Беседа в парке

В дни октября сорок первого года
с веток листву отрывал ветерок.
Месяц стояла сухая погода.
Гроздья рябин брали жители впрок.

Люди в тылу озабочены очень,
судя по скорбным глазам и устам.
Плакала листьями дивная осень,
мысль унося на могилы к крестам.

В битвах на фронте — людские потери.
В поле хлеба на корню догорят,
а на аллеях за эти недели
кроны деревьев меняли наряд.

В парке с фонтаном скопилось народа
много в начале воскресного дня.
Сразу красой бесподобной природа
очаровала людей и меня.

Гляну направо — Поленова осень.
Влево смотрю — Левитана этюд.
Яркие листья, падая оземь,
стелют ковры разноцветные тут.

Многим хотелось пройти старым парком —
девушка с догом спешила домой,
кисти рябины рвала дама в ярком,
ягоды — в сумку, остатки — долой.

Дама с рябиной — цветистая осень.
Платье — огонь, в тон ему перманент.
Взор проницательный только раз бросит
Екнет сердечко мужское в момент.

Видный мужчина в тылу — это редкость.
Так для кого дамы жгучий наряд?
Люди, простите солдата за резкость,
если слова подобрал невпопад.

Мальчик забавный в свитере светлом,
бросив под сенью ив мячик и мать,
лист пожелтелый, оторванный ветром,
смог на лету на аллее поймать.

Радость без края! Пусть лист — не жар-птица.
Маме «трофей» нёс с улыбкой сынок.
Возле меня на скамейку садится
с виду дремучий, с клюкою дедок.

Двое напротив. В глазах одной — слёзы,
а на коленях — букет золотой:
ветки рябины, ольхи и берёзы.
Мимо спешил лейтенант молодой.

Два инвалида ругались безбожно.
Грубую брань услыхать довелось.
Рок, упаси от предвзятости ложной
и отведи непомерную злость.

Надо пройти с честью жизни дороги
зла и добра. Много правды и лжи.
В бедах земных не чурайся подмоги.
Собственной правдой всегда дорожи.

Совесть храни, встань горою за дело,
будь начеку, сволочь вышвырни прочь,
в сфере опасности действуй умело,
в бедствии людям старайся помочь.

Жизнь не пройти одной гладкой дорогой,
только не рвись по стезе в никуда.
Рос кто в семье работящей и строгой,
в трудных делах не плошал никогда.

Корни ведут в глубь крестьянского рода.
Горя хлебнул, знаешь лихо почём.
Выйдя из недр трудового народа,
делай добро, тем заслужишь почёт.

Клады богатств Бог недаром запрятал,
но не убил на земле сатану.
К власти прорвавшийся дьявол
заклятый вмиг развязал мировую войну.

Сколько погублено в бойне народа,
много разрушено, это не в счёт.
Кладбища настежь открыли ворота.
Братских могил не ведётся учёт.

Мало успел я осмыслить на свете,
много увидел убитых в боях.
В схватке был ранен, лечусь в лазарете.
С раною битва ведётся своя.

Сёстры с врачами работают сутки.
Скромный хирург — настоящий герой.
На ноги ставить солдата не шутки,
очень непросто вернуть его в строй.

С койки подняли не сразу досужего,
и затянулся в тылу перекур.
Парком осенним любуюсь до ужина.
Мне лазарет надоел чересчур.

Сколько расцветок оставила осень
в листьях осинок, рябин и берёз.
Липа на землю тень рваную бросила
много навеяла сказочных грёз...

Будто коснулся рукой кучевого
снежного локона ясного дня.
Рву землянику, запив ключевою,
а в табуне заарканил коня.

Быстро бегу босиком я в Подонье.
За руку тянет во двор меня брат.
Яблоки мама приносит в подоле.
Шёл от антоновок тех аромат.

Сел у крыльца, рядом братья и сёстры.
Пёс вислоухий виляет хвостом.
Как одиночество чувствую остро
я без друзей в этом парке густом.

В месте каком бой ведёт сейчас рота?
Смог ли отбить высоту батальон?
Я задремал, снится дом и пехота,
и с колокольни доносится звон.

Звон колокольный звал граждан к вечерне,
то успокаивал, то волновал.
Вспомнил былое своё увлеченье —
как я с рыбалки шёл на сеновал.

Думать о давнем покуда не бросил.
Грёзы и мысли, и сон неглубок.
Глупости в парке навеяла осень.
Сон оборвал паровозный гудок.

Вновь видел скорбные женские спины,
слева — смотрящего вниз старика,
мальчика с мамой у жёлтой рябины,
жгучего платья не встретил пока.

Ясени с вязами в мантиях ярких
и золотистый у клёнов наряд.
Много листвы осыпается в парке.
Кто отмиранию грустному рад?

Падали листья окраски красивой.
В замять цветную я вновь окунусь.
Дама с улыбкой спросила игриво:
— Осень солдату навеяла грусть?

