Предательство с обманом

Тут Учитель грациозно встал и, разведя в сторону руки, патетично произнес условленную фразу:
- Сегодня случиться предательство, и отступник среди вас!
Моложавый Йоханан - самый впечатлительный из учеников, едва не лишился чувств, услышав подобные слова.
- Не волнуйся, Воанергес, сие тебя не касается, - усмехнувшись, произнес Учитель и, снова сев за стол, отломил кусочек хлеба, обмакнул его и показал им на казначея.
- Делай свое дело скорее…
Из темноты от черной стены отделилась маленькая, приземистая фигура Иш-Кериофа. Непонятного возраста мужчина, хромая на левую ногу, подошел к Учителю. Но, не успев сказать не единого слова, он надрывно закашлялся. Сплюнув то ли слюну, то ли желчь, чудаковатый ученик, повернувшись к сидящим за столом другим ученикам, неестественно ухмыльнулся и, согласно ранней договоренности, поспешно вышел в сад.
   
Ученик недолго ждал своего наставника и господина. Учитель был не намного старше своего ученика, но более высок и крепок, каждый его жест, каждое его даже малозначительное телодвижение, величественный поворот головы, властная улыбка, мудрое слово - все это, без всякого сомнения, свидетельствовало об его божественном, царственном происхождении.
Учитель возложил руку на плечо ученика и хладнокровно промолвил:
- Пройдемся по саду, Иш-Кериоф, сегодняшняя ночь станет самой определяющей в нашей и не только нашей жизни. Сегодня днем мне являлся посланник от Отца моего, чье святое благословение превыше родства.
- А в народе говорят…
- Мало что говорят в народе, милый мой друг, - перебил ученика Учитель. - Я обыкновенный смертный человек по плоти, но с божественной душой, каковою наделены немногие из смертных. Но Бог мой духовный Отец, Бог есть, Бог един, и Он есмь дух…
- А как же триединство: Бог Отец, Бог Сын, Божий Дух…
- Досадное заблуждение, - покачал седеющей головой Учитель, трепля свою редкую рыжую бородку. - Когда Господь Бог создавал Вселенную, меня еще не было… и я еще не ведаю, буду ли существовать вечно.
Бог - это дух, он лишен плоти, он не может быть отцом в прямом, человеческом смысле. И всякие изображения Нашего Отца в виде бородатого старца - се глубокое невежество.
Бог есть, Бог един, и Он есмь дух!
Учитель замолчал, на востоке уже начал краснеть краешек неба, проснувшиеся птицы, весело щебеча, знаменовали начало нового дня.
- Но наш разговор не об этом, - продолжил Учитель, - Господь решил, что я должен публично погибнуть, чтобы люди окончательно убедились, как сильно любит их Бог, что готов отдать на Заклание собственного сына.
- Но в чем моя роль?..
- Ты - самый любимый и любящий мой ученик. Ты - мой земляк, ты единственный из всех учеников, кто способен пойти на самопожертвование, ради любви ко мне и Богу. Подумай, ведь тебя проклянут все последующие поколения, твое имя станет нарицательным для всех предателей рода человеческого, твой страждущий дух никогда не найдет упокоения… - закончил Учитель и замолчал.
- Но, нужна ли простым людишкам такая жертва… Что они понимают в жертвоприношениях? Пройдет год, два и они забудут о Сыне Божьем, который во искуплении их грехов пошел на заклание… - запричитал ученик, припав к стопам своего учителя.
- Зачем ты так? Восстань, брат мой… - Учитель поднял ученика, и крепко обнял. - Я верю в тебя, иначе бы не назначил на такую ответственную роль… Ты должен исполнить высшее повеление, необходимое для искупления мира и предписанное самим Богом. Скоро рассветет, тебе надо успеть к первосвященнику Каиафе.
- Хорошо, Учитель, я предам тебя, чего бы мне это не стоило… - покорно согласился Иш-Кериоф и показал на маленький кувшинчик. - Но сначала, в знак нашего уговора, давай глотнем сладчайшего вина, сделанного из винограда, собранного в год твоего знаменательного рождения. Ты же пил с другими учениками, выпей и со мной, ведь се кровь твоя…
- Хорошо…
Учитель пригубил сосуд, поданный ему учеником, и сразу же упал как подкошенный. Карминового цвета вино, вытекшее из выпавшего из божественных рук кувшина, будто свежая кровь, залила грудь упавшего…
- Ты не должен умереть, Учитель мой, Ты проспишь три дня, а когда все уладится, Ты воскреснешь, как предречено в Писании, но уже без всякого Божественного вмешательства, - произнес ласковым голосом Иш-Кериоф , потом присел рядом с лежащим на спине Учителем и погладил его длинные волосы. - Бог, хотя Он всемогущий и наимудрейший, в данный момент поступает весьма неосмотрительно, и потом с чего ты взял, что Он этого хочет. Бог сделал свое дело, то есть создал мир и человека, и навсегда устранился от дальнейшего сопровождения собственного проекта…
Может быть, его уже нет давно... Боги также смертны, как и все сущее, разве что срок их жизни несколько больше человеческого…
Не думаю, что Богу могла прийти в голову такая абсурдная мысль. Разве можно ценой мучений купить любовь бездушной толпы?
Спи, мой любимый брат, мой возлюбленный Учитель, завтра я отдам на заклание другого Агнца.
Да, это смертный грех, да этот безвинный человечек пострадает ни за что…
А скольких безвинных человечков наш великомилостивый Бог посылал на смерть ради достижения каких-то высших, Ему одному известных целей?
Спи…

