Старец Паисий Святогорец. Духовное пробуждение-10

        ОТСТУПЛЕНИЕ ОТ ВЕРЫ СМЫВАЕТСЯ МУЧЕНИЧЕСТВОМ.

        — Сегодня большинство хочет, чтобы змею из дыры вытаскивали другие. Если они не достают ее сами, тогда пусть, по крайней мере, предупредят других: «Осторожно! Нет ли там змеи?» — чтобы те задумались. Однако они не де лают даже этого. Живи мы во времена мучеников, то с нашим рационализмом мы говорили бы так: «Я отрекаюсь от Бога внешне, но не внутренне. Таким образом я получу назначение на такую-то должность и стану помогать какому-нибудь бедняку». А во времена мучеников Церковь не причащала тех, кто бросал ладан в идоложертвенный огонь, такие люди принадлежали к чину плачущих [«Плачущие» стояли перед дверями храма и просили входящих в храм верных молиться о них Господу. См.: Правило 12-е святого Григория Неокесарийского. Книга Правил. Троице-Сергиева Лавра. 1992.С.294.].
         Те, кто отрекался от Христа, должны были смыть свое отступление мученичеством. А во времена иконоборчества от христиан требовали жечь или бросать на землю иконы, и они предпочитали не бросать их, а становиться мучениками. А мы, если бы нам сказали швырнуть икону, сказали бы: «Ну и швырну ее, она написана в стиле Возрождения. Попозже закажу себе другую, византийскую».

        — Геронда, а как относится Церковь к тайным христианам? Они не отреклись от Христа?
        — Настоящие тайные христиане от веры не отрекались. К примеру, когда турки сожгли двадцать семь селений в Каппадокии, относившихся к Фарасам, то некоторые жители ушли оттуда далеко, в другие края, где местное население и не знало, что они христиане. Их считали за мусульман. И ни разу не возникло ни одной ситуации, когда бы кого-то из них прямо спросили: «Ты христианин?» чтобы пришлось ответить: «Да, я христианин» или «Нет, я мусульманин». Эти люди — тайные христиане.
        Однако с того момента, как кого-то схватят и скажут ему: «Мы узнали, что ты христианин,» он должен сказать: «Да, я христианин». То есть ему никогда нельзя говорить, что он мусульманин. И в эпоху древней Церкви были верующие, тайно принявшие Крещение, о которых другие думали, что они не христиане. И все же, когда требовалось, эти тайные христиане открыто исповедовали свою веру. Например, святой Севастиан был военачальником и тайно принял христианское Крещение. Другие считали его идолопоклонником, но он был христианин. Тайно он оказывал христианам большую помощь. Однако, когда стало известно, что он христианин, он исповедал веру и пошел на мученичество.

        В одной турецкой деревне было много тайных христиан, а староста был священником Его имя было отец Георгий, но люди называли его Хасаном. Однажды к нему пришли турки и донесли о том, что в определенном месте, в катакомбах, прячутся христиане. «Не беспокойтесь, — сказал он, — я пойду погляжу». Взял он своих людей, пошел в эти катакомбы и застал там всех христиан, собравшихся вместе. Тогда он идет к царским вратам, снимает с крючка епитрахиль, надевает ее и служит им вечерню! «Примите надлежащие меры, — сказал он им потом, а турок успокоил: — Никого там нет, это ложные слухи». Такие люди не отступники. Однако с той минуты, как христианина начнут подозревать и скажут ему: «Мы видели, как ты крестишься! Ты христианин», а он ответит «Нет, я мусульманин», он становится отступником.

        Мученичество и смирение.

        — Тот, кто удостаивается стать мучеником, должен иметь многое смирение и очень любить Христа. Если человек идет на мученичество эгоистично, то благодать оставит его. Помните Саприкия, который уже достиг места казни и, однако же, отрекся от Христа? «Зачем вы привели меня сюда?» — спросил он палачей. «А что, — спросили его они, — разве ты не христианин?» — «Нет» — ответил он. А был священником! Помысл говорит мне, что он пошел на мученичество не смиренно, а эгоистично. Он стремился к мученичеству не ради веры, не ради любви ко Христу, и поэтому Благодать оставила его. Ведь если человек ведет себя эгоистично, он не приемлет Благодати Божией. Естественно, что в минуту трудности он отречется от Христа.

        — Геронда, мы часто повторяем, что в трудный момент испытаний Бог даст силу...
        — Бог даст силу человеку смиренному, имеющему чистое сердце и доброе расположение. Если Бог увидит действительно доброе расположение, смирение, то Он даст силу многую. Итак, от расположения самого человека зависит, даст ли ему силу Бог.
        — Геронда, вы сказали, что человеку должно иметь смирение и доброе расположение. Тогда получается, что можно иметь гордость и доброе расположение?
        — Говоря о смирении, мы сейчас подразумеваем то, что человеку нужно иметь его, по крайней мере, по отношению к мученичеству. Можно иметь гордость, но в решающий момент сказать: «Боже мой, я горд; однако дай мне сейчас немного силы, чтобы я в мучении засвидетельствовал любовь к Тебе и искупил мои грехи». И тогда, если человек расположен смиренно и идет на мучение с покаянием, Бог дает ему многую Благодать.

