Вольфрамовые сны

От дощатого забора
через сумерки двора
танцовщица Айседора
возвращалась в номера.

Шла она, сжимая ключик,
пробивая каблучком,
зацепивши свет колючий
фонаря за ближний дом.

Лимузины в тараканьем
беге могут не успеть
замутить в ночном стакане
стекленеющую смерть.

Возле речки баню топят.
К проруби бегут следы.
Злые жаберные вопли
ловят чёрные коты.

Дворник снег свалил в сугробы.
Инеем, синея в ночь,
провода повисли, чтобы
электричеству помочь.

Шарф случись чуть-чуть короче,
было бы не так темно.
Сыпь поэт, не ровный почерк,
пей дешёвое вино!

От бессонницы шатаясь,
сторож вышел, закурил.
Плачет суши часть шестая,
плещет Невка у перил.

Это, ведь, не заграница.
Под декабрьскую метель
хорошо опохмелиться
возвращаясь в «Гранд-отель».

Узнаваем по привычкам,
невысокий в высоте
он зажжёт в парадном спичку.
Рядом многие не те.

Дверью щёлкнет, лампу включит,
что под жёлтым колпаком,
бросит шубу с шапкой в кучу,
помолиться б… да о ком.

Карандаш найдёт бумагу.
Начиная с запятых,
когда выветрится брага,
раскрошится акростих.

Лопнет лампочка в торшере.
Из-за левого плеча
в лунный свет да к высшей мере
к чёрту в двери, хохоча!

Не вернуть былую веру.
От себя не убежать!
Возвратившийся к торшеру
он присядет на кровать.

Трижды сплюнет суеверный,
крикнет в угол: «Чтоб ты сдох!»,
наречёт хозяйку стервой,
зацепившись за порог.

Дальше легче. Жёлтой рамой
крестит дом глазища луж.
Мимо бани, мимо храма,
мимо нищих и кликуш.

Вдоль дощатого забора,
сжав раздавленный кадык,
оставляя спящим город,
побредёт седой старик.