Евгения Янищиц. Окно в дождь. Поэма

ОКНО В ДОЖДЬ (Поэма)
Евгения Янищиц
Перевод с белорусского

Был час не поздний и не ранний.
Асфальт, крещен святой водой,
Ужовым темным одеяньем
Напоминал морской прибой.
Затих трамвайчик запоздалый,
Ушли автобусы на сон,
А я смешно в руке держала
Совсем ненужный мокрый зонт.
Бог с ним, зонтом, долой заслоны!
Я - плоть от места, от воды
Над этой улицей бессонной
И над пожаром суеты.
О, сколько их, дождей безбожных,
До нитки принято!
                И все ж,
Благословляю гром тревожный
И обложной занудный дождь.
Под ним, густым,
                незащищенной
Навряд ли выгляжу теперь.
Пускай одной (а все ж!) законной
Обласкан бывший кавалер.
Наоборот, ищу приметы,
Что все печальное - с дождем,
И что, подружкины советы -
Пройтись по лужам босиком  -
Не стали выдумкой колючей...
Здесь, нараспашку естества,
Мудрей понять, как воле учит
Зеленоротая листва.
А на дожде побыть не вредно,
Чтоб отогреться под теплом.
От матери завет наследный:
"Найди накрытый миром дом",
Признаться, слышался иначе
С десяток лет тому назад
Душе наивной и горячей,
И чистой словно снегопад.
Девчо пытливое, былинка,
Ты оплошала в важный час...
Окно разбитое на льдинки
В том доме, где я помню Вас.

Как поздний час не экономь, -
Мне не было куда стремиться,
И захотелось подивиться,
Произошло что с тем окном.
Кляну собачьи комплименты,
Для них ночная гостья - враг;
Сто пять ступенек из цемента
Мой зафиксировали шаг.
Я думала, не буду лишней
Среди картин его и тем
И прошмыгну за двери мышью,
Пусть хоть на йоту надоем.
Вмиг захотелось за стеной
Укрыться от капризной ночи,
Пока игриво надо мной
Многоголосый дождь хохочет.
Дверей обои "под сургуч",
На диво, не были глухими.
Вот повернулся круто ключ.
- Путями поздними какими?
Ох, птичка! Вымокла уже!
Ценю порыв и вдохновенье!
- А что еще Вам по душе?
- Не часто, но уединенье.
(Он грустный взгляд потупил долу.)
- Вы, вероятно не один?
- В чем вся и соль: привязан к дому,
Закоренелый семьянин.
Традиции такого рода
Давно фамилия несет.
А что касаемо разводов -
Горячка, нервотрепка, гнет...

Он улыбнулся как-то странно,
Придвинул тапочки: "Возьми,
Переобуйся... (Дождь незваный
С растущей силою возник.)
Ау-у, жена, сигнал подъема!"

Ей не спалось. Вот, наконец,
Плывет лицо в дверном проеме,
Из золотых волос венец.
Две соразмерные морщинки
Легли на утомленный лоб,
Недавно девушка - тростинка,
Сейчас дородная, с чего б?
Я помнила ее соблазны,
Ее обширный интерес,
Что выйдя замуж, как заразных,
Терпеть не может поэтесс.
(Хоть и сама, сейчас замечу,
Грешила музой невпопад.
Но мужа каменные плечи
Ей подсказали, что навряд
Напишет стоящее что-то,
Не стоит день и ночь корпеть
Над неприметною работой...
Да забодай ее, медведь!)
О, объяснимо: слыть натурой
В горниле судеб и тревог,
Всей плотью жить в литературе,
Узнать каков искусства бог!
Молюсь судьбою странной этой,
Всей силой звезд, родной земли
Когда рождаются поэты -
Дай бог, чтоб крепкими росли.
Пусть принесут земного нрава
И быстрый дождь и первый лед.
Тогда великая держава -
Когда великий в ней народ.
Все это верно про поэтов,
А что по части поэтесс,
Они - тычинки ранним летом
С горчинкой счастья на подмес.
Цветочек липовый, поземка
Уносят в край совсем чужой;
Душа иль чибис плачет громко
Над каждой новою межой?
Раз есть семья - тогда не шутка:
Все приготовить, присмотреть,
И между тем найти минутку,
На вдохновении - запеть.
Про то неспешно размышляла
В картине ночи проливной
(И донна Анна, показалось,
Была в согласии со мной.)