Броская – в белом и статное тело,
модные туфли, а волос - опал.
В пятнах лицо от волненья горело
Ясеня лист на причёску упал.

Осень для года не дряхлая старость,
мало гремит в это время гроза.
Что от спортивной студентки осталось?
Волны волос и озера — глаза.

Голос напевный стал хриплым и грубым.
Родинка справа, привздёрнутый нос,
яркие, сочные, бантиком губы
запах несли дорогих папирос.

Любу узнав, я сознался не сразу,
тайну свою сохранив про запас...
Губы скривила в улыбке и с фразы,
не торопясь начала свой рассказ.

— Доля такая девчонки упрямой.
Вместе с тобою за сорок нам лет,
чуть больше года, как стала я дамой,
муж на войне, только весточки нет.

Жаль, не осталось друзей сердцу близких.
Юности вёсны вовек не вернём.
Вспомни — какие писал ты записки
мне на уроках в далёком восьмом.

В Любушку был не один ты влюблённый.
Помню лишь Саню спустя много лет.
Ты посмотри, как красуются клёны,
а через месяц — крон серый скелет.

В жизни за белыми — чёрные полосы.
Сделала власть кулака батраком.
Я говорю о том сдержанным голосом,
может быть, стоит кричать о таком.

В ночь на людей совершали «наезды»
парни из ведомства Внутренних дел
обыски сразу, а после аресты.
Так воцарялся в стране беспредел.

Знай, сокровенным делюсь я, соклассник,
подлости сроду не стану слугой.
С Маркса идеями где-то согласна.
Толст «Капитал», но чрезмерно сухой.

Словно одна на пустом перегоне,
темень густая, не видно ни зги.
Мудрость народа осталась в загоне.
Людям делами в беде помоги.

Мало встречала я близких по духу
в сёлах глухих, в городской кутерьме.
Месяц назад схоронила подругу.
Душу свою приоткрой теперь мне.

— Есть у меня самобытное правило:
истина, разум важнее, чем власть.
Партия жёстко в тридцатые правила —
кровь у безвинных ручьями лилась.

Видно, досталась мне участь капризная,
но за удел свой других не виню.
В мае я в армию срочно был призван,
а через месяц попал на войну.

Полк находился вблизи Молодечно.
Долг выполнял добросовестно свой,
мало я знал — пехотинец беспечный —
перед войной Второй мировой.

Нас разбудила чуть свет канонада,
«юнкерсы» начали УРы* бомбить.
С запада двинулась танков армада.
Ротный осколком от бомбы убит.

Мало снарядов — досадная жалость,
взвод без патронов им дот уступил.
Четверо суток умело сражались.
Силы иссякли — пришлось отступить.

Смело и дерзко вели бой солдаты.
Подвиг бесстрашных у сердца храню.
Я с трёхлинейной, у них — автоматы.
Пулей пробить думал танка броню.

Полк даже стал наступать понемногу.
Бить оккупантов азарт не остыл.
Шли в контратаку — ранение в ногу,
и в медкарете отправили в тыл.

Немец господство имел в поднебесье
и контролировал с выси простор.
Метко ударил на бреющем «мессер»
и повредил медкареты мотор.

Ехать пришлось на машине попутной.
Тряска на кочках и стоны солдат.
Дьявол в дороге шофёра попутал —
вечером только довёз нас в санбат.

Газик-полуторка — не спецмедкарета,
в старенькой трудно подранков везти.
Выдюжить смог я до стен лазарета.
Двое «тяжёлых» скончались в пути.

Вечно обязан хирургу санбата
и остальным медтрудягам подряд —
кто возвратил в строй подранка-солдата,
чтоб подносил снова пушке снаряд.

Телом окреп, а в душе непорядок.
Стал нарушать я врачебный запрет —
в парк уходил, что находится рядом,
тёплыми красками кленов согрет.

С той красотою, нахлынули мысли —
дивный наряд оборвёт листопад,
беды уйдут, что над нами нависли,
и прекратится душевный разлад.

Хочется верить: придут перемены,
нам по секрету сказал политрук.
Но о таком не писали в письме мы
и говорить не могли на ветру.

Многих судили тогда без разбора.
Всё «особист» наш доподлинно знал.
Резкое слово в простом разговоре —
и паренька ожидал трибунал.

В парке такая беседа опасна.
Будет донос — нам с тобою капут.
Что ты умолкла и с чем не согласна?
Горькие слёзы чего так текут?

— Вспомнила мужа. Прощанье под вечер.
Может быть, танк его враг сокрушил...
Я понимал: закруглять надо встречу,
и на прощанье сказал от души:

— Бодрости духа, здоровья и счастья,
верных друзей и надёжных подруг,
в деле — успеха, а в горе — участья,
в дом чтоб без раны вернулся супруг.

Скоро на фронт я отбуду со всеми.
Люди живые мне стали родней.
Эту беседу под клёном осенним
Я сохраню до конца своих дней.

------------------------
*УР – укрепленный район


Рецензии