они во всём хотят добраться до истины! В своё время знаменитый учёный Парацельс сказал: «То, что в одном веке считается суеверием, в другом веке – уже научная истина».
На слове «истина» Антон ощутил второй укол непонятной иголкой. Но это событие прошло для него уже, как рядовое. Юноша был так поглощён происходящим на сцене, что совсем перестал замечать, что держит Настину руку и сильно её сжимает.
Настя терпела. Она была счастлива.
– В стародавние времена люди боялись молнии, – согласился Вейзель. – Связывали её с Зевсом. А сегодня «разрядники» демонстрируют во всех школах, и молнией распоряжается любая батарейка.
– Наверное, это говорит, что Бога нет…
– Это говорит, что некие частные проявления природных сил мы уже в состоянии понять, не кивая на Бога. А Господь сотворил мир таким, что эти явления существуют. Постепенно они становятся областью знаний. Вообще, у меня есть убеждение, – признался Вейзель. – Что мир предопределён. В нём нет ничего случайного. Как говорил один из героев Булгакова, кирпич на голову случайно не падает. Всё предопределяет Всевышний.
– К этому выводу вы пришли на собственном опыте?
– Можно сказать и так. Всегда наступает момент, когда на голову очередного любознательного Ньютона падает очередное обучающее яблоко, и после такого контакта очередная задача оказывается решённой.
– Согласен с вами: когда наши коллеги делятся своей радостью по поводу того, что кто-то из них что-то придумал или даже получил экспериментальные результаты, я всегда говорю: «Умерьте своё самомнение! Если вы это сделали, значит, Небеса сочли, что им это угодно. Просто вам было дано это сделать!».
В этот момент Антон ощутил третий угол.
Он пока ничего не мог сформулировать, но теперь юноша знал, что и где искать. Его уже совсем не волновал ранее казавшийся самым важным вопрос: как они оказались на этом спектакле? Антон отыскал в самом себе непонятную готовность ко всему. И всё ещё нераспознанная цель ему казалась предельно ясной.