Она на пальчики присела,
В подоле тронула разрез
Так, словно выяснить хотела
Какая я - и с ним, и без.
И бусинок рукой манерно
Коснулась, преподав урок:
- А где пропали кавалеры,
То - за писательство оброк?
Встречалось на пути немного,
Или потерян интерес?
Я улыбнулась: "Да, дорога -
Один сплошной дремучий лес."
О, жены милые и дамы,
Вы не ищите в том причин.
Мы все разумнее с годами
В сияньи выгодном мужчин.
Приветствие - всегда намек,
Насколь вещица дорогая.
(Тень Светоянова: "Чаек".)

(Желание пропало чая.)
Пила и думала: "Зачем-то
Сейчас, десятый минул год,
Я, как открыточка в конверте,
Пришла.
         А между нами - лед".
Дождь барабанил без утайки,
Беседа медленно текла,
Холодный лед в глазах хозяйки,
И лед в окне взамен стекла.
Словам и звукам было хладно,
Мороз сковал привычный быт,
Лед в чашке вместо рафинада,
Среди снегов диван стоит.
За днями дни, затем недели -
Кружит бездомный хоровод,
Запястья рук обледенели
И к сердцу подобрался лед.
Я поняла, что наша встреча -
Лишь незадачливый курьез,
Мигала ледяная свечка,
От ледяных уставши слез.
При чём тут бусы и уборы,
Зачем на них сейчас акцент!
- А пишется мудрее в горе, -
Вот слышала, один доцент
Сказал столичный.
Он так же - критик и поэт.
Я отвечала: "Симпатично
Ведь думает. И в том - секрет..."
Остановивши мое слово,
Она, подобно знатоку,
Открыла лирику Стрельцова
И зачитала мне строку.
- Скажи трагедия какая?
Что сделалось с его душой?
- Пока болит - еще живая...
- А что у Вас с родной сестрой?
Ох, в сорок восемь? Так нежданно.
Ужели думала она...

(Окно всплывало из тумана
Или туман плыл из окна.
Возник  дневник сестры гнетущий,
Печальный, как окна проем).

- Таков расчет за хлеб насущный:
Иных уж нет, а мы - живем...
Родня... Работа... Магазины...
Болезнь свой выставила счет.

- Влюбляться в Вас должны мужчины.
Вам что-то часто не везет.
Вот и ее судьбы избранник...

(С чего печется обо мне?!)
Шел час не поздний и не ранний,
Ютился кактус на окне.
Был парадокс в ее рассказе,
А попросту - интим-подкоп.
В напольной величавой вазе
Заледенел пшеничный сноп.
(А десять лет... назад... не много?
Все та же Анна. Только в той -
Не за столичный быт тревога:
Житейской больше и земной.)
Последнее, почти проклятье,
В меня проникло, словно в сон:
- А вам за строчку много платят?

- На хлеб хватает и на соль.
Она с усмешкой уяснила,
Все, интервью пришел финал.
А дождь все лил (откуда силы?),
Грозился карами, стонал.
О стену бился с диким воплем,
Так напугала темнота...
Ее пушистые пантофли
Прошли за мной, как два кота.
В тумане сигаретном плавно
Плыл Светоянов. Что ж, пора
От хлебосольности забавной
До своего угла-двора.
Свет лампы тусклый и пустой
Смотрел вослед мне из гостиной,
Тень Светоянова: "Постой,
На память спрятана картина.
Хотел отдать когда-то сам,
Хотели с Анной на неделе,
Весною этой написал.")

"Полесье. Птицы прилетели".