   
Иш-Кериоф почти всю ночь не спал, и только перед рассветом забылся на несколько минут поверхностным сном, наполненным тягостных предчувствий и видений.
Ему приснился избавленный от нечеловеческих мучений Учитель. Он вошел в дом и сел на край кровати, погладив остатки волос своего возлюбленного ученика, так рано поседевшие от навалившихся на него треволнений и забот.
«Как ты мог поступить таким образом? - вопросил Учитель спящего. - Как я теперь буду глядеть в унылые глаза людей, в светлые очи моих учеников?»
«Они даже не заметили подмены, едва появились римские воины, они в страхе разбежались, и теперь боятся даже на выстрел стрелы приблизиться к месту распятия. Дело сделано, нужно только немного подсуетиться…
Когда тело юноши предадут земле, надобно выкрасть его, а потом провозгласить всенародно, что Учитель воскрес!»
«Даже и не хочу участвовать в этом балагане».
«А выбора нет, Учитель. Я предполагаю, что Господь не станет возвращать к жизни никчемного мальчишку. А если даже и воскресит, что сможет этот юнец поведать людям?
Нет, Учитель, воскреснешь ты! Ты посеешь в душах людей хлипкую надежду…»
«Я не хочу, чтобы все начиналось со лжи…»
«Но, если ты помнишь, в начале было Слово!
А мысль, изреченная - есмь Ложь!
Таким образом, все в этом мире началось со Лжи.
Малая ложь породила большую…
Вера в Бога - это тоже ложь, вернее самообман…»
«Почему?»
«Потому что его существование бездоказательно! Или ты веришь, что Бог есть, или нет, третьего не дано. Но и то и другое недоказуемо…»
«Но я бы своим воскрешением доказал это!»
«А ты уверен, что Бог воскресил бы тебя…»
«???»
«Не надо убивать в людях слабое упование на бессмертие и Царствие Небесное, кое их ожидает за роковой чертой…»
«А разве не так?!»
«А ты, Учитель, был там?»
«Нет… Но зачем ты отправил на крест безвинного юношу, мог бы найти какого-нибудь прожженного подлеца? Все бы не так было горестно…»
«Ты чаешь, что прожженный мерзавец сговорился бы заместить тебя? Да и времени, если честно, на розыск заместителя не было…»
«Тебя всю жизнь будет истязать сей обман; вид окровавленного юноши будет являться твоему взору по ночам; а днем мои последователи будут гнать тебя, как затравленного зверя, забрасывая камнями и словами презрения и ненависти…»
«Я обмозговал, обсчитал все и то, что изрекаешь ты… Когда тело юноши погребут, я его выкраду, пущу слух, что ты воскрес… А сам повешусь на какой-нибудь осине…»
«Ты так страстно хочешь умереть?»
«Нет, не хочу! На земле нет ни одного человека, который бы сумел побороть в себе чувство страха смерти.
Люди боятся смерти, так же как боятся темноты, потому что не знают, что их ожидает после ее прихода.
Но все равно боимся ли мы ее, не боимся - рано или поздно она нас настигнет.
Чем изощренней наш разум, тем труднее нам понять смерть.
Иное дело дикие твари божьи, они живут, не задумываясь о грядущем конце, смерть для них - это избавление от болезней и старости…
Мы все хотим достичь старости, но боимся постареть!
Я тоже не хочу быть дряхлым и беспомощным стариком. Зачем мучится в тяжком ожидании смерти, не лучше ли самому шагнуть ей навстречу?»
«А может быть лучше просто жить и наслаждаться прелестями жизни…»
«Зачем обманывать себя, Учитель, разве в нашей жизни так много радостей?»
«Малая толика, всецело столковываюсь с тобой. Но знаешь, Иш-Кериоф, умереть легко, труднее жить. Ты попробуй добиться в жизни счастья, или хотя бы своей жизнью облегчить жизнь других…»
«Но ведь можно же облегчить жизнь других и собственной смертью!»

   
Видение Назарея исчезло, и Иш-Кериоф проснулся, начинался новый день, последний в его жизни, и нужно было успеть сделать еще столько дел…