        Нельзя идти на мученичество с расположением гордым, с помыслом, что ты станешь мучеником, что будут написаны твое житие, служба и икона с нимбом. Один человек попросил меня: «Помолись, отче, чтобы я достиг пятого неба». — «Хорошо, — сказал я ему, — апостол Павел достиг третьего неба [1Кор.12:2], а ты хочешь достичь пятого?» — «Ну а что же, — ответил он, — разве не написано, чтобы мы искали «больших»?» [1Кор.12:31] Ты только послушай, а!
        В таком случае, если человек идет на мученичество для того, чтобы иметь славу в раю, то ему лучше и не думать о мученичестве. Подлинный, настоящий христианин, даже если бы он знал, что в раю он опять будет страдать и мучиться, все равно жаждал бы в него войти. Не надо думать о том, что если мы переносим какое-то страдание здесь, на земле, то там, на небе, нам будет лучше. Надо оставить эти базарные расчеты. Мы хотим Христа. Пусть будет мученичество, пусть мы идем на него каждый день, пусть нас бьют ежедневно, и дважды, и трижды в день — нам нет до этого дела. Нам есть дело только до одного: быть со Христом.

        — А может ли, Геронда, человек жить в лености, а когда потребуется, со дерзновением исповедать Христа?
        — Для того, чтобы такой человек пошел на это, в его сердце должны быть доброта, жертвенность. Потому я и сказал вам, что нужно возделывать в себе благородство, жертвенный дух. Один должен жертвовать собой ради другого. Помнишь святого Вонифатия и святую Аглаиду [Святой мученик Вонифатий был рабом знатной римлянки Аглаиды и находился с ней в греховной связи]? Там, в Риме, они вели скверную жизнь, но когда садились обедать, их ум устремлялся к бедным. Сначала они спешили накормить голодных, а уже потом ели сами.
        Несмотря на то, что они были порабощены страстям, в них была доброта и боль за бедных людей. В них была жертвенность, и поэтому Бог помог им. Аглаида, несмотря на свою греховную жизнь, любила святых мучеников и заботилась о их святых мощах. Она велела Вонифатию вместе с другими слугами из ее дома отправиться в Малую Азию для того, чтобы выкупить там, собрать и привезти в Рим святые мощи мучеников.
       
        А будущий мученик, улыбаясь, сказал ей: «Если тебе привезут мои мощи, примешь ли ты их?» — «Не шути с этим», — ответила ему Аглаида. Наконец святой Вонифатий достиг Тарса и, желая выкупить мощи мучеников, oт правился в амфитеатр. Там, наблюдая за мучениями христиан, он был потрясен их выдержкой. Подбежав к ним и лобызая их узы и раны, Вонифатий просил их помолиться, чтобы Христос дал ему крепость прилюдно исповедать себя христианином. Итак, он мученичеством засвидетельствовал свою веру, его спутники выкупили его останки и перевезли их в Рим, где Ангел Господень уже известил Аглаиду о том, что произошло.
        Так и сбылось то, о чем, шутя, пророчествовал Вонифатий перед своим уходом из Рима. После этого Аглаида, раздав свое имение, прожила еще пятнадцать лет в подвиге и нищете и достигла святости [Память святых Вонифатия и Аглаиды совершается 19 декабря]. Видите, их жизнь сложилась так, что вначале они увлеклись страстями и сбились с верного пути. Однако в них был дух жертвенности, и Бог не оставил их.

        Какая отвага была у святых.

        — Думаю, Геронда, что если бы я увидела колесо святой Екатерины, то умерла бы от страха!
        — Если бы ты умерла еще до того, как тебя начали колесовать, то это было хорошо, это было бы благословением Божиим. Мука была бы, если бы тебя начали колесовать, а ты не смогла бы этого перенести. Мученики имели доброе расположение, Христос помогал им, и поэтому они переносили боль.
        Какую же любовь ко Христу имели святые мученики, какую отвагу! Святая Соломония со своими семью чадами [Память святых мучеников Маккавеев совершается 1 августа] — один за другим замучены были все. Святой Лонгин [Память святого мученика Лонгина сотника совершается 16 октября] устроил угощение для воинов, которые пришли его схватить, и принял их в свой дом. Пришедшие торопили его показать им Лонгина, чтобы отсечь ему голову, а он говорил им: «Я покажу вам его!» Когда он сказал им, что Лонгин это он и есть, то они заколебались, но святой убедил их исполнить порученное.

         И они усекли его главу. А какая выдержка была у святого Гедеона Каракальского [Память святого преподобномученика Гедеона Святогорца совершается 30 декабря]. «Режьте руку, — сказал он палачам, — режьте и ногу, режьте и нос! Чтобы не много словить, режьте все!» Поразительно! Но для того, чтобы достичь этого уровня, человек должен не любить самого себя и любить Бога. Мать, спасая свое дитя, идет в огонь. Она не чувствует боли, потому что ее любовь сильнее, чем жжение пламени. Ее любовь к ребенку пересиливает боль. Насколько же сильнее боли должна быть любовь ко Христу!
        Для святого, идущего на мученичество, его любовь ко Христу превосходит боль и нейтрализует ее. Нож палача был для мучеников нежнее скрипичного смычка. Когда разгорается любовь ко Христу, мученичество становится торжеством: в этот миг огонь прохлаждает лучше, чем купание, потому что его жжение теряется в жжении божественной любви.

        Сдирание кожи ощущается, как ласка. Божественное рачение захватывает сердце, захватывает голову, и человек становится сумасшедшим: он не чувствует ни боли, ни чего-либо другого, поскольку его ум находится во Христе и его сердце переполняется радостью. А сколькие святые шли на мученичество и переживали такую радость, словно шли на торжество! Святой Игнатий [Память святого священномученика Игнатия Богоносца совершается 20 декабря] бежал на место мучений и кричал: «Дайте мне претерпеть мучение, дайте мне быть съеденным зверями!» Такую радость, которую ощущал он, не переживает даже влюбленный юноша, который говорит: «Я хочу жениться на ней, и мне нет дела ни до матери, ни до отца!» «Безумие» святого Игнатия было больше, чем безумие влюбленного юноши.

        Все святые ради любви ко Христу подъяли подвиг.

