Ветерок, играющий на гитаре...

Моей подруге К.Р. посвящаю…
                «Отзвуки, песня далекая,
                Но различить не могу.
                Плачет душа одинокая
                Там, на другом берегу».
                (А.Блок).
***
Мое самое прекрасное воспоминание из детства – аллея за нашим домом, в котором мы жили раньше. Тогда мама была ещё жива, шесть лет назад. Какое это наслаждение бродить по тропинкам, когда ноги почти по щиколотку утопают в ароматных яблоневых лепестках. Чуть подует ветер, и тебе в лицо летит бело-розовый нежный снег. Аж сердце замирает…
Стоять рядом и еле дышать… Он даже не представляет, насколько я близко.
Подобно тому, как засушенные в книгах цветы не сохраняют свой цвет, я не смогла сохранить его образ в своей памяти, его ироничную улыбку, звук его голоса. Все это куда-то улетело вместе с лепестками. А сердце замирает...
***
Сато и Кансацу, мои однокурсники, стоят в стороне и разговаривают. Опять кому-то кости перемывают, думаю я, уловив их взгляды на себе.
Я студентка второго курса, учусь на искусствоведа. Наша группа не очень большая и раньше была дружной, сейчас же что-то изменилось, что-то раскололось надвое.
В этом университете у меня был выбор: продолжить дальше изучать английский, к которому я относилась нейтрально, или же взяться за немецкий, к которому я склонялась больше. Тогда, на первом курсе, я послушала свое сердце и выбрала второе. Зачем себя заставлять делать то, что тебе не нравится?
Уже на первых двух неделях занятий я остро ощутила, что началась новая жизнь. На первом курсе мы привыкали к неудобному расписанию, к тому, что занятие длится полтора часа, к очереди в столовой. В общем, ничего интересного. А вот на втором курсе с девизом «Дерзай заблуждаться и мечтать» я действительно вступила в новую жизнь. Со старыми дырами.
Уезжая после учебы домой, я смотрю сквозь стекла трамвая на спящих меж деревьев сквера собак. В окно пробивается луч солнца, в котором танцуют тысячи пылинок. О чем же я думаю все это время? За окошком мелькают магазины, где я Его однажды видела, парк, у которого Он живет, Его остановка.
Шагая домой, я перевариваю весь прожитый день. В голову лезут сплетни Кансацу и Сато о том, что мне нравится Айчи. У них нет своей личной жизни, и они несчастливы, поэтому упорно продолжают лезть в мою. Но ведь я тоже несчастна.
Откуда-то звучит аромат черемухи и неизвестного полевого цветка. Снова запахи из детства.
После смерти матери я стала самостоятельной, повзрослела больше, чем все остальные. Живу в двухкомнатной квартире с отцом, который, как улитка, заперся в своей раковине.
Остро ощущаю, что время летит очень быстро, пытаюсь поймать его за хвост, только иногда кажется, что руки связаны.
В этом году были занудные экзамены, сложные взаимоотношения меж однокурсниками. Зато наша группа легко общается со старшими курсами.
Я продолжала учиться, но было ощущение, что нахожусь, как на ладони, и все всё видят. Сейчас я столкнулась с тем, что, оказывается, не так-то просто любить кого-то. Некоторые люди лезут с советами, хотя их и не просят советовать, другие отпускают в твой адрес глупые шуточки. Сколько раз я из-за этого переживала! Расставалась с мыслями о нем раз и навсегда, думая, что так будет легче жить. Но зачем обманывать свое сердце, которое ночами жалобно скребется, как голодная кошка?
Видеть рано утром в окно кусочек серого неба и радоваться этому, зная, что день пройдет, как всегда! Как же тяжело! Подумать только, я не знала, что со мною будет через неделю, не могла предугадать свое будущее вообще! Глядя на то, как мошки кружатся в воздухе перед дождем, я закружилась в этой новой жизни.
***
Этим утром в трамвае я дремлю из-за того, что всю ночь болтала с двоюродной сестрой, которая приехала погостить ко мне, пока ее муж в командировке. Но о Юко расскажу позже.
Салон трамвая полупустой, и я стою у окна. Видно, в это окно и влетели лепестки черемух, которые покоятся в черных длинных, собранных в красивый жгут волосах сидящей передо мной девушки. Зрелище прекрасное по своей сути.
Двери распахиваются, и в салон входит он. С безмятежным видом Айчи садится недалеко от меня. Я остаюсь незамеченной, думая о том, что этой весной он как-то изменился в лучшую сторону. Странно, но, когда я вижу его, то первым делом рассматриваю его кроссовки- далматинцы черно-белого цвета. В общем, в Сацума Айчи всегда присутствовало что-то необычное, за что его недолюбливали некоторые люди.
Он все еще не замечает меня, а я поглядываю на него. Интересно, почему на первом курсе я не выделяла его из толпы? Только сейчас начала понимать, сколько времени потрачено зря.
Раньше вплоть до этого года, я обращала внимание на красивых юношей, то есть на тех, на кого смотрят все. Притом знала, что в душе большинства из них господствует пустота.
Одно из таких увлечений относилось к двенадцатому классу. Того парня со смазливым лицом звали Мубао, он учился в параллельном классе. Конечно, его нельзя было назвать красавцем, но в нем присутствовало обаяние. Лицо высокого симпатичного Мубао было подернуто юношескими прыщами, что не мешало девушкам влюбляться в него. Выслушивая сплетни своих одноклассниц о симпатии к Мубао, я невольно осознавала, что вхожу в их круг, но молчала об этом.
С поступлением в университет многое изменилось. Прежде всего, я вспоминала слова своей тети, которые та часто говорила мне после похорон матери:
- Ханами, твоя мама хотела, чтобы ты училась несмотря ни на что и получила бы высшее образование.
Ну, вот я и учусь!
***
Случайно раскрыв тетрадь не с той стороны, я натыкаюсь на записку, которую месяца три назад писала своей подружке Акико. «Сегодня утром видела по телевизору одну колдунью. Она сказала, что, если хочешь дождаться настоящей любви, надо пережить десять воплощений… Грустно».
В той же записке я считала, что нужно искать себе равных, а я… Но иногда думаю, что ничем, вообще ничем не хуже всех остальных! И он тоже не принц, а обычный парень! И внешность – это не очень важно, главное, чтобы избранник был порядочным, не оскорблял, чтобы обнял и ласково сказал: «Ханами, твои проблемы ничего не значат. Все пройдет! Я с тобой».
И еще, я не могу себя контролировать и при упоминании о нем краснею. Несколько раз  замечала, что даже если не говорю об Айчи, то Сато обязательно начинает донимать меня тем, что он мне не подходит. Мнение Сато меня не волнует. Пусть она ищет себе какого угодно – умного, красивого… Сейчас мне хочется понять свое сердце. Я устала все время ждать, хочу больше ничего не чувствовать, окаменеть. Хочу о нем забыть, а Сато не дает мне  этого сделать.
***
Я иду, высоко задрав голову. Как приятно, когда выходишь ранним утром на улицу, и запах твоих духов, смешанный с прохладным воздухом, врезается тебе в нос. Справа от меня – трехэтажное здание из небесно-синего стекла, в котором я отражаюсь. Как красиво блестят на солнце серые крылья низко кружащихся стрижей!
