река

Над водой стелился пар. В этом было что-то языческое, что-то из древнего про-славянства, что-то вечное. Мы добежали до реки. Сначала дорога закончилась полем с подсолнухами, их головы в желтых нимбах смотрели на нас изумленно, их было много, они стояли стеной и мы обходили их справа до тех пор, пока вновь не появилась дорога. В них было птичье царство. Воробьи, трясогузки, еще какие-то маленькие птички без устали взлетали и вылетали из подсолнухов, наполняя гомоном и жизнью и поле и дорогу. А когда мы достигли спуска с горы, стал виден туман. Оттуда он еще не был паром, он был туманом, низко стелющимся и скрывавшим от глаз реку. Но он же говорил об ее наличии. А когда мы достигли самой воды, от нее шел пар. Река была сонной, покойной, холодной, она была содержанием, а травы, склоны, поля, даже деревни, вьющиеся вокруг нее вдалеке, были лишь ее обрамлением, окружением, фоном. Под пеленой пара ее воды казались медленны и тягучи. Мы вышли на мостик, на берегах не было видно ни одного рыбака. А солнце всходило угрожая утру, а вместе с ним и пару над водой. Оно спешило очертить каждый ствол дерева, каждый куст, былинку, убрать недоговоренность, тайну, загадку, сказку… Прогнать прочь колдовство, граничащее с волшебством – древним волхвованием. И мы поспешили назад, пока это не произошло, еще раз, напоследок, окинув взглядом дымящуюся, но спокойную гладь.
Так было в то утро. И в последующие за ним тоже. И только август принес с собою дожди – начинавшиеся вечером и идущие всю ночь. Мы все равно ходили на реку поутру, но насколько другой казалась нам она – серая и величественная, она тягуче катила свои воды, не обращая никакого внимания на касавшиеся ее капли дождя. Он задевал ее, но не трогал, и затянутые серой сеткой водяные пласты равнодушно устремлялись в своем движении  туда же, вниз. Они находили один на другой, шевелились и жили вблизи, и таяли в серой пелене дождя где-то далеко, там где проложенный давно-давно потоками воды изгиб скрывал реку от глаз стоящих здесь людей.
А потом мы уехали. Но уезжая, я думал о том, что скоро небеса станут белее и прозрачней и мне представлялось, как белые хлопья кружатся над продолжающей трудиться водой. А она еще более потемневшая и насупившаяся невольно принимала их в свои движущиеся ладони – белый, тающий от этой случайной встречи невесомый пух.