        — Святые мученики пролили свою кровь. Преподобные отцы пролили пот и слезы и, подобно добрым знатокам лекарственных трав, поставили духовные опыты на самих себе, от любви к Богу и человеку — иконе Бога — они изнурили себя, чтобы оставить нам свои духовные рецепты. С их помощью мы предупреждаем зло или врачуем свою духовную болезнь и становимся здоровы. А если мы еще и потщимся с любочестием подражать им в их подвигах, то можем даже достичь святости.
        Но, конечно, все подвиги преподобных, посты, бдения и тому подобное, и даже страдания всех святых мучеников несравнимы со страданием Господа нашего, потому что Христос божественно помогал всем страдавшим ради Него, и боль каждого из них услаждалась от Его великой любви. Однако по отношению к Самому Себе Христос совсем не использовал Свою божественную силу и от многой любви к своему созданию выстрадал Своим чувствительным Телом многую боль.
        Стать действительно человеком [не только внешне, но] и внутренне можно, лишь ощутив эту любовь Христа к человеку. Иначе ты будешь даже бесчувственнее, чем творения Божии, потому что, почувствовав страдание Господа, померкло солнце, будучи не в силах на это смотреть. И земля, увидев это, ужаснулась, а камни распались на части. И гробы потряслись настолько сильно, что возбудили от сна многих давно умерших и выпустили их вон выразить свое несогласие с тем, как неблагодарно отнеслись люди к Богу — своему Благодетелю и Избавителю.

        Монах и мученичество.

        — Геронда, если человек не занимается духовным деланием как подобает, то во время трудностей будет ли у него достаточно веры в то, что Бог поможет ему для того, чтобы призвать его на помощь? Или же мы успокаиваем себя помыслом, что во время испытаний Бог поможет нам только лишь для того, чтобы избежать труда приуготовления?
        — Надо готовиться. Если ты не сеешь, то как Бог благословит твои хлеба урожаем? Человек должен сеять, а Бог даст ему в соответствии с тем, что он сеет. И в армии говорят: «Будь готов!»
        — Геронда, как нам готовиться?
        — Когда считается, что человек приготовился к чему-то? Если войска находятся в состоянии боевой готовности, то солдаты постоянно готовы: они уже в сапогах, с автоматами, с патронами и ждут приказа.

        — А сколько может продлиться это состояние боевой готовности?
        — По-разному. Монах должен быть готовым всегда, и тог да он ничего не боится. Чего ему бояться? Смерти? Но она отворит для него райскую дверь, потому что под могильной плитой сокрыт ключ от вечности. Кроме того, монах, когда бы он ни умер, пребывает в покаянии. Его бегство из мира и его схима свидетельствуют об этом. Монах кается и затем переходит к тонкому духовному деланию. Насколько умножается любовь монаха к Богу и ближнему, настолько уменьшается его любовь к самому себе. И тогда вступает в силу то, чем пишет апостол Павел: «Ничто не может отлучить нас от любви Христовой» [Рим. 8:35].
        Людей мирских мысль о мучениях вынуждает от страха прибегать к Богу и взывать: «Христе мой, Пресвятая Богородице!» — тогда как монах хочет всегда быть с Богом, потому что он любит Его. Многие из мирских делают добро, потому что боятся попасть в вечную муку. Монах же делает добро в благодарность, чтобы отблагодарить Бога, своего Благодетеля.

        — Геронда, как мне осознать, что такое мученичество, подвижничество?
        — Для того, чтобы немножко понять, что такое мученичество, хотя бы принимай с радостью презрение других. А если хочешь немного осознать, что есть подвижничество, то, если не можешь поститься сорок дней, как Христос, постись хотя бы среду, в которую Его предали, и пятницу, в которую Его распяли[Старец имеет в виду воздержание от пищи и воды в течение всего дня]. Те, кто хотят мученичеством засвидетельствовать свою любовь ко Христу, могут за отсутствием мученичества проявлять эту любовь, от которой они сгорают, в виде телесного подвига за горящие души усопших, чтобы те обрели немного упокоения.
        Подвижничество — это такое же торжество, как и мученичество, потому что [и в том и в другом случае] человек избегает всякого человеческого утешения и обретает утешение божественное.

        Святые мученики ощущали великую радость оттого, что им давалась благоприятная возможность претерпеть мучения. С мученичества в духовной жизни начался аскетизм. Когда пришел к власти Константин Великий, он освободил христиан из темниц, где они (некоторые из них были изувечены) ожидали смерти. Мучения закончились. Но освобожденные очень огорчились, потому что, находясь в темницах, они ожидали своей очереди на мученичество, а теперь святой Константин Великий им все испортил. Они с радостью ожидали мученичества, а дождались свободы.
        И тогда — от любви к Богу и горевшего в них пламенного желания пострадать за Христа — они ушли из мира. И тем мучениям, которым подвергли бы их Диоклетиан и Максимиллиан, они в подвижничестве подвергали сами себя. Один шел и подвешивал себя за руки веревками на дереве: он молился с болью, но божественно радовался.

       Другой ради любви ко Христу связывал себя. «Так, — говорил, — меня связал бы Диоклетиан». И, истязая себя таким образом, они испытывали великую радость. С этого божественного безумия, с этого божественного сумасбродства начали первые и ради любви ко Христу посвятили себя подвижничеству. Потом их подвигу стали подражать другие. Так в нашу веру вошел аскетизм. А третьи, самые «сумасбродные,» говорили: «Мы овцы Христовы!» — и питались только травой с земли. Это были так называемые «воски»[«Воски» — буквально «пасущиеся». Архимандрит Херувим (Карамбелас) в своей книге пишет, что они, «согласно святогорскому преданию, являются самыми святыми монахами Горы и живут совершенно уединенно, будучи никому не известны... Согласно тому же самому преданию, последняя Литургия на земле будет совершена этими невидимыми двенадцатью. Их число всегда постоянно, потому что, если умирает один из них, его место занимает кто-нибудь из самых лучших монахов Святой Горы». (Херувим (Карамбелас), архим. Из удела Божией Матери. Киев, 199 (С. 164.)].