Сегодня все курсы нашей специальности идут на выставку картин. Я встречаю Доёдзи недалеко от остановки, теперь остается дождаться Акико. Вдруг замечаю Айчи, который переходит дорогу, и, по привычке, дергает носом в нашу сторону, я в ответ киваю головой. На середине дороги он здоровается с нами и идет обратно – мы решаем втроем дождаться Акико. Разговариваем с ним о фильмах, которые в этом месяце идут в прокате, о том, что скоро зацветут ивы. Почему он остался с нами, не пошел сразу в выставочный центр? Вероятно, не желает отбиваться от коллектива, хочет быть таким, как все. Вот и я так же.
Гуляя по выставке, ощущаю, что всюду мне бросается в глаза его синяя рубашка. Сацума с ироничной улыбкой рассматривает фрагмент фрески И.Босха. Когда-то мне очень нравился этот художник.

Рассматривая картину вблизи, охотно делаешь вывод, что мазки разными красками выглядят отвратительно. Но, отдаляясь от полотна, ты созерцаешь всю красоту «Подсолнухов» Моне, «Сикстинской Мадонны» Рафаэля и ряда картин Николая Рериха.
Погода на улице немного изменилась – все то же весеннее солнце, но дует ветер. Мы отправляемся на остановку провожать студентов старших курсов – они почти все живут в общежитии, кроме Айчи. Как ни странно, он стоит в компании моей группы. В этот момент поднимается ветер, и моя пышная юбка прилипает к талии. Стоящие рядом подружки смеются, прикрыв разноцветной тканью мои оголенные ноги, а мы с Айчи, будто ничего и не заметили.
Когда наши друзья разъезжаются по домам, я, Акико, Сато и Доедзи отправляемся гулять по парку. Я иду и глажу молодые листочки кленов, отмечая, как прекрасна весенняя, еще не запыленная зелень. Руки продолжают немного дрожать, а перед глазами явно встает Айчи, щурящийся на солнце. На щеке Сацума я однажды заметила прыщики, расположенные по диагонали. Все в нем какое-то смешное, детское, забавное.
- Ханами, он тебя считает ребенком, - начинает разглагольствовать Сато.
- Если Айчи так считает, то он, действительно, в чем-то прав! – беззаботно отвечаю я.
- Да, но парням это не нравится!
- Сато, ну откуда ты знаешь, что им нравится, а что нет? – вмешивается подруга, стоящая напротив нашей лавочки, где мы сидим. - Ведь у них вкусы разные!
 - Айчи и Ханами не подходят друг другу! – продолжает наступать Сато.
- Сато, мы с ним даже не встречаемся! И что с того, что он выше меня на три головы?! Ты же сама довольно высокая девушка.
- Да, но он какой-то не такой, как все!
На эту фразу я не реагирую, спорить дальше бессмысленно. Меня никогда не волновало, за кем останется последнее слово. Как им всем объяснить, что я не люблю Айчи, но душа лежит лишь к нему. Если я встречаю похожего на него парня, то все равно Айчи нахожу лучше.
***
Машины постепенно перестают проезжать, собаки лаять на задержавшихся допоздна прохожих. Тишина… Лежишь в постели и ощущаешь запах своей квартиры – запах чистого стираного белья. Из окна доносится раскатистый гул самолета в ночном небе. Глаза уже начинают слипаться, но в мыслях кружится один день из прошлого лета.
Акико, я и Сато сидели на лавочке во дворе у последней. Сато рассуждала о том, что Сацума, пожалуй, самый высокий и симпатичный парень с третьего курса.
- Вот, если бы он не был такой бестолковый, может, я и обратила бы на него внимание.
Просто Сато везло на тех, кто ниже ее ростом. Похоже, Айчи ей когда-то нравился. А сейчас, вдруг, когда он спустя год понравился мне, она стала говорить о нем всякие гадости. Тогда Сато не была такая агрессивная, как сейчас. Вот до чего доводит одиночество, а, может, это просто от зависти.
***
В конце тоннеля появляются два маленьких огонька – наконец-то подъезжает поезд, и я захожу в вагон. Сев на коричневое кожаное сиденье, задумываюсь о своем самом счастливом моменте в жизни. У меня он стандартный, почти как у всех. Это воспоминание связано с мамой. Когда она тяжело заболела, мы ходили с ней в клинику на облучение. Сколько я увидела там женщин, больных раком! И как была счастлива видеть в маминых глазах надежду на выздоровление и радость от этого! Я до последнего верила, что все будет хорошо. Мы шли в столовую, где пили чай с пирожками и постоянно смеялись…
Когда же все закончилось, я ощутила, что мое сердце разбито. А после появления в моей жизни Айчи, поняла, что сердце может разбиться еще раз. Все эти шесть лет я чувствовала себя одиноким человеком для никого.
Сейчас осознаю, что надо относиться к жизни проще и не заострять внимания на мелочах. Но что делать, если эти мелочи выбирают самый неподходящий момент и наваливаются на тебя, затопляя с головой?
Перед поступлением в университет у меня было желание уехать из Оямы в Токио, но и там было бы тоже самое. Я все равно была бы одна. Первые дни после того, как мамы не стало, со мной ночевала моя двоюродная, еще тогда незамужняя сестра Юко. Она знала, что мне плохо, что я пыталась поговорить с папой о маме, о своих проблемах, но он лишь отмахивался от меня, как от комнатной мухи:
- Ханами, держи свои проблемы при себе.
А с Юко запросто можно было вспомнить о маме, пошутить, посмеяться. Конечно, полностью тебя поймет человек, у которого аналогичная ситуация, но моя сестра доказывала всем, чем можно, что она меня понимает, что я ей небезразлична.
В том году в моду вошли большие сумки в форме трапеции, и я такую приобрела, а Юко продолжала носить маленькие, говоря про меня:
- Да, в твоей сумке спать можно, если вдруг папа из дома выгонит! Плащ-палатка раскладная!
Глядя на Юко и на себя, думаю о том, что очень сильно изменилась внешне и внутренне, со школьницей уже не сравнишь. А вот Юко, как носила каре, как дурачилась, так и продолжает дальше. Когда вспоминаю ее длинные раскосые глаза, то как-то сразу становится теплее.
Однажды мой однокурсник, Кансацу, рассказывал о том, как он отдыхал на островах Рюкю. Потом спросил:
- Кусунда, а ты где отдыхала, кроме ближайших городов к Ояме?
- Нигде я не была, - честно ответила я.
- Фу, как не интересно ты живешь!
Ну как объяснить Кансацу, что он никогда ни в чем не испытывал нужду? И уж тем более даже не подозревает о том, что у людей иногда бывают проблемы, а то, что у меня нет мамы и есть папа, которого не бросишь, ему ни о чем не говорит. Отец неоднократно говорил, что и он скоро умрет, потому что после смерти жены его здоровье заметно подорвалось.
***
Утром, как всегда, я вижу отца, выходящего из ванной, на его лице приклеены кусочки газеты – опять неудачно побрился. Умывшись, сажусь на диван и включаю музыку. Плотно завтракать не хочется, поэтому я уплетаю клубнику, которую мне вчера привезла тетка, мать Юко.