Мысок роскошного квартала,
Там я давно квартировала
С природной силою крестьянки,
С неизлечимою душой,
Обрыв избравшая беглянка,
Где луг у трассы окружной.
Меня сердечно привечали
(Мол, что там будет на веку!);
Меня так щедро угощали,
Пока слова не шли в строку.
Глоток светла в небесной власти,
В строке  - себя перебороть.
Кричишь, не верящая в счастье
Ты, презираемая плоть!
Вот так из платьев вырастаем,
Все силы тратим на бои,
И времена теперь настали
Везде, Поэзия, твои.
На нить цепляешь слово к слову,
И слышен музы голосок.
Что здесь не ново - лист кленовый,
Льняной домашний поясок?
Душой слепой, но к миру льнущей,
Услышишь сердцем кое-как,
Призывный зубра голос в пуще -
Латиницы последний знак.
Откроет память мне калитка,
А день оглох. А двор молчит.
Так песня мамина забыта,
Когда ей некого учить.
И в тишине дубов напевных,
С кукушек гомоном окрест
Я в том счастливая, наверно,
Что не бросала этих мест.
Бывает все идет бездарно
Под гнетом жизненных вериг,
Своей судьбе я благодарна
За жизни смысл, за жизни миг.
Нам с песней жатва веселее,
Храним с водой в лесу исток,
Как пастушок дуду лелеет,
Держу язык мой - лепесток.
Кукует годы нам кукушка,
Медовый запах до поры.
А сколько  песен у старушки
Не переняли "Песняры"!
Поклон им, будничным, колядным,
Веселым, грустным, и - крутым,
И, как пучина, - непроглядным,
И, словно солнце, - золотым.
Поклон всем - милым, голубиным,
Орлиным. Славен их полет.
Страна могуча и любима,
Когда певучий в ней народ.
...Был час не поздний и не ранний.
Я не могла никак уснуть:
Все думала, другим не станет,
Не зарастет травою путь
От сердца к сердцу... Дождь пешком
Шагал уверенно, степенно.
Травинкой каждой, лепестком
Земля дышала вдохновенно.
Казалось мне, у донны Анны
Прошел ее ночной надрыв,
У Светоянова желанно
Родился творческий порыв.
Теперь они заварят мокко,
Поднимут свой семейный щит
И пресмешным (в нем мало проку)
Воспримут поздний мой визит.
Я как смогу себя утешу
Чрез горький мед, чрез кубик льда.
А ревность принесла депешу,
И в сердце женщины беда.
Я знаю точно, донна Анна,
Сколь за мужчину не держись,
Но очень сложно быть желанной
Всю нашу путанную жизнь.
Смотри: растет, растет пригорок,
Он - снежный ком из под бровей.
Тревожна жизнь, когда - за сорок,
Счет люди знают женских дней.
Поняв пустых наветов цену,
Колючих, словно ягод куст,
Спрошу у тетки откровенно,
Семьи в чем замысел и вкус?
Патриотичен сказ крестьянок:
"Когда нетрезвый дух словлю -
В свой огород бегу от пьянки
И соток двадцать прополю.
Назавтра, глянь, - он мягче шелка,
Хоть ты с него веревки вей:
Стругает, пилит, колет ловко,
Любить клянется жизнью всей.
А той любви цена знакома -
Есть теплый дом, есть малыши.
Любовь же часто, как солома:
Сгорит - золой тогда дыши.
Бывает, что от слез не спится,
В груди растет обиды ком.
Бывает всякое, синица...
А где накрытый миром дом?
Так сколько ходит рядом сплетен,
Платком завязывай глаза..."
Подход у них земной заметен,
И мудрый, кто чтоб не сказал.
Так, может быть, когда "по-свойски"
Сплетён из сплетен спор живой,
В искусстве происходит поиск,
Омытый пламенной слезой.
Приятель давний Светоянов
Был близок в юные года.
Вот солнца луч приветно глянул,
И от печали нет следа..
Решая бытия задачу,
Что школьница ее учу.
Неслышно над собой заплачу
И сумасшедше промолчу.
Как поздно иногда светает!
И вместе с радостью - подвох.
На небе молния сверкает,
И день - сплошной чертополох.
Печаль, не мне с тобой делиться.
Эх, хрупкий ранней славы лед!
Еще завьюжит, постучится
Жестокий високосный год.
За необдуманную малость,
За невозвратную любовь
Душа-девица засмущалась
В плену невысказанных слов.
А что - слова! Есть только песня,
И в ней, известно, смысл такой:
Когда в душе от сердца тесно,
Строка приходит за строкой.
Мой друг сердешный, Светоянов,
Нас, женщин, хлопотно мирить.
Луч солнца выйдет из тумана,
Дай бог, смогу печаль забыть.
Жить заново - такая сладость,
Встречать весны заветной час.
Средь сотен окон - мир и радость,
И в том окне, где день погас.
...Достать до облака руками.
...Забыть, что сгинуло давно.
Хоть было, не было то с нами,
Свое расшторю я окно.


