Поэма о судьбе

(Незаконченная, с многочисленными
лирическими отступлениями)

I. Детство

                «Наше детство всегда с нами,
                потому что  – куда же ему еще
                деться?»
                Блаженный Августин (Аврелий)

Гремело лето в знаменАх,
Победы шум и гам.
и инвалиды в орденах
просили на сто грамм.

А я мечтал о парусах
и не смотрел окрест,
и Южный крест на небесах
был мой священный крест.

Ах, этот дальний Южный крест,
атоллы и тайфун!
«Держать на зюйд, держать на вест –
на синеву лагун»!

Я видел море лишь во снах.
По золотой пыли
бродил я продранных штанах.
Мне снились корабли.

Тянулось лето, как антракт,
с пургою тополиной.
И липы обрамляли тракт
времен Екатерины.

А лето пряталось в кустах,
гремело как трамвай.
Шумел на ближних островах
вороний чёрный грай.

Обрыв к реке был жёлт и крут,
а поверху – акации.
Был смутен жизненный маршрут.
Шёл вольный век – вакации.

Был утром сон, как тёплый ком,
и солнечной – стена.
Я нёс под солнце босиком
во двор остаток сна.

Всю жизнь несу остаток сна
и бормочу украдкой:
«Тепла восточная стена,
шершав асфальт под пяткой».

*** Отступление 1***

Поэмы пишут от тоски,
А правят их с похмелья.
Мы все у гробовой доски
справляем новоселье.

И в  этот праздник столь земной
(уходят в землю кости)
стихи справляют выходной,
стихи уходят в гости.

Они уходят по рукам:
смеяться и грустить.
Поэмы бродят по векам,
сонет идёт гостить.

Душа уходит навсегда
от смуты воробьиной…
А в Стиксе чёрная вода, 
белы и лёгки льдины.

И мы, сгибаясь от грехов,
в суровом судном зале,
поймём, что лёгкий пух стихов
прочнее всех реалий.

*** Отступление 2***

Я написал  о кораблях,
а в общем – ни о чём.
А мог бы и о королях,
капусте с сургучом.

А лучше бы серьёзным стать
и бросить грех стиха.
Пахать и сеять, шить и жать 
и добывать меха.

Но вечен стих, как первый грех,
и плоть его крепка.
И я простил себя и всех,
кто любит слёзы, стих и смех,
кто любит облака.

***Отступление 3***

Как трудно дорожить судьбой:
хвала и слава детству! -
Ты можешь быть самим собой
и, не вступая с миром в бой,
ужиться по соседству.

Как трудно детство не предать.
Как вьётся жизни нить!
Его любить, о нём страдать 
и встречи с ним ценить

И помнить: начиная жить,
как колос из зерна,
поднялись мы чтоб сохранить 
из детства семена. 


II. Юность

*** Отступление 1***

Раб потайных велений,
бросив ясную тему,
из одних отступлений
я слагаю поэму.

Кто поймёт, кто осудит -
усмехнётся украдкой.
Но кому то ведь будет
беззаботно и сладко.

И оставив работу,
потирая мозоли,
он потратит субботу
на леченье от боли.

Потому что ужасно
жить одной головою.
Потому что напрасно
даже волки не воют.

И сливаются в хоры
строки счастья и горя,
и ведут через горы,
и уводят за море.

********************

Когда прокурены насквозь
стена и одеяло.
И жизнь, как ставка на авось
идёт куда попало.

И нет ни завтра, ни вчера,
и карты вместо сна –
настала юности пора,
судьбы твоей весна.

Как шутит пьяный гаолян
с беспутными парнями!
Как мы шагали сквозь туман
с горящими глазами!

Ах эти годы – карнавал
немыслимого жИтия!
Наш маленький ковчег-пенал
средь шума общежития.

Нас было четверо друзей.
Друзей – не разними:
еврей, татарин, вновь еврей
и наш любимый Ми.