        Они настолько сильно чувствовали благодеяния Божия и собственную ничтожность, что говорили: «Я, неблагодарное животное, всю жизнь буду питаться травой». И они делали это. Их сердце взлетало от любви ко Христу. «Разве, — говорили они, — я не Христова овча? Значит, буду питаться травой». Но впоследствии это было запрещено Церковью, потому что охотники, принимая этих отшельников за диких животных, убивали многих из них.
        Сегодня люди не могут понять этого, считают это безумием «Зачем питаться травой, подобно животному? — говорят они. — Какой смысл в том, чтобы таким образом виснуть на веревках и истязать свое тело?» Но помнишь, что говорит авва Исаак: «О, если бы Бог удостоил нас совершать такие бесчинства» [Авва Исаак Сириянин. Творения. Сергиев Посад, 1911. Слов 73. С. 370.]. Дай же Бог достигнуть этого духовного «безчинства» и нам.

        Часть четвертая.   ЗАВИСИМОСТЬ ОТ НЕБА.

        «Божественной помощи не могут воспрепятствовать ни люди, ни бесы.
        Ни для Бога, ни для святого человека нет ничего трудного.Препятствием
        является лишь наше человеческое маловерие.
        Своим маловерием мы препятствуем великим божественным силам
        приблизиться к нам»

        1. БОГ ПРОМЫШЛЯЕТ О ЧЕЛОВЕКЕ.   

        «Ищите прежде Царствия Божия».[Мф.6:33]

        — Геронда, авва Макарий говорит, что Бог подаст нам небесные блага [Преп. Макарий Египетский. Духовные беседы. СТСЛ, 1904], и мы веруем в это. Должно ли верить и в то, что Он подаст нам и блага земные, которые не являются столь существенными?
        — Какие земные блага?
        — То, в чем мы нуждаемся.
        — Вот это ты правильно сказала. Бог любит Свое создание, Свой образ и заботится о том, что ему необходимо.
        — В это нужно верить и не беспокоиться?
        — Если человек в это не верит и сам бьется над тем, чтобы эти блага стяжать, то он будет страдать. Но человек, живущий духовно, не расстроится даже в том случае, если Бог не даст ему земного и вещественного. Если мы ищем прежде Царствия Божия, если поиск этого Царства является нашим единственным попечением, то дастся нам и все остальное. Разве Бог бросит Свое создание на произвол судьбы? Если израильтяне оставляли на следующий день манну, которую давал им Бог в пустыне, то она начинала гнить [Исх.16:19-20]. Бог устраивал так для того, чтобы они полагались на божественный промысел.

        Даже слов «ищите прежде Царствия Божия» мы еще не поняли. Или мы веруем [и вверяемся Богу] или не веруем [и поэтому сами должны заботиться о необходимом]. Когда я поехал жить на Синай, у меня с собой ничего не было. Однако я совсем не думал о том, что будет со мною в пустыне среди незнакомых людей, что я буду есть и как жить.
        Келья святой Епистимии, где мне предстояло поселиться, была уже давно заброшена, покинута людьми. Я ничего не просил у монастыря, не желая его обременять. Как-то мне принесли из монастыря хлеб, и я возвратил его обратно. К чему мне было беспокоиться, если Христос сказал: «Ищите прежде Царствия Божия» [Мф.6,33]. Воды и той была самая малость. Рукоделия я никакого не знал. Вот и спроси теперь, как я жил и как зарабатывал на хлеб.
 
        Единственным инструментом, который я имел, были ножницы. Я разъединил их на две половинки, заточил о камень, взял дощечку и стал вырезать иконки. Работал и творил Иисусову молитву. Я быстро выучился резьбе, резал все время один и тот же рисунок и пятидневную работу заканчивал в одиннадцать часов. Не только не терпел лишений, но еще и бедуинчикам помогал.
        В какой-то период я занимался этим помногу часов в день, а потом пришел в такое состояние, что не хотел заниматься рукоделием, но одновременно видел и то, какую нужду терпели бедуинчики. Для них было великим благословением получить в подарок шапочку и пару сандалет. И у меня появился помысл: «Я пришел сюда, чтобы помогать бедуинам или же для того, что бы молиться о всем мире?» Поэтому я решил сократить рукоделье, чтобы меньше отвлекаться и больше молиться. Думаешь, я ждал, что мне кто-то будет помогать? Откуда? Бедуинам самим нечего было есть.
        Монастырь был далеко, а с другой стороны начинались необитаемые места. Но вот в тот самый день, когда я ограничил работу для того, чтобы больше времени отдавать молитве, ко мне пришел один человек. Я тогда был возле кельи, он увидел меня и сказал: «Вот, возьми эти сто золотых. Будешь и бедуинчикам помогать, и распорядку своему будешь следовать, и молиться». Я не сдержался, на четверть часа оставил его одного и ушел в келью.
        Промысел и любовь Божии привели меня в такое состояние, что я не мог удержать слез. Видишь, как устраивает все Бог, когда в человеке есть доброе расположение? Потому что сколько бы мог дать этим несчастным я? Я давал одному, тут же приходил другой: «Мне отец не дал!» — потом третий: «Мне отец не дал!»

        — Геронда, а почему мы, много раз ощутив всесилие Божие, не видим Его промысла о нас?
        — Это диавольская западня. Диавол бросает пепел в глаза человеку для того, чтобы он не видел промысла Божия. Ведь если человек увидит промысел Божий, то его гранитное сердце умягчится, станет чутким и произольется в славословии. А это диаволу не на руку.

        Человек часто пытается устроить все без Бога.

