***

               

Нет, в это не хотела ты поверить,
Нет, в это ты поверить не могла,
Что горе постучится в твои двери,
И мир закроет слез густая мгла…

Ему же было только девятнадцать, --
Как он красив был, обаятелен, умен!
Как озорно умел девчонкам улыбаться,
Наверно, каждой признавался, что влюблен!

А вот цветы к Восьмому марта, как признанье,
Всегда дарил одной-единственной – тебе,
И ты растроганно брала их со слезами,
А он смущался очень сильно и робел.

А помнишь, как однажды расхрабрился,
И в день рожденья твой домой принес вина,
Как в первый раз он бритвой папиной побрился,
Чтоб суть мужская стала всем уже видна!

А после – армия… Туда он шел с желаньем
Лицу и сердцу возмужание придать.
У скольких девушек он вырвал обещанье,
Что лишь его они, повесу, будут ждать!

Ну а потом…  Потом пришла бумага –
Три черных строчки в ней, и больше – ничего:
Что он остался верен долгу и присяге,
Что...  Значит,  нету средь живых уже его!

Да ведь ему от роду только девятнадцать! –
Ему ж еще дорогу в жизни выбирать!
Он не умел, наверно, даже целоваться –
Как смерть посмела у тебя его забрать!

…В газете снимок в черной рамочке – твой мальчик! –
Фуражка лихо набекрень и бравый вид…
Ты знать, конечно, не могла, что где-то плачет
В тот самый миг в подушку девочка навзрыд!

Сойтись бы вам в тяжелой женской доле,
Друг дружку бы утешить, поддержать!
Тогда бы, может, стало б меньше в сердце боли,
Смогла бы, может, успокоиться душа!

… На стенке тихо фотография белеет:
Он улыбается, он весел – как всегда!
Он не серьезнеет с годами, не взрослеет –
Таким останется он в сердце – навсегда!