Nos

Мы встретились с тобой, родимый,
Ещё тогда при стыки льда,
Когда дитёнком ты был милым,
Со львиной гривой в цветы полымя.

А я была златой великолепной дивой,
Мне говорили: «Весь мир переживёт».
Ведь красотой обладала я игривой
И думала: «Мы не созданы для тысячи хлопот».

Мы ненавистны обоюдно были,
А я боялась тет-а-тет;
Ведь вы с отцом в лесах на волка выли,
Песцу руками ломали вы хребет.

Мы вас боялись всем народам,
Ведь это дикость, спору нет;
Как будто вас сама природа,
Назвала кличкою "поэт".

Поэт не тот, кто лясы точит,
Не тот, кто сказкой вразумит;
Он лезвием ласкает лес – лесочек,
«Все Мы под богом ходим», – он ворчит.

Я помню день тот с мокрыми глазами,
Лишь миг его мне зверски ядовит;
Ты взял меня пройтись с тобою за грибами,
И Мы познали страсти алфавит.

И целый год с тобою безмятежно,
Мы выводили эквилибриум любви;
Ты знал меня. Любил как галман нежно,
А я тебя держала близко у брови.

Но в наш мирок, всё также безмятежный,
Ворвался дикий полк, погонами звеня;
Ты рвался в бой, ведь это шанс твой смежный,
Чтоб доказать, что любишь ты меня.

Я плакала семь суток, ничуть не просыхая,
Всё вспоминая те глаза. Ведь мог ты помереть,
Сбит пулею скабрезной. А может девушка лихая
Тебя манит, прося спиртовкой разогреть.

Страдала я, пошли восьмые сутки. Тебя всё нет,
И нет, и нет. Сквозь слёзы я смеялась, хоть и не было тут шутки.
Я не кормилась, здесь все похоже на дёрнутый скелет.
Деревня наша – опустошённая темница, где помутились все рассудки.

Вот год прошёл, за ним второй. И слёзы с сердцем – всё засохло.
Пошла двухтысячная бандероль, всё на фронт любым путём.
Бывала я слепой чертовка, бывало, из-за мин всё глохло,
Но отражения своё с презрением я вижу в здание святом.

Я потеряла счёт молитвам, святой воды литраж и тонн тоски.
И жду тебя, не знаю для чего же. А может только ожиданием жива?
Я услыхала стон слабеющей лошадки и бас гласов мужских.
Я вышла. Вижу мой гигант. Побитый. Отягощает кузова.

Он подошёл ко мне, мрачно улыбаясь,
А я заплакать не могла.
Но вдруг, он праведно снижаясь,
Обнял меня, друзья его стучали в шомпола.

И так стояли мы минуту, а может день, а может год,
Убитые, поломанные, конченые люди,
Прожившие друг с другом миллион невзгод...
Мы, потерявшие свою, вершители последующих судеб,
Размазанный по стенке чудовищный народ....