        — Один человек стал заниматься разведением рыб и целыми днями говорил: «Слава Тебе, Боже!» — потому что постоянно видел божественный промысел. Он рассказывал мне, что у рыбки с момента ее оплодотворения, когда она еще малюсенькая, как булавочная головка, есть мешочек с жидкостью, которой она питается до тех пор, пока не вырастет и не станет способной самостоятельно поедать водные микроорганизмы.
         То есть рыбка получает от Бога «сухой паек»! Если же Бог промышляет даже о рыбках, то насколько больше Он промышляет о человеке! Но часто человек все устраивает и решает без Бога. «У меня, — говорит, — будет двое детей [и хватит]». С Богом он не считается. Поэтому и происходит столько несчастных случаев и гибнет столько детей. В большинстве семей родится двое детей. Но одного ребенка сбивает машина, другой заболевает и умирает, и родители остаются бездетными.

        Когда родителям, сотворцам Бога, трудно обеспечить своих детей, несмотря на прилагаемые усилия, им следует, воздев руки к небу, смиренно взыскать помощи Великого Творца. Тогда радуются и помогающий Бог, и приемлющий Его помощь человек. Будучи в монастыре Стомион, я познакомился с одним многодетным отцом. Он был полевым сторожем в одном селе Эпира, а семья его жила в Конице — пешком идти четыре с половиной часа. У него было девять детей.
        Путь в то село лежал через монастырь. Идя на службу и, возвращаясь домой, сторож заходил в обитель. Заходя на обратном пути, он просил у меня разрешения самому зажечь лампады. Несмотря на то, что, зажигая их, он проливал масло на пол, я позволял ему это, я предпочитал потом подтереть пол, но не огорчать его. Каждый раз, выходя из монастыря и отойдя метров на триста, он делал из своего ружья один выстрел.

        Не находя этому объяснения, я решил в следующий раз понаблюдать за ним с того момента, как он войдет в храм, и до тех пор, покуда не выйдет на Коницкую дорогу. Так я узнал, что сперва он зажигал лампады в храме, потом выходил в нартекс [Нартекс — западная часть храма, паперть] и зажигал лампаду перед иконой Божией Матери над входом. Потом он брал на палец масла из лампады, вставал на колени, простирал руки к иконе и говорил: «Матерь Божия, у меня девять детей. Пошли им маленько мясца!» Сказав это, он мазал маслом, которое было у него на пальце, мушку на ружейном стволе и уходил.
       В трехстах метрах от монастыря, возле одной шелковицы, его ждала дикая козочка. Как я уже сказал, он делал выстрел, убивал ее, относил в пещеру, находившуюся чуть подальше, там свежевал и нес своим детям мясо. Это происходило каждый раз, когда он возвращался домой. Я был восхищен верой полевого сторожа и промыслом Божией Матери. Спустя двадцать пять лет, он приехал на Святую Гору и разыскал меня.
        Во время разговора я непроизвольно спросил его: «Как твои дети? Где они?» В ответ он, сперва указал рукой на север и сказал: «Одни в Германии», а потом, простерев руку к югу, добавил: «А другие в Австралии. Слава Богу, здоровы». Этот человек берег в чистоте от безбожных идеологий и свою веру, и себя самого, поэтому Бог не оставил его.

        Благословения чудесного Божественного промысла.

        — Иногда, Геронда, у меня бывает какое-то желание, и Бог его исполняет без моей просьбы к Нему. Как это происходит?
        — Бог печется о нас. Он видит наши нужды, наши желания и, когда что-то служит нам во благо, Он подает нам это. Если человеку в чем-то необходима помощь, то Христос и Пресвятая Богородица помогают ему. Когда старца Филарета  спрашивали: «Чем тебе помочь, Геронда? В чем ты нуждаешься?» — он отвечал: «То, в чем я нуждаюсь, мне пошлет Матерь Божия». Так и происходило.
        Когда мы вверяем себя Господу, Он, наш Добрый Бог, следит за нами и печется о нас. Как добрый Управитель Он дает каждому из нас то, что нужно. Он входит даже в частности наших вещественных нужд. И для того, чтобы мы уразумели Его заботу, Его промышление, Он дает нам ровно столько, сколько нам нужно. Не жди, однако, того, чтобы сначала Бог дал тебе что-нибудь, нет, прежде сам отдай Богу всего себя.
         Потому что если ты постоянно просишь чего-то у Бога, а сам с доверием не отдаешь себя Ему, то из этого видно, что у тебя есть свой собственный дом, и ты чужд вечных небесных обителей. Те люди, которые все отдают Богу и сами всецело отдаются Ему, укрыты великим Божиим куполом и защищены Его божественным про мышлением. Доверие Богу есть нескончаемая таинственная молитва, в необходимый момент бесшумно привлекающая Божественные силы туда, где в них есть нужда. И тогда Его любочестные дети нескончаемо, со многим благодарением славословят Его.

        Когда батюшка Тихон поселился в каливе Честного Креста, в ней не было храма, в котором он нуждался. Даже денег на постройку у него не было — ничего, кроме великой веры в Бога. Как-то раз, помолившись, он отправился в Кариес с верою в то, что Бог поможет ему с деньгами, необходимыми для строительства церкви. На пути в Кариес его издали окликнул настоятель Ильинского Скита. Когда батюшка Тихон приблизился к нему, тот сказал: «Один добрый христианин из Америки прислал эти доллары, чтобы я дал их какому-нибудь подвижнику, у которого нет храма. У тебя как раз храма-то и нет, возьми же эти деньги и построй». Отец Тихон прослезился от умиления и благодарности Богу, Сердцеведцу, позаботившемуся о храме еще до того, как отец Тихон Его об этом просил — так что, когда он помолился об этом, деньги были уже готовы.