________________

АКНО У ДОЖДЖ (Паэма)
Яугенiя Янiщыц

Быў час не позні і не ранні.
Вадой пахрышчаны асфальт
У вужаватым чорным ззянні
Нагадваў мне адценні хваль.
На час спыніліся трамваі,
Сышлі аўтобусы на сон.
I — смешна я ў руцэ трымала
Больш непатрэбны парасон.
Бог з ім, з ахоўным парасонам!
Тутэйшая, я — ад вады
Над гэтай вуліцай бяссоннай
I над гарачкай грамады.
О, колькі іх, дажджоў бязбожных,
Да ніткі зведала!
                I ўсё ж
Я бласлаўляю дождж абложны
I навальнічны спорны дождж
Пад ім, густым,
                безабароннай
Наўрад ці выгляджу цяпер.
Хоць пры адной (усё ж!) законнай
Мілуецца мой кавалер.
Наадварот, я нават рада,
Што ўсё сумотнае — у дождж
I што прыяцелькі парада —
Прайсціся пешкам, басанож —
Была не выдумкай калючай...
Без парасона, нарасхліст
Мудрэй адчуць, як волі вучыць
Зеленароты мокры ліст.
А над дажджом пабыць няшкодна,
Каб потым цешыцца цяплом.
Святая праўда маткі роднай:
«Знайдзі накрыты згодай дом».
Прызнацца, чулася іначай
З дзесятак год таму назад
Душой адкрытай, і дзіцячай,
I чыстай, быццам снегапад.
Цікавінка, дзяўчо, былінка,
Я памылялася той час! ...
Разбіта шыбіна на шклінкі
У доме тым, дзе помню Вас.

Як позні час ні эканом,—
Мне не было куды спяшацца.
Чамусь хацелася дазнацца,
Што з гэтым сталася акном.
Кляла я брэх сабак дваровых
I правячых начным святлом.
Сто пяць прыступкаў цэментовых
Зафіксавалі мой пад'ём.
Я думала, не буду лішняй
Паміж карцін Яго і тэм
I прашмыгну за дзверы мышкай,
Як хоць на ёту надаем.
Я мысліла ноч абхітрыць
Хоць бы за гэтаю сцяною,
Пакуль гулліва дождж шуміць
I (дзесь!) смяецца нада мною.
Дзвярэй абоі «пад сургуч»
Былі, надзіва, не глухімі.
Вось павярнуўся крута ключ.
— Шляхамі познімі якімі?
Ох, птушка! Мокрая! Нашчэнт!
Люблю, цаню парыў палёту.
— А што Вы цэніце яшчэ?
— Не часта, але адзіноту.
(Ён апусціў пагляд самотны.)
— А Вы ж, здаецца, не адзін?
— У чым і соль: добраахвотны
I закарэлы сем'янін.
Традыцыя такая роду
На мудрым прозвішчы маім.
А што датычыцца разводаў —
Гарачка, нерватропка, дым...

