Камфора и колибри

Из моря на берег – древнюю амфору?
                Дебри. Сухому уму - не увидеть света...

Зачем - моя память зовёт ту камфору,
                дерево – у сухумского горсовета?               

Мы жили пятеро -
              в одной комнате.
                Древо клонило ветви   

к отцу, и к матери,
              и ко мне – в тихом омуте -
                мне уже было десять

Над нами жил Зурик,
           а сестрёнку его звали - Ната          
               
А выше только – лазурь,
           для нас – ещё без намёков ада...

 
               
Сквозь листья - мне очень даже довольно света,
смотреть, как бьют часы - на башне сухумского горсовета...

Им верит вся коммуналка - дружная, в целом, квартира
и дом на проспекте Сталина, а позднее - проспекте Мира...

Что, жизни - не знали? Ну что же, это для детства - верно...
Зато на полках такое счастье – у Конан Дойля, у Жюля Верна!

Не рвали пока ещё - общечеловеческие - те сказки!
Нет пока версий – еще ни грузинских нет - ни абхазских!

Да вряд ли стоит об этом... Об этом, пожалуй, поздно!
Я лишь о том, что жив он в моей душе – и это родной мне остров,

и не порвать – общечеловеческое то счастье!
Никак не рвётся - на национальные наши части!



Так вот, на камфору - пичуги к нам прилетали...
Не орнитолог – поэтому и не вдаюсь в детали,

но много разных субтропических там пернатых
мы наблюдали вместе с Зуриком, вместе с Натой

Но и при обилии многих друзей и родственников
не помню, как – оказался один я на этом острове...

Может, болел, что бывало со мною довольно часто -
не пошёл в школу - и вдруг - невероятное было счастье!

Оказалось, что залетела в открытые окна птаха...
Не видел, как – и причиной стала - совсем не детского страха...

Я услышал шум под кроватью – там кто-то бьётся?!
Вот такой вот сюрприз преподнёс для меня - мой остров...

Дальше было всё – как в другом, параллельном мире...
я поймал её, и в кулаке - я носил её по квартире...

Так мала, что уже - за неё - на этот раз стало страшно
Надавить хоть чуть-чуть - и всё! И раздавишь её, дурашку...

И когда, приоткрыв кулак и прищурившись, по калибру,
я увидел – был потрясён, её сразу назвав – колибри...

Неизвестно мне и сейчас – было ль имя у птички верным...
Может, голос мне нашептал – то ли Дойля, а то ли - Верна...

Хоть не знал я, как её звать – но была она так прекрасна,
что на свете всем чудесам конкурировать с ней напрасно...

И расцветка её, и клюв – лишь о радости говорили,
и не зная, что делать с ней, я носил её по квартире...

Первой мыслью – было найти ту железную сумку-сетку,
из которой в очередях, стоя с мамой, тянул конфетку,

и найдя её правой рукой – в левой ноша была святая,
я решил, что клеть из неё - получается, как влитая...

Я поднял её правой рукой – в левой яркий комочек бился...
Будто кто-то сказал мне – стой! Почему я остановился?

Я представил себе, как я – так свободно взлетев над веткой,
угодил куда-то туда – век дружить вместо Неба - с клеткой!

И в недетской с тех пор душе – что-то взрослое совершилось...
Никогда не забыть руке, как в ней яркое тельце билось!

И когда, пойдя на балкон, я сквозь боль, с колибри прощался,
неожиданно для себя – вдруг я с птичкой - поцеловался! 

Это первый был поцелуй, и он не был таким уж детским,
может даже, сказал бы Фрейд, это связано с детским сексом

Но когда взлетела она, став в полёте ещё прекрасней,
понял я тогда навсегда, что свобода – и значит счастье!

А когда исчез даже след, в своё Небо уйдя голубое,
я почувствовал, повзрослев, что потом назову - любовью...

-------------------------------------------------------

Уезжал - в девяносто втором. Что случится - еще не знали...
Мне уж сорок. Мы вчетвером. На сухумском стоим – вокзале...

Есть резон - и я сделал вид, будто я, как обычно, весел
На перрон льют свет фонари... До войны - остаётся месяц.

Есть в истории, может - смысл?
                Свитку в амфоре - свой ex libris...

Тот свинец – не меня убил -
                мою камфору и колибри...