        Если человек доверяется Богу, то Бог не оставляет его. И, действительно: если завтра в десять часов тебе что-то понадобится, то (если эта потребность не превышает пределы разумного и вещь действительно необходима) в без пятнадцати десять или в полдесятого Бог будет иметь ее готовой для того, чтобы дать тебе.
        Например, завтра в девять тебе нужна кружка. Без пяти девять она уже будет у тебя. Тебе требуются пятьсот драхм В час, когда они нужны, появляются ровно пятьсот драхм, причем не пятьсот десять и не четыреста девяносто. Я заметил, что если мне, к примеру, нужно что-то завтра, то Бог позаботился об этом уже сегодня. То есть еще до того, как мне подумать об этом, подумал об этом Бог, Он позаботился о необходимом заранее и дает его в тот час, когда это нужно. Я понял это, видя, сколько времени требуется для того, чтобы какая-то вещь пришла ко мне откуда-то равно в тот самый час, когда она мне нужна. Следовательно, Бог заботится об этом заранее.

        Когда мы от любочестия радуем Бога своей жизнью, то Он подает независтные благословения Своим любочестным детям в тот час, когда они им нужны. Потом вся жизнь проходит в благословениях божественного промысла. Я могу часами приводить вам примеры чудесного Божия промысла.
        Когда я был на войне, участвовал в боевых операциях, у меня было Евангелие, и я его кому-то отдал. Потом я говорил: «Ах, если бы у меня было Евангелие, то как бы оно мне помогало!» На Рождество в нашу часть, находившуюся тогда в горах, прислали двести посылок из Месолонги. Из двухсот посылок Евангелие было только в той, что досталась мне! Это было Евангелие старого издания, с картой Палестины. В посылке была и записка: «Если тебе нужны и другие книги, то напиши, и мы тебе их пришлем».
        В другой раз, когда я уже был в монастыре Стомион, мне понадобилась лампада для храма. В одно утро, на заре, я спустился в Коницу. Проходя мимо одного дома, я услышал, как девушка говорит своему отцу: «Папа, монах идет!» Тот вышел мне навстречу и сказал: «Отче, я дал обет пожертвовать Матери Божией лампаду. Возьми эти деньги и купи ее сам». И он дал мне пятьсот драхм — ровно столько, сколько стоила лампада в 1958 году.

        Да и сейчас, когда у меня возникает какая-то нужда, Бог сразу же покрывает ее. Например, если я хочу напилить дров и не могу, то дрова в два счета приходят сами. Перед тем, как приехать к вам, я получил посылку, в ней было пятьдесят тысяч драхм — ровно столько, сколько мне было нужно.
        Еще пример: дал я кому-то в благословение икону «Достойно есть». На другой день мне приносят «Иверскую»! А нынешним летом, пока не прошел дождь, у меня совсем не было воды. Сейчас побрызгало маленько, и в день я набираю [от силы] полторы банки воды. В цистерне осталась вода с прошлого года, но она протухла. Как же однако устраивает все Бог!
        У меня есть бочка с водой. Каждый день приходит столько народу — пьют, умываются, они ведь вспотевшие приходят, а уровень воды опускается только на четыре-пять пальцев! Одна бочка на сто пятьдесят-двести человек — и не пустеет! При этом одни порой слишком открывают кран, другие забывают его закрыть, и вода вытекает, но при этом не заканчивается!

        Вверение себя Божественному промыслу.

        Человек, который следит за Божиими благодеяниями, учится ставить себя в зависимость от божественного промысла. И потом он уже чувствует себя, как младенец в колыбели, который, чуть только его оставит мать, пускается в плач и не умолкает, пока она опять не прибежит к нему. Великое дело — вверить себя Богу!
        Когда я только пришел в монастырь Стомион, мне было негде жить. Вся обитель была завалена строительным мусором. Возле ограды я нашел один угол, маленько прикрыл его сверху и ночи проводил там сидя, потому что лежа я бы там не поместился. Однажды ко мне пришел один знакомый иеромонах и спросил: «Слушай, да как же ты тут живешь?» — «А что, — спросил я его в ответ, — у людей мирских было больше нашего? Когда Канарис попросил займа, ему сказали: «У тебя нет Родины», то он ответил: «Родину мы отвоюем».

        Если такая вера была у человека мирского, то нам ли не иметь доверие Богу? Раз Матерь Божия привела меня сюда, то неужели, когда придет время, Она не позаботится о Своей обители?» И, действительно, мало-помалу, ведь как все устроила Пресвятая Богородица! Помню, когда мастера заливали бетоном потолочное перекрытие в сгоревших кельях, заканчивался цемент. Оставалось забетонировать еще треть перекрытия.
        Подходят ко мне мастера и говорят: «Цемент на исходе. Надо класть в бетон побольше песка и поменьше цемента для того, чтобы забетонировать все».— «Нет, — сказал я им, — не разбавляйте, продолжайте, как начали». Привезти еще цемента было невозможно, потому что все мулы были на поле. Мастерам надо было два часа идти до Коницы, потом еще два часа до поля, искать там на пастбище мулов. Сколько бы они потеряли времени... А потом у людей были и свои собственные дела, прийти в другой день они бы не смогли. Смотрю: залили две трети перекрытия. Я зашел в церковку и сказал: «Владычице моя, что же теперь?! Прошу Тебя, помоги нам!» Потом вышел я из храма...

        — И что потом, Геронда?
        — И перекрытия закончили, и цемент лишний остался!
        — А мастера это поняли?
        — Как не поняли! Как же велика иногда помощь Бога и Пресвятой Богородицы!

        Бог использует все во благо.