Ён усміхнуўся дзіўна неяк,
Дастаў пантофлікі: «Бяры,
Пераабуйся... (Грыбасейны
Дождж расшчадрыўся у двары.)
Гэй, донна-жонка, разбудзіся!»

Яна не спала. I затым
Яе няспешны лік праліўся
Вянцом валосся залатым.
Дзве суразмерныя маршчынкі
Акрэслілі стамлёны лоб.
Яшчэ нядаўняя дзяўчынка —
Спанелая, чаму, з чаго б?
Я ведала яе спакусы,
Яе ўсясвецкі інтарэс
I што яна з пары замуства
Цярпець не можа паэтэс.
(Хоць і сама, скажу дарэчы,
Грашыла музай неўпапад.
Ды мужа бранявыя плечы
Усё ж падказалі, што наўрад
Ёй варта рыфмамі займацца,
Ці варта дзень і ноч карпець
Па-над няўдзячліваю працай...
Бадай яе, лясны мядзведзь!)
О, зразумела: быць натурай
У цэнтры ўсіх зямных трывог —
На вопыце уласнай скуры
Адчуць, які ён — творчы бог!
Але на лёс свой запаветны
Малюся зорам і зямлі.
Калі з'яўляюцца паэты —
Дай бог, каб мужнымі раслі.
Няхай гадуе іх ласкава
I спорны дождж, і першы лёд.
Тады магутная дзяржава —
Калі вялікі ў ёй народ.
А што датычыцца паэтак —
То не такі ўжо тут прамах.
Жанчына -творца — завязь лета
З гарчынкай шчасця на губах.
Ліпнёвы квет ці замець носяць
Яе нязведанай сцягой;
Душа ці кнігаўка галосіць
Над кожнай новаю мяжой?
Круты пад'ём, калі — сямейка:
I згатаваць, і даглядзець,
I паміж тым часінай нейкай
Як наталяючыся — спець! —
Так думалася мне ў зацішшы,
У разрэзе ночы праліўной.
(I донна Анна, паміж іншым,
Нібы згаджалася са мной.)

Яна на пальчыкі прысела,
Памацала крысся разрэз,
Нібыта ўпэўніцца хацела,
Якая ж я у ім — і без.
I пацеркі рукой манерна
Кранула быццам незнарок:
— Ну дзе ж прапалі кавалеры,
Ці творам дадзены аброк?
Няўжо такі — і анікога?
А ці знябыты інтарэс?
Я пасміхнулася: «Дарога —
I ўся, і спрэс — дрымучы лес».
О, жонкі мілыя і дамы,
Не трэба тут шукаць прычын.
Мы ўсе мудрэйшыя з гадамі
У крузе выгадным мужчын.
I хоць вітаемся здалёк, —
Абглядваем, як рэч з прылаўка.

(Цень Святаянава: «Чаёк».)
(Чаёк чамусь падаўся даўкім.)
Піла і думала: «Навошта
Сюды, як дзесяць з гакам год,
Мяне, нібы паштоўку пошта,
Прынесла.
            А між намі — лёд».
Ліў за сцяною дождж няспынны,
Пакутна гутарка цякла.
Лёд у вачах у гаспадыні,
Лёд у акне заместа шкла.
Лёд паміж слоў і паміж гукаў,
Лёд паглынаў утульны быт.
Драбочкі лёду замест цукру
I ледзяной тахты іспыт.
I голька мёрзлая падзеі —
Наш непрытульны карагод.
Я чула: рукі ледзянелі,
Да сэрца дабіраўся лёд.
Я думала, што недарэчным
Адбыўся мой начны кур'ёз.
Мільгала ледзяная свечка,
Ад ледзяных збяднеўшы слёз.
Пры чым тут пацеркі і ўборы,
Няўжо на іх і ўвесь акцэнт!
— А пішацца мудрэй у горы, —
Я чула, так казаў дацэнт
Аднаго вуза.
I ён жа — крытык і паэт.
Я адказала: «Сімпатычна
Ён думае. I ў тым — сакрэт...»
Затым, маё спыніўшы слова,
Яна, як вопытны знаток,
Адкрыла лірыку Стральцова
І зачытала мне радок.
— Скажы, трагедыя якая?
Што сталася з яго душой?
— Пакуль баліць — яшчэ жывая...
— А што там з вашаю сястрой?
У сорак восем? Нечакана.
Відаць, не думала яна...