Он был прекрасен, Чжуан-Сян,
из города Шанхай.
Но гёнг* китайский, из крестьян,
прогнал его в Китай.

Он изгнан был лишь за одно -
за то, что был нам брат.
И гёнг, китайское говно,
швырнул его назад.

В Китай, где хунвэйбины жгли
костры из книг. Народ
вопил в восторге: «Бей, вали!»
И хунвэйбин был пуп земли -
казённый патриот.

И плакали  Инь, и плакал Ян,
склонив свои главы,
когда  наш друг, наш Чжуан-Сян
был изгнан из Москвы.

Примечание: Гёнг - китайский партком

*** Отступление 2***

Проклятый век! Ты азиат,
Чингиз с косой бородкой.
Ты отравляешь кровь, как яд,
ты грезишь царской плёткой.

Как нам подняться над тобой,
над злым средневековьем.
Как заслужить нам свой покой,
какой  пролитой кровью?

Есть время пить и время жить
с сумою наготове.
А счастье нам не получить
в ненайденной подкове

***************************

Но то был беспечальный год
хорошего веселья.
И водка нам была как мёд, а
не гадючье зелье.

Нам улыбалась детвора,
нас девушки любили
А мы с утра и до утра
смеясь хмельное пили.

Нас дождик бил, нас век любил,
и нас щадили тени.
В нас было много глупых сил
и славных удивлений.

*** Отступление 3***

С годами тяжелееет кровь.
Судьба моя – витая.
Я вспомнил про свою любовь
к цыганке из Китая.

Я думал – коль придётся уж
Сансаре веселиться,
быть может лучше парой душ
в одну переселиться.

*** Отступление 4***

Набросок, штрих, полунамёк
на бледной акварели.
Какой в таких поэмах прок,
какие смысл и цели?

И кто поймёт, что было мне
всего лишь двадцать лет?
В каком краю, в какой стране? –
Намёка даже нет.

Но не сердитесь. Ведь и я
не понял до сих пор,
как пробежала жизнь моя.
И я скажу вам, не тая,
что это – мне в укор.

Вся наша жизнь – всего намёк
на будущие цели.
И мы твердим один урок
и в горе и в веселье.

«Люби  и пей, закон гласит,
всё – суета сует..
Ведь мёртвый лев не прорычит
живому псу привет.
 
Что человеку от трудов
под солнцем и луной,
когда он покидает кров
юдоли сей земной?

Но не теряй души в гульбе,
умей любить и ждать.
И улыбнётся мир тебе
как прежде – в двадцать пять»

Так умный рэбе уверял,
учитель из церковников.
А я всё это повторял –
в тюрьме. Для уголовников.

 III. Взросление

Мы немного поникли
на проколотой шине,
на косом мотоцикле –
нашей хилой машине.

А за нашей спиною
воды Волги  живые
и белённой стеною
Жигули меловые.

Как нас дали любили,
как поля привечали,
нас ветра просквозили
и туманы качали.

От душевной растраты
нынче пестуешь быль.
О нехватке зарплаты
загрустил ты, Шамиль.

Но с бродяжьей судьбою
нам тогда повезло:
горизонт пред тобою,
под тобою седло.

И лети словно птица,
и судьбы – не терять.
Можно снова родиться,
можно шею сломать.

В жизни петли и циклы,
и отрава страстей.
Ты любил мотоциклы,
и людей – без затей.

Нам покой открывался
только в гуле пивной.
А потом ты сломался
и расстался со мной.

Пусть причастие ветров,
пусть ночёвки в стогах,
и страда километров
не развеются в прах.

Грустны встречи застолья.
И за просьбой «налей»
вижу Волги раздолье
и обрыв Жигулей.

*** Отступление ***

Тема снова вильнула,
подмигнув с хитрецой,
и штрихом прочеркнула
дорогое лицо.
*********************

IV. Первая любовь

Была изнежена и пряна
(а тема вновь бежит назад)
моя изысканная Жанна
(наивной юности парад).