        — Геронда, иногда мы начинаем какое-то дело, и появляется целая куча препятствий. Как понять, от Бога ли они?
        — Рассмотрим, нет ли в этом нашей вины. Если мы не виноваты, то препятствие от Бога и служит нашему благу. Поэтому не нужно расстраиваться, что дело не сделано или затягивается с завершением. Однажды, торопясь по какому-то срочному делу, я спускался из монастыря Стомион в Коницу.
        На одном трудном участке дороги (я называл это место Голгофой) я встретил одного монастырского знакомого, дядюшку Анастасия, с тремя нагруженными мулами. На крутом подъеме вьючные седла съехали набок, и одно животное было на самом краю обрыва — вот-вот сорвется вниз. «Бог тебя послал, отче!» — обрадовался дядюшка Анастасий. Я помог ему перевьючить мулов, потом мы вывели их на дорогу. Там я оставил его и продолжил свой путь. Прошел уже порядочный отрезок пути, как тропинка уткнулась в завал.
        Только что сошел большой, триста метров длиной, оползень, смявший тропу. Деревья, камни — все унесло вниз, в речку. Если бы я не задержался с мулами, то оказался бы в этом месте как раз во время оползня. «Дядюшка Анастасий, — сказал я, — ты меня спас, Бог тебя послал».

        Христос с высоты видит, как действует каждый из нас, знает, когда и как Сам Он будет действовать для нашего блага. Он знает, как и куда нас повести, лишь бы мы проси ли у Него помощи, открывали пред Ним свои желания и давали Ему все устраивать Самому. Когда я был в афонском Филофеевском монастыре, то хотел уйти в пустыню. Я думал удалиться на один пустынный остров и уже договорился с лодочником, чтобы он приплыл и забрал меня, но, в конце концов, он не появился.
       Так устроил Бог, потому что я был еще неопытен и на пустынном острове здорово бы повредился, я стал бы там жертвой бесов. Тогда, потерпев неудачу с островом, я загорелся желанием уйти на Катунаки. Мне была по душе Катунакская пустыня, я молился о том, чтобы оказаться там и готовился к этому. Я хотел поселиться и подвизаться рядом со старцем Петром — мужем высокой духовной жизни.

        Однако произошло событие, вынудившее меня поехать не на Катунаки, а в Коницу. Однажды вечером после повечерия, я удалился в свою келью и допоздна молился. Около одиннадцати часов прилег отдохнуть. В половине второго ночи меня разбудил стук в монастырское било, созывавший братию в храм на полунощницу. Я попытался встать, но не смог.
       Невидимая сила сковала меня, и я был не в силах пошевелиться. Я понял, что происходит нечто особенное. До полудня я оставался прикованным к кровати. Я мог молиться, думать, но совсем не мог пошевелиться. Находясь в таком состоянии, я, как по телевизору, увидел с одной стороны Катунаки, а с другой — монастырь Стомион в Конице. С сильным желанием я устремил глаза в сторону Катунак, и тогда некий голос ясно сказал мне:

        «Ты пойдешь не на Катунаки, а в монастырь Стомион». Это был голос Пресвятой Богородицы. «Матерь Божия, — сказал я, — я просил у Тебя пустыни, а Ты посылаешь меня в мир?» И я снова услышал тот же голос, строго говоривший мне: «Пойдешь и встретишь такого-то человека. Он очень поможет тебе». Я сразу же освободился от этих невидимых уз, и сердце мое преисполнилось Божественной Благодати. Потом я пошел и рассказал о случившемся духовнику. «Это воля Божия, — сказал мне духовник. — Однако — не говори никому об этом. Скажи, что по состоянию здоровья (а у меня тогда были кровотечения) тебе нужно удалиться с Афона, и уезжай».
        Я хотел одно, но у Бога был Свой план. Я думал тогда, что воля Божия была в том, чтобы я возродил обитель в Конице. Так я исполнял и обет, данный мной Божией Матери, когда был на войне. «Матерь Божия, — попросил я Ее тогда, — помоги мне стать монахом, а я буду три года работать и приведу в порядок Твою сгоревшую обитель». Но, как стало ясно впоследствии, главной причиной того, что Пресвятая Богородица послала меня туда, была необходимость помочь восьмидесяти семьям, совратившимся в протестантство, вернуться в Православие.

        Бог часто попускает чему-то произойти ради пользы многих людей. Он никогда не делает одно только добро, но по три-четыре добра вместе. И злу Он никогда не попускает случиться, если из него не произойдет много добра. Все: и ошибки, и опасности Он употребляет в нашу пользу.
        Добро и зло между собой перемешаны. Хорошо бы, если бы они были порознь, но встревают личные человеческие интересы и перепутывают их между собой. Однако Бог извлекает пользу даже из этой путаницы. По этому следует верить, что Бог попускает произойти толь ко тому, из чего может выйти добро, потому что Он любит Свое создание.
        Например, Он может попустить какое-то малое искушение для того, чтобы уберечь нас от искушения большего. Как-то раз один мирянин был на престольном празднике в каком-то святогорском монастыре. Там он выпил и захмелел. На обратном пути из монастыря он упал на дороге. Пошел снег, его занесло, но от винного духа в сугробе над ним образовалось отверстие. Шел мимо того места один прохожий. Увидев отверстие в снегу, он с удивлением произнес: «Это что же здесь такое? Не родник ли?» и ударил по отверстию палкой. «Ox!» — закричал пьяный. Так Бог не дал ему погибнуть.

        Божия благодеяния пробивают брешь в сердце.

