Авдотья Истомина и Пушкин
Блистательна, полувоздушна,
Смычку волшебному послушна,
Толпою нимф окружена,
Стоит Истомина была; она,
Одной ногой касаясь пола,
Другою медленно кружит,
И вдруг прыжок, и вдруг летит,
Летит, как пух от уст Эола ;
То стан совьет, то разовьет.
И быстрой ножкой ножку бьет .
В среде блестящей молодёжи XIX века считалось непременным условием воздыхать по балерине, актрисе, певице, дарить цветы, волочиться и попадать в скандальные истории, но по Истоминой страдали многие, ох как многие молодые повесы. Дуня умела привлечь к себе внимание. Лёгкая в общении, обаятельная, что называется, «без комплексов», она запросто сходилась с мужчинами, но главным в ней было всё же то обаяние, талант, которыми безродная Дуня была щедро одарена от матушки природы.
Это было время, когда ещё не существовало «Лебединого озера», не было «Жизели» и всех тех дежурных партий с их отработанными техническими приёмами, по которым отмечается мастерство танцовщицы. Это было время, когда балет ещё «путался» с пантомимой и когда авторы стремились прежде всего любыми путями рассказать историю. Это было время, когда от балерины обязательно требовался драматический талант, который невозможно было восполнить чисто танцевальными приёмами. Истомина идеально совмещала в себе редкую грациозность и мастерство комедийной и драматической актрисы.
Собственно, поэт и был «виновником» легенды о восточной национальности танцовщицы, именуя её в письмах Черкешенкой. По видимому, отношения Истоминой и Пушкина в своё время были весьма фривольными, но лёгкими и ни к чему не обязывающими. Имя Дуни впервые встречается в озорных стихах, которые поэт писал тотчас по выходе из Лицея. По тону, нецензурности отдельных выражений можно заключить, что Истомина не являлась образцом нравственности. Однако весьма раскованную в поведении, практически неграмотную Авдотью Ильиничну с распростёртыми объятиями принимали в самых рафинированных салонах Петербурга.
Истоминой нравились эти шумные, далеко за полночь заканчивавшиеся вечера. Она была «богемной» девушкой и не спешила в свою одинокую квартирку. Но как знать, может быть, больше, чем комплименты, преклонение, влюблённость, увлекали её рассуждения Пушкина о театре, меткие и колкие замечания Баркока о спектаклях и актёрах, отрывистые фразы умного и угрюмого Улыбышева, автора трудов о Моцарте и Бетховене. Эти беседы заменяли ей книги, к которым она так и не приохотилась, давали пищу её неразвитому, но пытливому уму. Ни одна из актрис пушкинской поры чаще Истоминой не бывала в кругу поэтов. . .
Однако легкомыслие кокетливой балерины не осталось безнаказанным, и вскоре Истомина «вляпалась» в некрасивую историю с полицейскими расследованиями и протоколами. В Авдотью Ильиничну имел несчастье влюбиться штаб ротмистр Шереметьев, человек истеричный, жестокий. Своими сценами он измучил не привыкшую к запретам Истомину, и между влюблёнными произошёл разрыв. И тут граф Завадовский, которому наша героиня нравилась, умолил своего близкого друга Грибоедова, жившего с ним в одной квартире, привезти после спектакля на часок очаровательную Авдотью Ильиничну. Надо сказать, что Истомину и Грибоедова связывали долгие, тёплые отношения, по видимому, весьма двусмысленные. Не раз они пивали чай вместе… почему бы не посидеть втроём, мило поболтать и полюбоваться прелестными чёрными глазами танцовщицы.
Интрижка закончилась трагически. Ревнивец, доведённый до безумия и следивший за каждым шагом своей пассии, увидев Истомину в санях с мужчиной, бросился к Якубовичу — приятелю, известному своим бретерством и любовью к дуэлям. На Волковом поле 12 ноября 1817 года состоялась знаменитая «дуэль четверых» — Шереметьев, Якубович и Грибоедов, Завадовский. Шереметьев был смертельно ранен. Графу Завадовскому пришлось покинуть Россию, да и в судьбе Грибоедова дуэль эта сыграла роковую роль: в известной мере она определила его жизненный путь и надломила душу. Долго Грибоедова преследовал образ умирающего Шереметьева, угрызения совести часто не давали покоя.
Она доживала свой век тихо и неприметно, вдали от шумного света, со скромным мужем — безвестным драматическим актёром Павлом Экуниным, а умерла от холеры. «Литературная газета» с грустью известила о кончине «некогда знаменитой танцовщицы» маленькой статейкой, стыдливо притаившейся в неприметном разделе.
{{{ ...Стали сходиться.Завадский преднамеренно шел слишком медленно,чем взбесил Шереметьева и он выстрелил.Пуля стеганула по шее,окровавив мундирный ворот.
"Ого!-крикнул Завадский,-здесь хотят моей жизни.К барьеру!"- подошел до линии и,медленно целясь,выстрелил.Пуля попала Шереметьеву в живот.От смертельной боли бедняга подпрыгнул,потом сунулся головой в сугроб и окровавил весь снег.В данном случае Завадский поступил как садист.Он стрелял с нескольких шагов и мог легко попасть в голову или сердце, тогда смерть была бы мгновенной и не столь мучительной. Подбеждавший к нему известный дуэлист,друг Пушкина,Каверин, покачал головой и с издевкой сказал: "Что,Вася, репка?!"
" Репка"-на дворянском жаргоне-смерть. У Пушкина с Дантесом была договоренность - "не убий". Но когда Пушкин состроил "страшную гримасу" Дантес спасовал и сам того не желая, выстрелил в живот поэту.}}}
Свидетельство о публикации №115021204988