Невольно вспоминаю как в детстве, живя в нашем старом доме, я часто бросала клубничные чашелистики на асфальт, за что потом ругалась мама. Как правило, в эти недели шли проливные дожди, а в тот вечер не было. Я бродила по дорожке, глядя на зеленые звездочки, разбросанные вокруг, и вся природа, казалось, ожидала ливня, хмуря еще сильнее и без того пасмурное небо.
В университете день проходит, как обычно, ничего интересного, только идет дождь, как осенью. В голове проплывает недавняя мелочь: подойдя к остановке, я посмотрела на трамвай: там, в дверях на подножке стоял Айчи в своей черной кожаной куртке и улыбался мне. Потом трамвай захлопнул двери и уехал, отбивая дробь колесами по мокрым рельсам. Я раскрыла зонт, глядя на дорогу.
Тем вечером мне было так грустно, что я свернулась на диванчике в комок и подумала о том, что хочу быть маленькой и ходить в школу. Или, как это обычно делают дети, надеть мамины туфли, которые тебе больше на три размера и красоваться перед зеркалом. И чтобы тебя никто не осуждал ни за твои чувства, ни за твои поступки, ведь ты же маленькая!
***
Каким-то образом на перемене я пробалтываюсь о том, что хочу научиться играть на гитаре. Это моя мечта, и я верю, что у меня все получится. Но давным-давно все знают, что есть на свете такие люди, одной фразы которых достаточно, чтобы у тебя опустились руки. Таким человеком, естественно, оказывается Сато, сказав, что у меня нет музыкального слуха.
- Сато, я, конечно, никогда не занималась в музыкальной школе, но еще не поздно чему-то научится.
Сато лишь опускает глаза, а я думаю: «Что за люди: сами ничего не умеют и другим не дают»! В конце концов, надо развивать свои способности.
Но в этот день я еще и приятно удивляюсь. На одной из остановок бросаю взгляд на трамвай, едущий в противоположную сторону. У окна стоит тот самый Мубао и широко улыбается мне. Узнал! Надо же, со школьной поры прошло два года, и в школе он, казалось, меня не замечал. Как, оказывается, время меняет нас! Я улыбаюсь ему в ответ, и наш трамвай трогается с места. Мимо проносится парк, недалеко от которого живет Айчи. Там, на мокрой траве, тряся полосатыми хвостами, прыгают трясогузки в поисках семян растений.
***
Этой зимой моя Юко вышла замуж. Мне всегда хотелось спросить у нее, не одиноко ли ей было одной до двадцати семи лет?
Помню то декабрьское утро, когда в густых сумерках шел снег. Я стояла у окна и ждала, когда за мной приедут родственники. На мне было надето короткое бело-розовое платье и длинные круглые бусы, которые я себе оставила от мамы. Я вообще долго не могла подойти к шкафу и разобрать мамины вещи, пока тетка не заставила меня это сделать.
Из окна было видно, что по освещенной фонарями дороге, взъерошивая снег, летит черная субару.
Свадебное кимоно Юко было довольно скромное, в котором невеста смотрелась, как маленький белый цветок. Вокруг меня веселились гости, поздравляя молодых. На миг возникло ощущение, что, где бы я ни была, все равно думаю о нем.
***
Ветер чуть лохматит волосы, я сижу на прогретых солнцем камнях и перебираю пальцами струны. Мне часто хочется приходить на этот каменистый берег, чтобы играть на гитаре. Сегодня я добралась до этюда Карулли в до мажоре, который играю по памяти.
Когда я пришла сюда четыре дня назад с нотами, ветер начал уносить незакрепленные листки. Сбившись раза два в средней части этюда, я стала смотреть на плывущую по воде баржу, из которой очень высоко били три фонтана в разные стороны. Мне вдруг показалось, что крылья чаек, кружащихся рядом, стали длиннее и еще белее, белее снега.
Неделю назад я слышала по радио историю о японском клане Тэира – это рыбаки, которые на море ловят крабов. По преданию, на панцире этих крабов изображены лица японских воинов, искаженные пулями. А чешуя выловленных рыб – это слезы женщин, оставшихся в одиночестве.
Меня в конец утомляет майская двадцатиградусная жара разгорающегося дня, и я, взяв свою гитару с красной лентой, ухожу берегом в сторону дома.
***
У алтаря, где стоит урна с прахом мамы, лежат ее любимые цветы – крупные белые ромашки. Я приятно удивлена тем, что отец купил цветы. Поставив их в вазу, я из последних сил приготовляюсь ко сну. Завтра утром мне на работу, конечно, ничего особенного я не делаю – перепечатываю номера книг, но к концу дня очень устаю.
Утром просыпаюсь от легкого треска – это раскрываются ромашки, касаясь друг друга лепестками и шурша в длинной изумрудного цвета вазе. Вот с какого маленького чуда начинается мое утро!
По дороге в университет мне встречается наш старший курс, который уже отучился. Замечаю, что Айчи редко сразу уезжает домой, а сначала провожает на вокзал своих друзей. Раньше он носил высокие ботинки на шнуровках, а сейчас узнаю его из толпы по кедам-далматинцам.
Как-то осенью я шла в университет, стояла солнечная погода, и три бабочки-крушеницы кружились друг с другом. В тот день я заметила за Айчи такую привычку: он шел, держа одну руку в кармане, а пальцами другой руки трогал ветер. А ведь у меня точно такая же привычка! Как же мне захотелось стать этим ветерком!
***
Сидя на большой перемене в столовой, я увидела, что в наш зал за соседний свободный столик садятся они. Их группа состоит из парней и лишь двух девушек-кореянок. Вдруг Кансацу укусила какая-то муха, и он стал обсуждать представительниц прекрасного пола, у которых много пудры на лице. Ну, почему всегда достается мне? Да, я не идеальна, но не надо об этом разглагольствовать!
Сато, которая никогда не разбиралась в макияже, выразила свое мнение о том, что я пользуюсь тональным кремом.
- Сато, ты мне сама его подарила, так что нет ничего удивительного в том, что  я его наношу на кожу!
Но она, неугомонная, выпрямила спину, видя, что рядом наш третий курс, и не смогла остановиться.
 - Ханами, ты сегодня надела такую короткую юбку! Ах, да, по четвергам же у них и у нас занятия заканчиваются в одно и тоже время!
- Какая же ты глупая! – не удержалась я прямо при нашем факультете, встала и ушла.
В течение одной оставшейся пары Сато решила поговорить со мной:
- Кусунда, ну не обижайся, что я такого сказала?
- Сато нужно думать, что ты говоришь людям. Ну и что, что мне нравится Сацума, все уже об этом давно догадались! Что это, преступление или грех  - любить кого-то?
- Извини, Ханами, я больше не буду, - потупилась моя одногруппница.
Да, конечно, тогда она перегнула палку, но я не злопамятная. Зато теперь Сато будет недели две молчать в мой адрес, держа свои мысли при себе.
Белый трамвай стучал колесами по рельсам, ветер куда-то гнал по тротуарам старые листья. Вся история этого дня происходила ранней весной; солнца было мало, вниз по улицам сбегали бесконечные грязные ручейки.