(Ўсплыло акно, нібы з туману,
А ці туман усплыў з акна.
Усплыў Яе апошні дзённік,
Журботны, як акна праём.)

— Па-рознаму за хлеб надзённы
Мы плацім. А яна — жыццём.
Радня... Работа... Магазіны...
Ужо з хваробай — у чарзе.

— Мужчыны вас любіць павінны.
Вам штосьці часта не вязе.
Вось і ў яе таго кахання...

(З чаго б пяклася за мяне?!)
Быў час не позні і не ранні,
I кактус дыхаў на акне.
Быў парадокс у кожным сказе,
А карацей — інтым-падкоп.
У дарагой напольнай вазе
Абледзянеў жытнёвы сноп.
(А дзесяць год... назад... ці многа?
I тая ж Анна. Толькі ў той —
Не за уласны быт трывога:
Больш натуральнай і зямной.)
Апошняе, нібы пракляцце,
Пытанне ўчула, як праз сон:
— А многа за радок вам плацяць?

— На хлеб хапае і на соль.
Яна ўсміхнулася, адчуўшы,
Што інтэрв'ю канчаць пара.
А дождж нясхлынны, невідушчы
Ўсё ліў і ліў, нібы з вядра.
Ён біўся аб сцяну гарохам
I вырываўся з цемнаты...
Яе пушыстыя пантофлі
Прайшлі за мной, як два каты.
У сінім дыме цыгарэтным
Плыў Святаянаў. Што ж, пара
Мне ад гасціннасці фацэтнай
Ды да свайго вугла-двара.
Ірдзела ліхтара шчака,
Што ўслед глядзеўся мне з гасцінай.
(Цень Святаянава: «Чакай,
Вазьмі на памятку карціну.
Хацеў прынесці неяк сам,
Прынесці з Аннаю хацелі,
Вясною гэтай напісаў».)

«Палессе. Птушкі прыляцелі».