Как неумело я влюбился,
как я надумано страдал,
как  я с гантелями трудился
и как свиданья ожидал.

Твой путь был словно сон короткий:
удар машины, крик в тиши…
Я выпил очень много водки
за упокой твоей души.

И описать теперь не смею
(как я был глуп, как я был груб!)
твою ребяческую шею
и выпуклость капризных губ.

Но помнится одна картина –
она навечно в голове:
зелёный луг, кустов куртина,
велосипеды на траве,

И то прекрасное мгновенье:
шумит родник (за всё прости!),
ты стоя рядом на коленях
пьёшь воду из моей горсти.

*** Отступление 1***

Ну что ж, опять заминка будет.
Душа должна набраться сил.
Что было в жизни? Только люди,
которых знал я и любил.

Я вспоминаю всё, что было
и не грущу - что впереди.
Моя не дальняя могила
пока ещё в моей груди.

Стучит, стучит сердечный клапан
морзянку – точки и тире.
И лунным дождиком заляпан
сентябрь на моём дворе.

Воспоминанья, сожаленья…
Мираж. Не стоят и гроша.
Но это нужно, без сомненья,
на этом строится душа.

***Отступление ***

Ну -  в путь, читатель, кто б ты не был.
Встают с улыбкой на губах,
те, кто не думая о хлебе,
спокойно спят в своих гробах.

Я так обязан этим людям,
я так благодарю судьбу,
что мы сегодня их не будем
считать лежащими в гробу.

*************************

V. Владимир Янович. Бунт. г..Бугульма

Я помню звонкую минуту:
булыжник смаху бил окно.
И мы, по хитрому маршруту
бежали прочь. Вокруг темно.

Восторг и радость папуасов,
тайком бежавших из оков.
Начальство в голубых лампасах
гремело злобой кулаков.

Конечно, это было слишком -
Теракт - забавы дураков.
Поймали б – точно дали вышку.
Закон при Зодчем был таков.

Но повезло. Нас не поймали.
На рынке, в складе (был засов)
мы до полночи продрожали
(был холод -  мы не из трусов).

Ночь шум и крики разогнали
погони, жаждущей поймать.
Палили в воздух (напугали!)
и часто вспоминали мать.

А мы покуривали тихо,
на бочках сидючи впотьмах.
В.Я., по жизни, много лиха
тащил на молодых плечах.

Расстрел отца. А мать – на зону..
Володю – в детский ДВР. *
Такие милые законы
Придумал Главный Пионэр.

Но он бежал из детской зоны.
Не смог натуру обуздать.
И - потащились перегоны:
бродил, разыскивая мать.

По всей Руси, а Русь  велИка, 
не охватить и не обнять,
бродил мальчонка, как калика,
по лагерям искал он мать.

Нашёл. «Хозяин» - дядя в силе,
сказал, вертя в руке наган:
«Надысь в овраге … схоронили.
Иди отседа, мальчуган».   

Страна хрипела, умирая
в коммунистическом плену,
Ушёл  он,  слёз не утирая,
всё в ту же подлую страну.

Он стал геологом, бродягой.
Пил много. Пил, сидел, молчал..
Над ним висела тень ГУЛАГа,
Клааса пепел в грудь стучал.

И как то, пьян,  шёл невесёлый.
Дом, кабинет, в нём – генерал….
Я в это время шёл из школы.
Что дальше – я уже писал.

Мы с ним встречались. Говорили
за чаем, водкою. Одни.
Бродили по лесу, курили..
Мы подружились в эти дни.

Он умер через год. Сказали –
инфаркт. Я понял – он устал.
Мы все от подлости устали.
А он ушёл в иные дали
и жить в неволе перестал.
 
* ДДВР – детский дом детей врагов народа.

1996-2014


Рецензии