В трамвае я уступила место пожилой женщине, вошедшей на одной из остановок, и отошла в середину салона. Постепенно народу стало меньше и я села на освободившееся сиденье. Находящийся передо мной пассажир оказался Айчи. Мне уже не хотелось смотреть в окно, я любовалась его чистыми волосами, чувствовала запах его черной куртки, необыкновенно пахнущей кожей. На затылке Сацума виднелся маленький седой волос, Айчи грустно вздыхал над газетой «Вакансии».
Не уступи место этой женщине, я так и смотрела бы в окно, находясь в задумчивом настроении, и не догадалась бы, что он едет рядом. Через две остановки он выйдет через передние двери и ни разу не оглянется назад, и не узнает, что я…
Думаю, на инцидент, произошедший сегодня в  столовой, он не обратил внимания. А меня все же замучила совесть за то, что я при всех указала Сато на её глупость! Не хотелось бы мне оказаться на ее месте. Ведь я бы, наверняка, стала кричать, доказывать всем, что я не глупая, в общем, наделала бы много шума. Я всегда осознавала, что прежде чем оскорбить кого-то или жестоко пошутить над человеком, поставь себя на его место.
***
Когда же я поняла, что он мне очень дорог? Что мое сердце замирает, когда он проходит мимо меня? Еще в ноябре. Еще в ноябре у меня появилось чувство, что у него те же уловки, что и у меня,  и такой же ход мысли.
Одним из февральских дней у нас исчезли ключи от аудитории, пропала утренняя пара, и все полтора часа мы сидели в коридоре. Сато и Кансацу, особо не отличаясь друг от друга уровнем интеллекта, нашли себе объект насмешек. Им оказался один из первокурсников, играющий на саксофоне. Он был всегда непричесанный, а его штаны свисали длинными клочьями на грязные ботинки. В общем, когда этот парень нёсся по коридору, то был похож на бешеного мамонта. Кансацу без конца задавал ему глупые вопросы, и все смеялись над нелепыми ответами парня.
Вскоре две девушки со старшего курса отдали нам ключи от аудитории, и мы, наконец, ушли из коридора. Тут у меня развязался шнурок, и я, сев на парту, стала его завязывать. В дверях показался Айчи, по-видимому, он зашел забрать ключ,  но почему-то замер на пороге в своей рубашке цвета вечернего неба. Я подняла голову, почувствовав, что мы оба краснеем.
После пары, на перемене, мы с подружкой отправились в университетскую библиотеку, а когда вернулись, третий курс находился в нашей аудитории. Они часто приходили к нам на переменах, и это для меня было невыносимо. Ну, почему, он тогда сидел  вполоборота именно передо мной? Неужели он ни о чем не догадывался? Айчи что-то рассказывал нашей группе о преподавателе истории японского искусства, вертя  в руке телефон. Я сложила голову на парту, мои короткие волосы легли на ладони. Тогда у меня появилось желание придти домой и написать ему письмо. Я писала несколько раз, но боялась отдать его из-за своей нерешительности, а ведь ничего страшного в этом нет. Вот она, любовь…
***
Накрапывает теплый майский дождь, смывая накопившуюся пыль с молодых листьев каштанов. Юко легонько толкает меня в бок:
- Смотри, Ханами.
Недалеко от нас бежит мальчишка, его зонт вывернут наверх ветром. Этот мальчик звонко смеется, заражая смехом всех остальных. Мы с Юко идем в магазин за детскими вещами, тесно прижавшись друг к другу под зонтом. Моя сестра готовится стать матерью.
Я держу покупки, а Юко за них расплачивается. Сквозь стеклянную витрину видно, как из роскошной машины выходит молодая девушка и стучит каблуками по аллее меж мокрых деревьев. В руке она сжимает черный зонт с бледно-алыми краями. Мне вдруг хочется стать похожей на эту девушку, легко летать, как бабочка, даже если твои крылья приминает дождь. 
- А мне сегодня сон об Айчи приснился!
- Ну, давай, рассказывай, Ханами! – улыбается сестра, лохматя мои волосы.
- Будто я иду с Доедзи к реке. Подруга вдруг склоняется ко мне и шепчет на ушко: «Я так и знала, что он сюда придет». Я поворачиваю голову и вижу в пяти метрах от нас Айчи, сидящего в своей синей рубашке на большом камне. Обращаю внимание, как солнце красиво искрится на волнах и отражается на его иронично улыбающемся лице. Сацума дергает носом в нашу сторону и, встав с камня, бежит по воде, потом ныряет. Я вижу его длинные ноги, теряющиеся в серо-голубой воде. Выплывает он далеко от берега. Ничего с собой не могу поделать, тоже вхожу в воду, хотя не умею плавать, а плыву…
- Знаешь, что сны на воскресенье сбываются? – лукаво смотрит на меня Юко.
- Хорошо бы!
Я все иду и думаю об Айчи. Зимой я часто видела его в компании симпатичных девушек с музыкального факультета. Даже не знаю, задевало меня это или нет, но мне казалось, что из двух компаний он предпочтет музыкантов.
Сколько раз я приходила на остановку, а он был там. Неужели Айчи не мог, как всегда, пойти провожать своих друзей или уехать на предыдущем трамвае? Ведь до него идут два трамвая, а он ждет именно мой номер. Сколько раз я приезжала на учебу, а Акико говорила мне, что наш старший курс ушел домой, Сацума же топчется в фойе университета в ожидании кого-то, а потом вдруг уходит. В такие дни, я, как назло, опаздывала по независящим от меня причинам.
Несколько раз он хотел подойти и заговорить со мной, но всегда кто-то мешал: или мои подруги начинали у него что-то расспрашивать, либо приближались его друзья, или, хуже того, на горизонте появлялась Сато. 
***
Ветерок, легко огибая кусты и деревья, дует в лицо. Навстречу попадаются студенты, которые щурят глаза от без направления носящихся снежинок. Поздоровавшись с несколькими преподавателями, попавшимися навстречу, я иду дальше по дорожке, справа от которой растут голубые ели. С первого курса у меня вошло в привычку, проводить рукой по пушистым веткам, после чего от перчаток пахнет смолой…
Я иду и улыбаюсь, снежинки целуют мои губы. И чтобы сегодня ни случилось, настроение мне не испортит никто.
В этот день у нас пропадает пара, и мои однокурсницы занимаются кто чем: Акико слушает плеер, Доедзи что-то усердно пишет, высунув язык, Сато дремлет на парте, сложив голову на руки, остальные направляются в столовую. Тишина…
Я решаю последовать примеру Акико, и, засунув наушники в уши, сажусь на подоконник. Глядя на то, как Кансацу грустно смотрит вниз из соседнего окна, я не остаюсь равнодушной. Подойдя к нему, спрашиваю:
- Тебе плохо, да?
Теперь мы оба смотрим вниз с шестого этажа. На миг к стеклу подлетает синица и недолго бьется в него. Я заглядываю в пустые зеленоватые глаза Кансацу, так же пусто он смотрит на жизнь.
- Мне все надоело, уже не знаю, чем заняться, все не так, все опротивело.