Дзе мыс раскошнага квартала,
Там я калісь кватаравала
З трывучай сілаю сялянкі
I з невылечнаю душой,
Абраўшая абрыў бяглянкі
Між росным лугам і шашой.
Мяне так дзіўна прывячалі,
Суцешвалі балючы зрок;
Мяне так шчодра частавалі,
Пакуль — ні слова на радок.
Але глыток святла — прычасце,
Радок — павечная аброць.
Крычыш, але не просіш шчасця
Ты, запакінутая плоць!
Вось так з апратак вырастаем,
Ды часта росту не стае.
Цяпер твае часы насталi,
Паўсюль, Паэзія, твае.
Як цепляцца на завязь словы
I тчэцца музыка на ўток.
Чым не абнова — ліст вясновы
Ці лёну польны паясок?
Душой аслепшы, невідушчы,
Учуеш сэрцам як-ніяк
Зазыўны кліч зубрынай пушчы,
Апошняй, як лацінкі знак.
Разніме памяць рукі весніц,
А дзень аглух. А двор маўчыць.
Так мацеркі знікае песня,
Калі няма каго вучыць.
Ды ў цішыні бароў напеўных,
У гамане сястрыц-зязюль
Я ў тым шчаслівая, напэўна,
Што не выходзіла адсюль.
Паміж жыццёвага хаосу
Над чарнавой сцягой жыцця
Я так цяпер удзячна лёсу
За міг жыцця, за сэнс жыцця.
Зачую ў полі песню-жнейку,
А ці крынічанькі струмок, —
I як лазовую жалейку,
Трымаю мовы веташок.
Куваюць у лясах зязюлі,
I мёдам дыхаюць бары.
Шчэ столькі песень у бабулі
Не перанялі «Песняры»!
Паклон ім, жніўным і калядным,
Жартоўным, сумным, і — крутым,
I, як бяздонне, — непраглядным,
I, нібы сонца, — залатым.
Паклон ім — мілым, галубіным,
Арліным! Высіцца іх лёт.
Тады магутная краіна —
Калі пявучы ў ёй парод.
...Быў час не позні і не ранні.
У чатырох сваіх вуглах
Я думала, што не растане,
Не зарасце драсёнам шлях
Ад сэрца к сэрцу... Дождж прачысты
Усё пагульваў спакваля.
I траўкай кожнай, кожным лістам
Натхнёна дыхала зямля.
Я думала, што ў донны Анны
Прайшла сумяціца начы,
А ў Святаянава — жаданы
Мастацкі выткаўся зачын.
Цяпер яны завараць каву,
Узвысяць свой сямейны шчыт
I, як вясёлую праяву,
Успрымуць позні мой візіт.
I я патроху адсумую
Праз горкі мёд, праз колкі лёд.
Эх, часта ж рэўнасць наўдалую
Па сэрцах б'е жаноцкі род!
Я добра знаю, донна Анна,
З журбот уласнага быцця,
Што надта ж цяжка быць каханай
На працягу ўсяго жыцця.
Глядзіш: расце, расце узгорак
Наскрозь лядовы з-пад павек.
Трывожны час, калі — за сорак,
У народзе кажуць: бабін век.
Цану адведаўшая плёткі,
Калючае, нібы агрэст,
Пытаюся ў вясковай цёткі,
У чым жыцця сямейны змест.
Патрыятычны сказ у цётак:
«Як нецвярозы дух злаўлю —
Іду ў гарод і дваццаць сотак
На тэй гарачцы прапалю.
Глядзіш, назаўтра — як шаўковы,
Хоць ты з яго вяроўкі ві:
Габлюе, косіць, коле дровы,
Ну, і клянецца у любві.
Ну, а любві тае, вядома, —
Што дзеткі ёсць і цёплы дом.
Любоў жа часам як салома:
Падпаліш — дыхай папялком.
Бувае, што й ад слёз не спіцца
I душыць грудзі крыўды ком.
Бувае ўсякае, сініца...
А дзе ж накрыты згодай дом?
А колькі тых па вёсцы плётак! —
Хоць вочы хусткай завяжы...»
Зямны, як праўда, змест у цётак
I мудры, што там ні кажы!
I мо таму, з таго ж «сваяцтва» —
Са спрэчкі з плёткай сакаўной
I нараджаецца мастацтва,
Не раз абмытае слязой.
Мой даўні сябра Святаянаў
З юнацкай светлае пары,
Вось промень сонца ветла глянуў,
Душы аціхнуў боль стары.
Жыцця рашаючы задачу,
Як школьніца, яго вучу.
Нячутна над сабой заплачу
I утрапёна памаўчу.
Як часам доўга развідняе!
Ды разам з радасцю — спалох.
Маланка шлях перажагнае,
Пяройдзе дзень чартапалох.
Журба, не мне табой журыцца.
Эх, крохкі ранняй славы лёд!
Шчэ завіхурыцца, замгліцца
Суцэльна высакосны год.
За безаглядныя учынкі,
За незваротную любоў
Бянтэжыцца душа-дзяўчынка
У нявыказным палоне слоў.
А словы — што! Ёсць толькі песня,
I ў ёй, вядома, сэнс такі:
Калі ў душы ад сэрца цесна,
То нараджаюцца радкі.
Мой светлы сябра Святаянаў,
Не трэба нас, жанчын, мірыць.
Святло праглянецца з туману,
Дасць бог, адчай перасмыліць.
I жыць нанова — асалода,
Страчаючы вясну надзей.
Заднее ў сотнях вокан згода
I ў тым акне, дзе згаснуў дзень.
...Рукой дастаць да аблачыны.
...Забыць, што страчана даўно.
I беспрычынна, і з прычыны
Сваё расшторваю акно.