На Пискаревском снова тишина...

На Пискаревском снова тишина,
Здесь нет крестов и поименных плит,
Лишь год отмечен памяткой в гранит.
Мы будем помнить всех, кто здесь лежит,
Всех тех, кто землю от фашизма защищал,
Но до Победы так и не дожил...

Восемьсот семьдесят два дня -
Блокада длилась под огнем врага,
Голодная, морозная блокада,
Кольцом сомкнувшаяся, как змея,
На подступах к родному Ленинграду.

Год сорок первый - самым трудным был,
Страна несла огромные потери,
Но враг не смог в наш Ленинград войти,
И оттого все становился злее.

Без топлива, провизии, воды,
Почти без сил спешили люди на работу,
И каждый шел по краешку судьбы,
Но верили, не сомневаясь ни на йоту.

Пожарищ, от бомбежек, едкий дым
Терялся меж руин над снегом рыжим,
Казалось, что не хватит больше сил,
Но успокаивались:"Нужно выжить!"

И этот дым слепил до слез глаза,
Горели, как в аду, дома и крыши...
Ах, если бы была тогда вода,
То может все тушили и тушили...

Стучал блокадный в ритме метроном,
Отбой отмеривал с медлительностью в шаге,
И с облегчением спешили в дом
После бомбежки, сердцем замирая.

А в городе хозяйничала смерть,
От голода синели лица жутко,
Ходили по инерции, как тень -
Им так хотелось не терять рассудка!

Сто двадцать пять блокадных веских грамм
Кусочка - нужного для жизни хлеба,
А кто-то там делил и пополам,
И каждый день и час их сохраняла вера!

По Ладоге в блокадный Ленинград,
В мороз и вьюгу шли вперед машины -
Скорей спасти оставшихся ребят
И жителей голодных и бессильных.

Фашисты шли на Киев, на Москву -
Лелеяли нахрапом взять реванш
И до востока разорить страну...
Но получили все от нас сполна!

На Пискаревском снова тишина,
Здесь нет крестов и поименных плит,
Невинных столько унесла война,
Но, как и все, они любили жизнь...

Потомок, помни! Будь достоин жить!