        — Геронда, чего хочет от нас Бог?
        — Бог хочет нашего произволения, нашего благого расположения, проявляемого, пусть даже и немного, но любочестным подвигом. Также Он хочет, чтобы мы сознавали свою греховность. Все остальное дает Он. В духовной жизни не требуются бицепсы. Будем смиренно подвизаться, просить милости Божией и за все Его благодарить. Над человеком, который без всякого собственного плана отдает себя в руки Божии, исполняется план Бога. Насколько же человек уцепился за свое «я», настолько он остается позади. Он не преуспевает духовно, потому что препятствует Божией милости. Для того чтобы преуспеть, требуется многое доверие Богу.
        В каждое мгновение Бог любовию Своей ласкает сердца всех людей, но мы не чувствуем этого, потому что наши сердца покрыла накипь. Очистив свое сердце, человек умиляется, тает, сходит с ума, видя благодеяния и доброту Бога, равно любящего всех людей. За тех, кто мучается, такому человеку больно, за тех, кто ведет духовную жизнь, он испытывает радость.

        Если любочестная душа размыслит об одних лишь благодеяниях Божиих, то они могут взметать ее ввысь, а что говорить, если она размыслит о множестве своих грехов и о многом благоутробии Божием! Если душевные очи человека очистились, то он, видя Божию заботу [о себе и других], чувствует и переживает весь божественный промысел своим чутким обнажившимся сердцем, он тает от благодарности, он становится сумасшедшим в добром смысле этого слова. Потому что Божие дары, когда человек ощущает их, пробивают брешь в сердце, разрывают его.
        И затем, когда, лаская любочестное сердце, Божия рука прикасается к этой бреши, человек внутренне взметается, а его благодарение Богу становится большим. Те, кто подвизается, чувствуя как собственную греховность, так и благодеяния Божии, и вверяет себя Его великому благоутробию, возводят свои души в рай с большей надежностью и меньшим телесным трудом.

        Благодарность Богу за малое и многое.

        — «Я верю, что Бог поможет мне,» — говорят некоторые, но при этом стараются накопить денег для того, чтобы не испытывать никакого лишения. Такие люди насмехаются над Богом, потому что вверяют себя не Ему, а деньгам. Если они не перестанут любить деньги и полагать на них свою надежду, то они не смогут возложить свою надежду на Бога. Я не говорю, что людям не нужно иметь каких-то сбережений на случай нужды, нет. Но не следует полагать свою надежду на деньги, не нужно отдавать день гам свое сердце, потому что, поступая так, люди забывают Бога.
        Человек, который, не доверяя Богу, строит собственные планы, а потом говорит, что так хочет Бог, «благословляет» свое дело по-диавольски и постоянно мучается. Мы не осознали того, насколько силен и добр Бог. Мы не даем Ему быть хозяином, не даем Ему управлять нами и поэтому страдаем.

        На Синае, в келье святой Епистимии, где я жил, воды было совсем чуть-чуть. В одной пещере, примерно в двадцати метрах от кельи, из расселины в скале по капле сочилась вода. Я сделал маленький водосборник и набирал по три литра воды за сутки. Приходя за водой, я подставлял железную банку и, пока она наполнялась, читал акафист Пресвятой Богородице. Я немножко смачивал голову, только лоб, это помогало мне, так посоветовал один врач, набирал немного воды для питья, в отдельную баночку набирал немножко водички для мышек и птичек, живущих при моей келье. Для стирки и прочих нужд я использовал эту же самую воду из пещеры. Какую же радость, какое благодарение испытывал я за ту немногую воду, которую имел! Я славословил Бога за то, что у меня была вода.

        Потом, когда я приехал на Святую Гору и ненадолго поселился в Иверском скиту, там, поскольку сторона была солнечная, недостатка в воде не было. Там была одна цистерна, вода из которой переливалась через верх. У! Я мыл и голову, и ноги, но... старое позабылось. На Синае на мои глаза, от благодарности за малую воду, наворачивались слезы, а здесь, в скиту, от изобилия воды я впал в забывчивость. Поэтому я ушел из этой кельи и поселился подальше, метрах в восьмидесяти, где была маленькая цистерна. Как же теряется, как забывается человек от изобилия!

        Мы должны полностью, безусловно, вверить себя Божественному промыслу, Божией воле, и Бог попечется о нас. Один монах пошел как-то вечером на вершину горы, чтобы совершить там вечерню. По пути он нашел белый гриб и возблагодарил Бога за эту редкую находку. На обратном пути он хотел срезать этот гриб и приготовить его себе на ужин.
        «Если миряне станут спрашивать меня, ем ли я мясо, — рассуждал в своем помысле монах, — то я могу сказать им, что ем каждую осень!» Возвращаясь в каливу, монах увидел, что, пока он читал вечерню, на гриб наступило какое-то животное, и целой осталась только половина. «Видно, — сказал монах, — столько мне надо съесть».
        Он собрал то, что осталось, и поблагодарил Бога за Его промысл, за половинку гриба. Чуть пониже он нашел еще полгриба, нагнулся, чтобы срезать и восполнить недостаток для ужина, но увидел, что гриб трухлявый (возможно, он был ядовитым). Монах оставил его и снова возблагодарил Бога за то, что Он уберег его от отравления. Вернувшись в каливу, монах поужинал половиной гриба.
        На следующий день, когда он вышел из дома, его глазам открылось чудесное зрелище. Повсюду вокруг каливы выросли прекрасные грибы, и, увидев их, монах снова возблагодарил Бога. Видите, он возблагодарил Бога за целый гриб и за половинку, за хороший и за плохой, за один и за много. Он был благодарен за все.

        Добрый Бог подает нам щедрые благословения, и Его действия направлены нам на пользу. Все имеющиеся у нас блага — это Божие дары. Он все поставил на службу своему созданию — человеку, Он сделал так, чтобы все: и животные, и птицы, и малые, и великие, даже растения — жертвовали собою ради Него. И Сам Бог принес себя в жертву для того, чтобы избавить человека. Не будем же равнодушны ко всему этому, не будем ранить Его своей великой неблагодарностью и безчувствием, но станем благодарить и славословить Его.

        Продолжение следует.