Цдл и У Светлова вечер, Смеляков

6.               
      Ц Д Л                Владимиру Озмителю


И вновь ты вспомнил этот зал,
залитую огнями сцену?
О ней ты грезил дерзновенно,
но роли так и не сыграл.
Там наша молодость цвела
безвестно, скромно, небогато,
мы были  «гадкие утята»,
но вот – расправили крыла.

И пусть сегодня за спиной
осталось много зим и вёсен,
мы снисхождения не просим,
ведь счастье жизни – вечный бой!

Но почему же иногда,
как заклинанья иноверца,
как крик подранка,как беда,
воспоминанья бьют нам в сердце?

И вновь сквозь Время смотрим мы
и видим детскими глазами               
следы той огненной зимы,
навек впечатанные в память.

Пусть было много лишних слов,
но всё же нам везло с тобою.
Нас сам Светлов готовил к бою.
Дружище, верил в нас Светлов!       

Среди толпы он был велик,
и мы молилися: над ним бы   
дабы зажглись святые нимбы
и озарили грешный лик.

Но к счастью ЦДЛ – не храм,
где псалмопевцы в изобилье
одним курили фимиам,
а прочим обрывали крылья.

И я спешу заверить вас:
Дом был для нас не просто домом,
а Лобным местом в трудный час,
и в час счастливый – Космодромом.


В Е Ч Е Р
Римме Казаковой.

На Камергерский к  М.Светлову
однажды летним вечерком
явились мы со Смеляковым
с пивком,винцом и коньяком.

О,тот неповторимый вечер,
один из лучших вечеров!
Был Михаил Аркадьич весел,
и добродушен Смеляков.

Под тонких рюмок перезвоны,
второй и третий час подряд
стихи читались упоённо,
звенел «кастильский» стихопад.

Отставив пиво и тараньку,
устроив лёгкий перекур,
«Ну а теперь читай нам «Ваньку!-
велел Васильич.- Без купюр!
Порой у стен бывают уши,
и трудно скрыть от них секрет,
но полагаю, что прослушки
у Миши кэгэбистской нет.
Трави,как парень деревенский,
имевший знатную балду,
в Кремле устроил драч вселенский
и учинил разгром в Аду…»

Да,Ванька, фрукт!
О нём творенье
замыслил я в тот самый год,
когда в безмерном восхищенье
встречал Гагарина народ.
И в то же время по веленью
безбожно рушились деревни,
у граждан отбирался скот,
воссоздавались совнархозы,
в спецагрофирмы шли совхозы,
блажь набирала оборот
и насаждала кукурузу
насильно по всему Союзу,
и шли майоры в свинари,
на Кубе выросли ракеты,
грозя бедою всему свету,
и мы сушили сухари.
А новый «культ» всё разрастался,
кумир всё чаще награждался,
но всюду продолжался сбой.
И в эти дни столпотворенья
родилось данное творенье               
само собой,само собой.

Окончив чтенье,я в тревоге
жестокого разноса ждал.
Но вдруг Аркадьевич:
« Ей Богу, давно я так не хохотал!»

И Смеляков:- «Давай-ка, Миша,
поскольку мы полпреды муз,
оторве этому напишем
рекомендации в Союз.
Конечно,жаль,что книжек нету.
Но книжки будут, и ты будь
достоин звания поэта.
А «Ваньку» спрячь и позабудь.
Ибо ни денег и ни книжки
ты сможешь получить, браток ,
а схлопотать… пускай не «вышку»,
но,несомненно, долгий срок.
Усёк,«Барков»?

«Усёк!»

«Толково.За это не налить нельзя.
Итак,чтоб были мы здоровы,
и за Поэзию, друзья!..»

…Прошли года.
Ушли навечно мои отцы-учителя.
Но и они,и этот вечер
живут в душе, пока жив я.

И иногда из дальних далей,
где будем все когда-нибудь,    
вдруг, словно эхо , долетает :
«.. и книжки будут, и ты будь!..»