- Понимаю, Кансацу, - глажу его по плечу.
Да, уж… Если бы со мной была такая ситуация, Кансацу, наверное, бы посмеялся. Давно  заметила за ним такую черту: если с утра он веселый и разговорчивый, то к вечеру у него обязательно портится настроение.
А снежинки все бьются в окно, покрывая стекла разноцветными огоньками.
День постепенно перерастает в вечер. Тяну к себе за красную ленточку гитару, сидя дома  на диване, и касаюсь кончиками пальцев струн.
Осенью, когда я еще начинала играть, у меня все пальцы были в мозолях, на парах было неудобно писать лекции. Зато сейчас так приятно ощущать, что ты умеешь то, что умеют не все. По комнате тихо льется «Элегия» Массне, на кухне щелкает электрический чайник, папа перелистывает газету...
***
Подходя к университету, я замечаю Акико, она вся в красном и разговаривает с Сосэки, другом Айчи, при этом хитро улыбается. Повернувшись в мою сторону, подруга переключается на меня и тащит за рукав в укромное местечко возле раздевалки. Акико, у которой, как говорят, хорошо подвешен язык, многое узнала о нашем третьем курсе, но истинной целью была информация об Айчи.
- Сосэки мне сказал, что Сацума уже второй год проходит практику не там, где все. Еще он играет в баскетбол, ну, правильно, с таким-то ростом, кстати, у него есть старший брат, он еще выше.
Мы с Акико задираем голову в потолок, представляя себе его брата, и переглядываемся.
В аудитории Сато кусает очередная бешеная муха и, увидев в коридоре Айчи, она подходит ко мне.
- Ханами, он такой задиристый и высокомерный. Ты только вспомни, сколько раз он хотел разбить очки Ватари!
«А, может, просто Ватари себя ведет, как ты, Сато, - лезет, куда ни надо»!
Помнится, еще зимой Сато мне говорила, что она беспокоится за меня, так как я ее очень хорошая подруга. Тут к нам приближается староста нашей группы и, взяв лицо Сато в свои ладони, говорит:
- Сато, тональный крем нужно размазывать по всему лицу, а не накладывать его густым слоем на щеки!
- Ааа… Ладно, - растерянно отвечает Сато, которая до сегодняшнего дня считала себя эталоном красоты, пока ей не делает замечание наша староста. Кстати, про нее я ни разу не слышала от Сато никаких гадостей, зато другим достается. В целом, Сато неплохая девушка, добрая, по-своему красивая, но иногда мне становится так неприятно, когда она говорит за спиной что-то плохое про наших однокурсников. Думаю, что и мне она частенько перемывает косточки, находясь в компании Кансацу, когда же она с нами, то достается и ему.
Ох! Быстрей бы июнь – студенческие каникулы!
***
Волны стремительно разбиваются о мелкие прибрежные камни, катера без конца срываются с места, рассекая светло-серую гладь. Мы с Акико снимаем обувь и бродим по камням вдоль берега.
Последний раз я была на этой пристани лет шесть назад, когда была жива мама. Иду и не понимаю, почему это место из моего детства не приносит мне ни малейшей радости. Все не так. Просто беззаботное детство и маму не вернуть, к сожалению…
Слева от воды находится холм, который тянется довольно далеко, на нем растут сливы вперемежку с орешником. Попутно вспоминаю танка неизвестного автора:
«Ах, каждый год вновь расцветает слива,
  Но для тебя, для смертных в этом мире
  Весна не возвратится никогда».
Белые трясогузки, слетевшие с гор, прыгают меж сливовыми корявыми стволами. Акико, поднимает голову вверх, глядя на стрижей, кружащихся на фоне вечерней радуги, домов с высокими крышами и выступающего перед ними лесочка.
Погода в этот майский день довольно ветреная, ведь с утра пролил дождь. Утром, кутаясь в голубой спортивный костюм, я смотрела на то, как капли дождя мерцают огоньками на мокрой листве. Вот и сейчас, спрятав волосы в капюшон, я предложила подруге уйти отсюда куда-нибудь в другое место.
Мы добираемся до одного из двориков, где садимся на лавку. Не знаю, каким образом, но разговор заходит об Айчи. Я лежу у Акико на коленях, она зарывается руками в мои пушистые волосы.
 - Я жила и не думала, что появится такой человек, в котором меня что-то заденет, и дороги назад уже не будет. Я всячески пыталась утаить свою симпатию ото всех, но иногда мне кажется, что все всё видят, кроме него. А ведь чувства не спрячешь, как и ежа в воздушном шаре!
- По-моему, он, как и ты, боится, что о нем подумают его однокурсники. Хотя Кансацу не раз говорил о тебе со своей группой, когда они курили на переменах.
- Знаешь, иногда Айчи для меня, как наваждение, - я закрываю глаза и вижу его рубашку цвета вечернего неба, его лохматую челку, его улыбающиеся губы, его кеды-далматинцы, его серый свитер, в котором он ходил зимой. А иногда даже не могу вспомнить его голос, но чувствую любовь в своем сердце, и от этого становится теплее.
- Какая-то у вас странная ситуация.
- На следующий год мы будем учиться в разные смены и, думаю, так все закончится. Хотя иногда, наверное, я буду видеть его по дороге в университет, и все будет на миг возвращаться.
***
Первый раз я услышала эту песню ранней весной. Запрятав нос в теплый шарф, я выходила из трамвая. Ветер нежно целовал мои порозовевшие от легкого мороза щеки, а в плеере раздавалось: «Нe carry wings in his bag»;. Знаю, что многим эта песня не нравилась, но меня задевали за живое слова первой строчки. Айчи, который всегда ходил с рюкзаком, казалось, действительно, мечтал и грустил о ком-то.
Недалеко от университета находилась рощица из пяти деревьев – высоких вязов. Они срослись корнями, переплелись ветвями, будто им никого больше не нужно. Сегодня эта картина выглядела как-то по-особенному: за деревьями плыли мелкие, мутно-белые облака, гонимые весенним ветром.
Хоть я и опаздывала на  конференцию, посвященную проблемам современного искусства, торопиться все равно не хотелось. Места в аудитории почти все были заняты, лишь одно оставалось свободным, прямо за ним. Айчи убрал с задней парты свою кожаную куртку и я села, переглянувшись со своими подругами, что находились рядом.
В течение конференции Сацума постоянно поворачивался, чтобы что-то сказать, но, ему будто не хватало слов, как щенку,  мечтающему о ласке, и он молча отворачивался. Как же мне надоело все выставлять напоказ! Глядя на нас, две девушки из его группы, держат за него кулаки, видно, уже давно обо всем догадались по моим взглядам или проболтались подруги …
После выступления Айчи на тему «Архитектура японских монастырей конца XX века» преподаватели сделали перерыв. Съев в столовой шоколадку, я снова вернулась в аудиторию, где мы разговаривали с Айчи о сектах, потом он предложил посмотреть кино. Мило!
Время от времени я наблюдала за ним. Что у него за привычка  - все, как маленький, совать в рот? То колпачок от ручки, то заколку, лежащую на парте, видно, оставленную одной из моих подруг. Потом Сацума вышел ненадолго, а, вернувшись, сколотил руками качающийся стул, и сел на него. Потрясая своими пушистыми волосами, он стал играть с замком на рюкзаке.
