Цветок чертополоха

Пустырь на моей родине, уже давний пустырь. Я сорвал на пустыре красный цветок чертополоха. Хочу ли кому-то подарить этот цветок? Не женщине ли далекой и не знакомой, не родившей однажды ребенка?..
Меня тянет на это место, когда я оказываюсь вблизи. Я часто вспоминаю это место, когда нахожусь вдали от него. Ищу ли что-то здесь? И нахожу ли здесь что-то? Может, образовавшаяся пустота в моей душе сродни великой пустоте природы моей родины? Мы с этим заброшенным краем, чья сорная трава ночами, шелестя, разговаривает со Вселенной, похожи. Мы с этим заброшенным краем ближе, чем братья.
Мы близки пустырями. Разочарованиями и смирениями. У меня после многолетних сочинений, надежд, мечтаний, самоуверенности и разочарования образовался некий пустырь на душе. Так и у моей родины – после наивного цветения, после державной самоуверенности, после колхозной гордыни и после отвержения людьми, которым душу открыла. Но не угодила родина людям – метелями, ливнями, деревьями, песчаными полями, буйством искреннего чертополоха – сущностью своей.
От пустыря моей родины рукой подать до города Сарова. Саров почти рядом с пустырем этого заброшенного края. Саров разрабатывает нечто такое, что может в одночасье весь мир превратить в пустырь, в котором даже чертополох не вырастет. Не конец света ли производит Саров? Мир устремлен к этому пустырю. Мир будто стремится не знать ни литературы, ни истории, ни философии, ни религий; мир будто стремится избавиться от отягчающих традиций. Не стремится ли мир начать совсем новую жизнь – с чистого листа, с пустыря?..
Вспоминая об этом, я продолжал держать в руках красный цветок чертополоха, возможно, предназначенный для женщины, не родившей ребенка.
А вот в пустыре что-то рождается. Что может родиться в пустыре? Великий хаос? Смута? Война? Эта земля помнит гражданскую войну. Конец света может родиться в пустыре, породненном с землей Сарова близким расстоянием? Добро непременно должно где-то быть. Вдалеке от столичной роскоши, ближе к пустырю. И добро должно где-то рождаться; возможно, в чреве какой-то целомудренной женщины. Не родила ребенка какая-то женщина, которой предназначен красный цветок чертополоха в моих руках. Не родила – потому что не вышла замуж, потому что не за кого было замуж выйти среди безлюдья, на земле, заросшей бурьяном, в пустыре. А вот в Израиле женщина родила того ребенка, которого было предназначено ей родить. Другая женщина, которой предназначается цветок чертополоха, может быть, родила бы того ребенка, в чьих руках – в будущем мог бы оказаться «ядерный чемодан». И не окажется ли теперь – в далеком будущем – «ядерный чемодан» в руках какого-то злодея?..
Закат краснеет над пустырем. Огромный закат краснеет будто не только над моей родиной, не только над ближним Саровом, но и над жаркой израильской пустыней. Будто грядущая третья мировая война в этот миг рождается в чьей-то голове – и об этом знает вечерняя природа, то ли ужаснув¬шаяся от этой мысли, то ли одобряющая эту мысль.
В глубине оврага вода. Там водится щука. Хищная рыба плавает на дне одичавшей земли. Хищная рыба – не нынешняя ли сущность отвергнутой, обиженной и обозлившейся земли? Хищная рыба – не хищной ли земли нынешнюю сущность выражает?..
Но – пора, пора мне возвращаться в мир людей. Пора к матери, чье светящееся окно видно с пустыря. Затем пора уехать в город.
И я ушел, бросив здесь же на землю сияющий куст чертополоха. Будто самой этой земле невольно подарил колючие цветы. А в дар сияющей женщине, которая, быть может, еще встретится завтра на моем пути, я сохраню свое сияние, свое возрождающееся вдохновение как неповторимый цветок…