о странствии ума
( о странствии ума)
Тягучее пространство, как гречишный мед,-
Одно, -дву, -трех, -четырех,- пяти,- десятимерное, -
Владимир опознал себя почти невесомого в нем,
как неразрывно с ним цельное,
а не сданное для проживания внаем,-
так, являясь пространством, гнездится в нем бесконечно Бог.
"А что за кукла внизу лежит? - Я? - или уже - Ты? -
Владимир вопрошает себя - на меня похожий стебок,
не помнящий родства, прости Господи, нуклеин кислоты?".
С этими мыслями Владимира выносит под потолок,
его половина, размышляя так, пройдя обшивку вагона,
бесчеловечно громадный купол неба зрит,
и жаждет толчка, ищет мысль для разгона,
а другая его половина в тусклом свете купейном висит.
А внизу - он же, Владимир, умерев до микрона.
Подтянув к себе половину, и волю собрав в кулак,
Владимир отрывается от состава, мчащегося на всех парах,
его сносит чуть-чуть влево, назад. Сводит от скорости скулу -
летит прочь в темноту по рельсам к городку N евонный прах,
а Владимир к Созвездию Ориона, или Большого Пса,
или в Сакральный Архипелаг.
Владимир в стремительном взлете, читает со страху на память псалтырь.
Звезды яркие, близкие. Вскрывается бытие в сверхновом
свете,
летит сквозь душу Отца Владимира, как хвост дракона,
звездная пыль.
Космически размышляя, Отец Владимир понимает: всё, всё
ловля ветра.
Отец Владимир, набирая скорость, озирает боязливо окрест себя вселенский пустырь.
А Бог, стрелец грозен, метит в него, страшит, ставит
сосуды смерти.
Но ему, Вседержителю, невдомек, с Отца Владимира спрос
теперь какой?
Отец Владимир во всем разобрался, нет ничего, кроме
веры в потоке света.
Нет ничего - за что его можно карать. Он делает уверенное
движение призрачной рукой.
И Всеблагой удаляется, смекнув, что Владимир, а значит и он, уже
за чертой, по всем приметам.
Минуло мгновение, как сердца Владимира стук, но может
и вечность, как глаза у Всевышнего.
Всё что увидел, познал, по всему для Отца Владимира должно быть
прелестью, искусом. Соблазн диавола, первородный грех.
- Нет
избранных, нет и брошенных в вечный ад,
нет ни в чем недостатка,
ничего лишнего.
Был бы Владимир во плоти как всегда, поседел бы как лунь,
уразумев, что внутри всего и всего поверх.
И летит он ногами вперед, то есть, возвращается назад,
ничего не оставив от себя бывшего.
Вот и планета Земля, облачностью покрыта. Речка, лес.
Поезд гудит.
Владимир проникает во внутренность своего вагона, находит купе.
Видит себя мумией египетской с руками скрещенными на груди.
И входит в тело свое, аккурат у ребра третьего,
со словами – « Успел!».
" Всё, кончилось моё безвременье! - говорит -
дух неведомый, прочь уйди!»
Наш поезд прибывает в городок N.
Фонарь, освещая окно, наитишайше
ставит на столик купе стакан,
вытащив его из долгой ночи.
Луч разбивается о стеклянную грань, -
проходит за стенку вагона – дальше -
едва не задев стоп-кран -
это пролетел наискосок ангелочек.
А под полом вагона, капая черным маслом,
свищет тяга, стучит, демонически мысля.
Но Отец Владимир, видно намаявшись выше,
крепко, крепко заснул в этом двустишии.
------
Свидетельство о публикации №115022102691