После конференции мы все вместе дружно отправились на остановку. Перед носом ушел мой трамвай. И его.
- О, да!... – вздохнул Айчи, идя сзади меня.
В следующем трамвае оба вагона были почти пустые, а он прошел прямо за мной во второй. Я села у окна на двойное пустое место, он на одиночное напротив, может, потому, что впереди меня стояла моя знакомая с экономического факультета, и я с ней обмолвилась парой фраз. Ну, зачем она именно сегодня мне попалась? Надоело. Я же вижу, что он не захотел со мной заговаривать при ней, не хотел, чтобы она слушала. Неужели он так и будет вечно бояться?! Через три остановки она вышла, еще через несколько вышел он и оглянулся, а я помахала ему рукой.
***
Во второй половине июня мы с Сато решили сделать ремонт у меня дома. Сато вернулась из Асикаги загоревшей и половину дня рассказывала о красотах этого города. Потом задала мне вопрос:
- Ханами, тебе не кажется, что Акико и Доедзи ко мне  как-то не так стали относиться?
«Она это только сейчас заметила»? – подумала я.
- Сато, есть такая простая истина: что посеешь, то и пожнешь. Все, что ты хочешь сказать об Акико и Доедзи, говори им в глаза, а не за их спиной.
Чуть позже Сато со мной поделилась тем, что сдружилась с Ватари со старшего курса. Да, в чем-то они похожи.
- Сато, только не критикуй при нем христианство, Ватари глубоко верующий. Не порть с ним хорошие отношения.
Было видно, что Ватари понравился Сато, судя по той интонации, с которой она о нем говорит.
Однажды я сама была свидетелем неприятной сцены. Кансацу и Доедзи сильно поругались, о чем впоследствии узнал старший курс. Сидя в аудитории, Сато высказывала свое мнение.
- Я думаю, что Доедзи здесь не на что обижаться, пора бы все забыть и не злиться на Кансацу из-за какой-то мелочи.
К разговору подключился Ватари:
- Просто Доедзи неровно дышит к Кансацу, вот и ведет себя так глупо!
Я сидела за своей партой и думала, что добрым, милым, вполне безобидным людям достается. И эта хитрая улыбочка Ватари, с которой он обычно смотрит в мою сторону и в сторону моих подруг… У него будто капелька яда на языке, хотя на внешность он довольно добродушный парень.
***
Этой ночью мне не спится, и я лезу в Интернет. Пощелкав пару картинок, натыкаюсь на открытку красного цвета, где написано: «Не ставь точку там, где сердце ставит запятую». Шум компьютера иногда заглушает повторяющийся глухой стук падающих на траву яблок. Макушки деревьев видно из моего окна, в ночи они кажутся кудрявыми головами огромных чудовищ.
Сижу, сложив голову на ладони. Сколько раз я пыталась поставить точку, понимая, что из таких отношений никогда ничего не выходит. Бог с ним, пусть будет счастлив и, собственно, почему он должен был обратить на меня внимание? Мы же почти не виделись и не говорили.
Но утром я просыпаюсь, открываю глаза, и мое сердце упорно твердит «люблю».
***
Мои подруги в течение летних каникул продолжали не ладить между собой. Если я куда-то собиралась с Акико, то Сато категорически отказывалась идти с нами, находя любой предлог. Доедзи и Акико делали тоже самое. Мне надоело быть перегородкой меж всеми ними!
Сегодня ветреный, но довольно солнечный день. Надев футболку и джинсы, я отправляюсь погулять в парке, недалеко от здания библиотеки. Сев на прогретые солнцем каменные плиты шумящего фонтана, достаю из сумки письмо, которое так и не решилась ему отдать. Я комкаю его в руках, сминаю уголки, хочу порвать, но что-то мне мешает. Развернув конверт, читаю долгое вступление, смеясь над своей глупостью, потом рву листки и выпускаю их из рук. Все равно мне никогда не хватит смелости, даже на бумаге ему написать «Сацума Айчи, я тебя люблю»!
Вытянув ноги перед собой, наблюдаю, как дети лезут в фонтан, вытаскивая оттуда монеты и радуясь своим находкам. Недалеко от меня молодая мама пускает мыльные пузыри, а ее маленький сын бегает за ними по краю фонтана. Дует ветерок, и небольшое облако мыльных пузырей летит ко мне. На мою вытянутую ладонь опускается несколько прозрачных шариков, и я сдуваю их обратно, они отлетают и лопаются, покрывая мои джинсы мыльными брызгами.
Спустя несколько минут края фонтана занимают люди, я оглядываюсь и ухожу, а так хочется подольше побыть здесь одной.
***
На время студенческих каникул несколько ребят со старшего курса устроились на работу в выставочный центр, куда моих подруг пригласили на экскурсию.
По дороге Сато, как всегда, завела спор.
- Хоть вы и говорите, что картины Сальвадора Дали прекрасны, но сам художник совсем не симпатичный.
- Какое значение имеет его внешность, если он гений, написавший книги о своей жизни, фантастические картины, любивший больше всех Галлу Градиву и  боявшийся прикоснуться к ее лицу? – запротестовала Акико.
- Но у Дали ужасно некрасивые глаза! – выпалила Сато.
- Разве глаза любящего человека могут быть некрасивыми?! – не удержалась я, но тут мой взгляд устремился в одну точку. Широкоплечий, высокий, в нежно-голубой футболке он стоял на узеньком деревянном мостике, под которым протекал высыхающий  ручей. Айчи прислонился плечом к невысокому японскому кедру и вполоборота смотрел в нашу сторону. Видно, он тоже пришел навестить друзей на работу и решил присоединился к нам.
Мне так хотелось за время каникул забыть его! Я шла вперед, не слушая, о чем говорят мои подруги, а лишь смотрела на ивы, стоящие рядком у выставочного центра. Солнце еле заметно пробивалось сквозь густую листву, дрожащую на тонких ветках.
***
Одна из моих подруг подарила мне серебряные струны, теперь я с большим удовольствием играю на гитаре.
Отец возвращается с работы усталый и раздраженный. Ближе к вечеру он начинает жаловаться на головную боль, это значит, что музыкальный инструмент мне стоит отложить. Поворчав немного о том, что я приготовила недосоленный  ужин, отец уходит на кухню просматривать газету. От нечего делать я сажусь за чтение Э.М.Ремарка «Триумфальная арка», которого нам задали читать по зарубежной литературе. Наткнувшись на строчку «Проклятая покорность, разъедающая душу», задумываюсь о том, что многое могла бы изменить в своей жизни, но постоянно покоряюсь судьбе. Может, Ремарк тоже кого-то безответно любил, а та была очень близка, не замечая рядом бьющегося сердца?
Из двух горшков цикламен, стоящих по обе стороны от компьютера, время от времени появляются мошки, видимо, от сырости. Когда давишь пальцами пойманное насекомое, от него исходит приятный запах зеленый травы. Мои мысли быстро сменяют одна другую, почему-то я вспоминаю то время, когда выпадает снег. Его белые пушистые шапки так неестественно смотрятся на не облетающих и не желтеющих карагачах, будто снег выпал среди лета.
