Ясная Поляна

Одногруппникам журфака МГУ

Студент после занятий – туп,
а после сессий – живой труп.
Вот почему одну из групп
профком отправил в воскресенье
туда, где мальчиком скакал,
а дедом сеял и пахал,
российской прозы аксакал,
ища душе спасенье.

Куратор группы 106-й
Илья Владимирыч Толстой,
хоть граф, но человек простой, 
привёз нас в Ясную Поляну…
И был автобус голубой.
И я да ты, да мы с тобой
сошли весёлою гурьбой
с него, шатаясь, словно спьяну!

А просто был далёким путь –
пришлось нам чресла в креслах гнуть,
чтоб можно было в них уснуть,
не став совсем сутулым…
А после этого спанья –
и мы с тобой, и ты да я –
в себя едва пришли, с ранья
закончив путь под Тулой.

Остался в памяти, сквозь сон,
как изредка гудел клаксон,
как всю дорогу ныл шансон –
отнюдь не Крейцера соната…
А нам хотелось так любви,
чтоб пели рядом соловьи,
но поломали кайф, увы,
две секретарши с деканата!

Остался  в памяти лишь чат,
где я да ты, да семь девчат,
которые всегда хотят,
и в грех нас вводят до поллюций…
А так как выпал длинный путь,
нам всё же удалось соснуть,
чтоб на поместье Льва взглянуть,
как в зеркало всех революций!

«Ах, глыба, ах какой мужик!»-
вождя цитировать привык
наш журналистский злой язык,
поправ изящную словесность…
На то, что бородатый дед
писал чего-то столько лет,
дадим с тобой мы, друг, ответ,
когда приобретем известность.

…В Казанской церкви нынче шок – 
священник вскрикнул: «Твой грешок,
где потерялся,  Ильюшок?
О, как ты вырос!».
Был правнук классика стеснён,
стеснялся поцелуев он,
когда был приглашён в амвон,
а нас ждал клирос.

Мы – за  «непротивленье злу»:
не зря в кафешке на углу
из нас взял каждый пиалу,
наполненную ароматом…
Добавлен к чаю был шашлык.
Его принёс старик адыг.
Наш русский взгляд давно привык
к сошедшим с гор «хаджи муратам»!
 
Потом, студенты МГУ,
мы шли сквозь утреннюю мглу,
коров пугая на лугу,
в господское именье…
С заросшим прудом уголок,
где барский дом и флигелёк
скрывал березовый лесок,
нас ввёл в недоуменье.

Вернее, ввёл экскурсовод
нас в комнатку, где низкий свод
избавил сразу от зевот,
хотя мы встали рано…
Ведь за конторкой стоя здесь,
не смея отдохнуть присесть,
Лев Николаич, в мыслях весь,
писал свои романы.

И в ходе школьной кутерьмы
«Войну и мир» листали мы,
пытая  юные умы –
ты в городе, а я в деревне…
Замучили «парле франсе»!
Наверное, не зря в пенсне
переписать страницы все
пришлось Софье Андревне.

Нас дальше ждал второй этаж,
где часто утром старец наш,
свой проявляя эпатаж,
без устали махал гантелью,
а после падал на диван,
где был рождён Толстых весь клан,
откуда сам, презрев обман,
бежал в монашескую келью.

Мысль изреченная – есть ложь.
Когда ту истину поймешь,
с простудным жаром упадёшь
в Астапово, на полустанке…
И в ноябре туда, где пруд,
где был зарыт «зеленый прут»,
к оврагу люди принесут
в  простом гробу твои останки.

…Шумит по-прежнему здесь лес
и солнце щурится с небес,
а вот душою не воскрес
никто сквозь покаяний слёзы…
Лишь только от сердечных ран
у нас пока хватает Анн,
кто падает, забыв стоп-кран,
с любовной страстью под колёса. 

Смотрю на холмик из-под век –
уходит романтичный век…
Искал в нём счастье человек.
И всё напрасно.
Об этом в книгах есть строка.
Перед отъездом нас слегка
грозой пугнули облака.
Пока над Ясной Поляной ясно.

2013 г.