Война... глаза метри

Глубокий снег, мороз за тридцать,
И лес в серебряной парче.
Как будто нет войны на свете,
Не сорок первый на дворе.

Все тихо, мирно и забвенно,
Как фото на календаре.
Ни выстрелов и ни бомбежек,
Как будто в прошлом декабре.

Лишь снег хрустит, следы оставив
На чисто-белом полотне.
Идет, старушка краем леса,
Несет гостинцы детворе.

Вдруг видит, чернота в сугробе.
Рукою разгребла снежок
И обомлела, перед нею
Солдатский  кирзовый сапог.

Солдатик, жив или убитый?
Здесь оказался почему?
Она снежок с него сгребала,
Не нарушая тишину.

Прильнула ухом, сердце бьется.
Живой, конечно же, живой!
И потащила по сугробам
В обратный путь к себе  домой.

И падала, и вновь вставала,
Набилось снегу в рукава,
И пальцы, будто деревяшки,
В висках стучали  жернова.

«Терпи, сынок, не за горами
Деревня наша, мы дойдем.
Ну, ну, сынок, не падай духом,
Еще с тобою поживем!

Как хорошо, изба то с краю,
Вот и калитка в огород.
Вчера почистила дорожку,
А то б прибавилось хлопот.

Ну, вот и дома мы с тобою,
Сейчас я трАвы заварю.
Сниму с тебя твою  одежду
И самогоночкой натру.»

Солдат пришел в себя ни скоро,
На третьи сутки по утру.
Обвел глазами  все оконца,
Порог и чистую избу.

Приятно пахло пряным чаем,
В печи потрескивал огонь,
Сидела женщина на лавке
И гладила рукой гармонь.

(Слезой крапленый многократно,
Беззвучно инструмент стоял.
Когда-то сын играл на радость,
Сейчас он был как талисман.

А в старой сумочке без ручки
Лежал со штемпелем конверт.
И в нем всего одна бумажка,
Как принял за отчизну смерть.)

Она очнулась от раздумий,
Услышав приглушенный стон,
И кинулась быстрей к солдату.
Увидела, проснулся он!

«Ну что, сынок, преодолели,
Холодной смерти  колдовство?!
Теперь пойдешь ты на поправку,
А страшное уже прошло.

Ты ноги малость обморозил,
Но я тебе их сберегла,
Примочки делала из травок
И мазь в загашнике нашла.

Сейчас достану с печки кашу,
Тебе поесть уже пора.
Давай, подушечку подложу,
Вставать то рано бы пока.»

Солдат не проронил ни слова,
В глаза ей тоже не смотрел.
Взял чашку с гречневою кашей
Без аппетита долго ел.

«Да ты не бойся, немцев нету,
Они набегом за жратвой.
А так все тихо на деревне,
Ты отлежись денек – другой.

Ко  мне почти никто не ходит,
Далече дом то от людей.
И снегом замело тропинки
И ночи здесь без фонарей.»

Солдат доел, поставил чашку,
Кивнул «спасибо» головой,
И тут увидел фотографию
Под лентой черно-голубой.

На ней совсем пацан смеется
И бескозырка набекрень.
На заднем плане сухогрузы
И расцвела почти сирень.

Старушка взгляд перехватила,
Смахнула фартуком слезу.
«Погиб мой мальчик этим летом.
Навечно прокляну войну.

Ну что им дома не сиделось
Фашистам этим, чтоб их там…
И как  своих сынов не жалко
Немецким этим матерям?!

Надолго это лихолетье?
Когда ж закончится война?
А немец прет и прет все дальше
Пожег деревни и поля.

А сколько он людей угробил,
Малых детей и стариков,
А сколько сыновей и братьев
Вот в этой бойне полегло!

Землицы нашей захотелось,
Да кто ж отдаст им наш Союз,
Мы дружно жили эти годы…
Пойду тихонько помолюсь.»

Почти стемнело, ясный месяц
Пробил дорожку по столу,
Спала старушка утомившись
На старой шубе на полу.

Солдат тихонько встал с постели,
Надел все чистое белье,
Шинель, ушанку и кирзовки,
Взял Вальтер в руку, вдруг зверье.

Старушка в вещмешке не рылась,
Все цело, на своих местах.
Прости меня, за все спасибо,
Подумал он, вслух не сказав.

….  Был на исходе март, капели,
Днем солнышко, текли ручьи.
Земля тихонько просыпалась
От зимней стужи и тоски.

Шли люди длинной вереницей,
Вдыхая запахи весны,
Все жители одной деревни.
Их жизни были сочтены.

Они заложниками стали
За партизанские бои,
Три дня назад, когда взорвали
Комендатуру и пути.

Фашисты слева, сзади, справа,
Все с автоматом на плече.
Вдали  сарай, он был амбаром
При власти пламенных речей.

В амбар ворота отворили,
Фашисты встали по  краям.
А ветки до низу прогнулись
От черной стаи воронья.

Холеный офицер фашистский,
Он главным был среди своих,
Вдруг подошел к одной из женщин
И оттащил прочь  от других.

Она ему в лицо смотрела,
Своим  не верила глазам.
«Солдатик мой, что я лечила!
Фашист! Простите, Небеса!

Но я его тогда спасала,
Ни как солдата со звездой.
Как сына, не могла иначе.
Он молод, но уже седой.

А сердце матери жалеет
Всех сыновей и дочерей,
Оно не знает разделений
На партизан и палачей.»

Она печально улыбнулась,
Смахнула быструю слезу.
В глаза солдату посмотрела
Сказала шепотом: «Пойду.»

Вошла в амбар со всеми вместе,
Со всеми вместе смерть приняв,
И прах ее со всеми вместе
Развеял ветер по полям.

….Шел сорок пятый, август месяц,
Аллеи Мюнхена в цвету,
Гулял мужчина с модной фрау
По Хакербрюкскому мосту.

Любимый сын любимой мамы,
От счастья чистая слеза.
А ночью снятся снова, снова
Той русской матери глаза…