После последней нашей встречи с Айчи Сато снова взбеленилась. Она советовала, как мне лучше одеваться, чтобы Сацума обратил на меня внимание, хотя, по словам Сато, я поняла, что все безнадежно. Позже она добавила, что мы не подходим друг к другу внешне, ему нужна девушка видная, такая же высокая, как и он. Тут уж я не выдержала:
- Сато! Ты не мое сердце, чтобы перед тобой отчитываться и не мой разум, чтобы думать за меня!
***
Проснувшись под мелодию Steve Cont «Stray»;, я направляюсь в ванную. Отец уже к этому времени на работе, а я учусь во вторую смену и вижу его в основном по вечерам.
В этот день пары выдаются на удивление скучными, если каждый вторник будет такая тоска, я сойду с ума. Ручка в руках совсем не двигается, писать нудные лекции не хочется. Я смотрю в окно: ветер играет листвой, шумя так, будто идет дождь. На предыдущей перемене мы разместились с нашим старшим курсом на лавочке в коридоре. Сацума сидел напротив и беззаботно смотрел в потолок. Подавив свою неловкость, я обменялась с ним парой фраз и зашла в аудиторию.
Вечером папа ревностно рассказывает мне о недавно закончившемся футбольном матче по телевизору. Отложив вилку, я вежливо замечаю:
 - Папа, а тебе не интересно, как у меня сегодня прошел учебный день?
 - Нет. Как всегда, ничего особенного, мне это не интересно.
Он встает из-за стола и, по привычке, отправляется на балкон, но потом уходит в комнату. Раньше, если его в чем-то упрекала мама, он, взяв пачку сигарет, выходил на балкон покурить. Но несколько лет назад бросил эту вредную привычку в связи с болезнью. 
***
Осень медленно подступает к Ояме. Петунии, растущие на городских клумбах, забросаны желтыми листьями. От каждого дерева на дороге остается полоска ярко-рыжих семян, листочков и маленьких веток. А некоторые деревья осенняя пора будто и не тронула.
В прошлом году одна наша преподавательница называла нас глупым вторым курсом, про первый она вообще молчала. Я часто думала, как же она назовет нас в этом году – недоразвитый третий?
Прожив еще один отрезок жизни, вспоминаю свои мысли, слова, поступки и поведение. Ну, разве я не была глупый второй курс? Я была глупый второй курс. Но за этот год я стала взрослее, серьезнее, перестала кричать и срываться по пустякам, определила для себя, что хорошо, а что плохо. Научилась молчать, не перебивая, слушать других, поняв, что пустая болтовня может все испортить, начиная с настроения окружающих. Научилась игнорировать глупости Сато, а она стала от меня постепенно отставать.
Сидя в аудитории, я смотрю на своих однокурсников: некоторые, действительно, изменились в лучшую сторону, поумнели, а некоторые остались на том же уровне.
На один из вопросов преподавателя Кансацу отвечает, как всегда, не подумав.
- Кансацу, не несите чушь, тем более при людях! – осаждает его преподаватель.
***
Мои дядя и тетя, родители Юко, живут за городом, сегодня я ездила навестить их, а обратно Юко пообещала подбросить меня на своей  машине.
Мы возвращаемся в Ояму, когда на уже город опускается вечер. Острые, ярко-желтые макушки деревьев в сумерках приятно режут глаза. Иногда на возвышениях красуются одиноко стоящие пушистые высокие сосны и японские кедры. Если дорога уходит вверх, то ты видишь желтые огни, тянущиеся друг за другом в одну сторону, а в другую – красные огни задних фар автомобилей.
Где-то в середине октября мы с подружками собрались в общежитии обсудить план экскурсий на ноябрь. И вдруг одна из девушек обратилась ко мне:
- Кусунда, я совсем забыла тебе сказать: Сацума Айчи женится!
На мгновение в воздухе повисло молчание.
 - А мне-то что? - спокойно ответила я, продолжая жевать печенье. Было видно, что все они удивлены моей реакции, особенно Сато, но сказать им мне было нечего.
Эту фразу я вспоминаю изо дня в день на протяжении двух недель. Глядя на мелькающие за окном молодые темные ели, размышляю. Неужели, все, что было, мне померещилось? Я не верила до последнего в случившееся, но в глубине души ощущала, что эта ситуация разрешилась сама собой. Знаю, что он все равно лучше всех, но жизнь продолжается.
***
Писать лекцию по экономике – ужасно скучное занятие. Но в это понедельник все как-то по-другому.
В дверь стучат, и входит, как всегда, опаздывающая Сато. Насколько я помню, она терпеть не могла, как одевается Айчи, а сама купила почти такую же, но только кожаную куртку.
Сато, отличающаяся высоким ростом,  продолжает стоять в дверях и озираться по сторонам. Потом, увидев на задней парте полуспящего Кансацу, садится к нему. Проходя позади преподавательницы, она корчит ей рожу, видно, надеялась, что экономики сегодня не будет.
Я сама пишу не быстро, но сейчас удивляюсь тому, что все вокруг переспрашивают почти каждое слово преподавателя, делают вид, что ничего не понимают, шумя на задних партах.
Продолжая механически писать лекцию, я погружаюсь в свои мысли. На днях мне позвонила Акико и сообщила, что видела их вместе: рука об руку. Девушка Айчи довольно симпатичная и ниже его ростом.
После новости о свадьбе я сама видела его несколько раз, Сацума совсем не похож на человека, который любит и которого любят. Может, просто умеет контролировать свои чувства, не то, что я.
Хорошо, что не отдала ему письмо и ни в чем не призналась. А с другой стороны, если бы я отдала ему конверт, может, он и не женился бы… В любом случае, будет он счастлив или нет, это его дело.
Весь оставшийся учебный день Сато срывает зло на всех. Последнее время она очень раздраженная, и сегодня даже накричала на Кансацу, хотя с ним всегда ладила лучше всех.
***
Стоя на перекрестке недалеко от книжного магазина,  я  замечаю свою сестру, которая  занимается цветами. Юко проезжает в белой машине, набитой пышными букетами, из которой раздается спокойная английская песня. Она меня, конечно же, не может разглядеть в трамвае, зато я явно ощущаю аромат крупных желтых и белых хризантем, наполняющий субару, не спеша ускользающей прочь по полупустой дороге.
Я в таком странном состоянии… Душа вроде бы не болит. Шагаю вперед по каменной тропинке в сторону книжного магазина, а сверху моросит осенний дождь. У меня нет зонта; в плеере – та самая песня о крыльях.
Где-то около большого монумента, похожего на парус, я смотрю в небо. Облака на несколько секунд расступаются. Солнце мелькает и опять скрывается. И вот тогда я понимаю, что ничего не потеряла, но эта история с внезапной женитьбой иногда не дает мне заснуть.
Поставив книгу Кобо Абэ на полку, я подхожу к токонаме;, провожу рукой по икебане, состоящей из хризантем и орхидей, символизирующих радость. Радость – это то, чего не хватает в нашем доме. Вечно замкнутый отец, я, проводящая большую часть времени на учебе…
В квартире тишина, за окошком продолжает моросить дождь, разрежая сумерки.
***
 - До вечера, пап. Вернусь поздно, – говорю я, щелкая замком. Отец даже не промолвит мне «пока». До сих пор не понимаю, как с ним ладила мама.
Рано утром поливая цветы, я не могла отвести глаз от старой фотографии в вогнутой рамке, на которой изображены я и мама среди зеленого леса. Она была сделана в тот день, когда мы отдыхали за городом. Мы стоим, тесно прижавшись друг к другу, тогда я еще училась в начальной школе. У меня до сих пор перед глазами стоит нежно-зеленый цвет молодой листвы кленов, вязов и дубов…
У нашего факультета вошло в привычку собираться в конце октября всеми курсами на чаепитие. Я до последнего надеюсь, что он не придет, но…
Он сидит на другом конце длинного стола со своей группой, уплетая за обе щеки торт, который я готовила своими руками. Странно, вот уже два года мы вот так собираемся на осенний праздник, и Айчи никогда ничего не ел и не пил, а сегодня я приятно удивлена.
Продолжая разговаривать с подругами, краем глаза наблюдаю за Сацума. Он и две девушки-кореянки строят домик из разноцветных пластиковых стаканчиков. В этот момент Кансацу распахивает окно, чтобы проветрить помещение. Домик, высокий и шаткий, от дуновения ветра колышется и падает прямо на протянутые руки Айчи.
Звук прохладного ветра смешивается с приятной на слух английской песней, звучащей по радио. «Не заставляй меня плакать», - поет сладкоголосая певица.
Сколько раз я представляла сцену, когда подойду к нему и скажу о своих чувствах, или, хотя бы возьму его за руку…
Доедзи, Акико и я стоим на остановке, причем я, то и дело оглядываюсь, не идет ли он сзади. Но к счастью, Сацума и сегодня решил проводить друзей на вокзал.
На улице уже стемнело, хочется спать, я чувствую себя очень усталой. Совсем не холодный осенний вечер опьяняет меня, словно глоток выдержанного вина.
Почему всегда приходится разочаровываться в тех людях, которые мне когда-либо нравились? Я не могу его видеть, он мне противен. Знаю, что после свадьбы Айчи, проходя мимо, по привычке, как все, он будет вертеть обручальное кольцо на пальце. И даже не догадается, что я ненавижу, люблю и одновременно хочу забыть его.
Мне хочется уснуть под мерный стук колес притихшего трамвая и забыть все. Случилось за этот год многое, но в тоже время ничего. Ведь ровным счетом ничего не изменилось! Ничего в моей жизни не поменялось, я все та же. И у меня ничего нет, кроме моих стихов, которые я пишу ему, чтобы не сойти с ума.
***
Глаза Доедзи быстро пробегают по строчкам, написанным моим неразборчивым почерком. Я передала подруге записку, как  и год назад, только уже другого содержания, но все о нем же.
Конференция за конференцией… Как же я от них отвыкла! Пропустить их не могу, поэтому приходится сидеть в последнем ряду и смотреть, как Сацума Айчи, слушая выступающего с докладом, теребит мочку уха, иногда поворачивается в профиль, улыбаясь своим однокурсникам.
Хорошо, что я еще опоздала, дожидаясь всегда задерживающуюся Сато около университета. Теперь сижу между Сато и Ватари, который снова хитро улыбается.
Просидев полтора часа на конференции, мы с Доедзи, не сговариваясь, сбегаем под шумок, чтоб не встретиться с Айчи на остановке. Я стремительно бегу в распахнутом пальто, поддевая шарфом лестницу. Свобода!
На следующий день, придя на конференцию, радуюсь, что его нет. Сижу около часа, народу на слушанье докладов с утра все еще мало.
Обратно я иду с Сато, Кансацу и Сосэки. Свернув на площадь, вижу Сацума Айчи, только направляющегося в сторону университета. Как ни странно, Сато никак не реагирует. Айчи косит глаза и кивает, как всегда, дернув носом, после чего останавливается поболтать с Сосэки.
Прыгнув в автобус, я уезжаю, не поворачивая головы.
Придя домой, ощущаю жуткое безразличие ко всему, как мой отец. Телевизор смотреть не хочется, играть на гитаре тоже и вообще нарушать сумрачную тишину. Ложусь пластом на диван, поставив стакан минеральной воды на тумбочку. Весь день мне хотелось пить. Сквозь не закрытые занавески в комнату пробивается ночь. Мне кажется, что на улице затих даже осенний ветер. Минеральная вода щелкает пузырьками, и этот звук похож на мерное щелканье часов.
Я представляю, что сажусь в машину Юко и куда-то еду с ней. Она мне рассказывает что-то о моей маме, но я не слышу, что именно, а всего лишь смотрю на уже большой живот своей сестры. И мне становится спокойно от ее голоса, который заставляет меня закрыть глаза и ничего не говорить в ответ, лишь слушая и погружаясь в запах крупных белых хризантем.
Я засыпаю, а в голове вертится строчка из песни, услышанной мною еще весной:
«And I am falling in the night,
Which without the bottom». ;•;
***
- Ой! – шепчу про себя я, выходя из двери, и, повернувшись на 180;, захожу обратно. В коридоре, спиной ко мне, стоит он, на его локте висит серо-синяя осенняя куртка.
Когда смотришь на Айчи, кажется, что хорошо знаешь его. Но нет. Меня всегда интересовало, о чем он думает, какие мысли роятся в его голове.
Вернувшись в аудиторию, я смотрю в глаза Акико, та все понимает по-моему смущенному взгляду и раскрасневшемуся лицу. Лишь один раз я видела Сацума Айчи в очках. Ему идет, в таком виде он меньше всего похож на простого парня с рюкзаком за спиной, он становится взрослым, серьезным вдумчивым, но его выдает мальчишеская улыбка…
Когда мы всей группой проходим по коридору, Акико с улыбкой на губах показывает Сацума язык, а он, смущаясь, глядит на свои кроссовки.
Трамвай встает на светофоре, и я принимаюсь разглядывать пустынную площадь слева и голые деревья парка. Лишь на березах осталось немного жалкой листвы. Скоро выпадет снег.
***
Смотреть на огни, мелькающие за окном уставшего трамвая, идти навстречу по осенним листьям, вдыхать аромат желтых хризантем, и ни насколько не приблизиться к человеку, до которого можешь дотянуться рукой…
В моей повести о безответной любви было мало снега, лишь одни желтые, летящие на остывшую землю листья. А я очень хочу услышать крик стрижей, разбивающий высоту на мелкие осколки, хочу увидеть его ироничную улыбку, подаренную не мне, хочу чувствовать свежий весенний ветер, дующий с проснувшейся реки.
Я продолжаю играть на гитаре с красной ленточкой мою любимую песню:
«Ветер да бездонная листва,
  И рельсы ниоткуда в никуда».
Сноски
;  «Он носит крылья в рюкзаке».
; Стив Конт «Заблудившийся».
; Ниша у неподвижной стены дома.
;•; «И я срываюсь в ночь, которая без дна».

Марианна Веверова, 2008.