В голубизне зеленых глаз

В голубизне зелёных глаз
Я вдруг увидел море, небо, горы
И тьму, упавшую на нас,
И одинокий тихий город.

И он стоял, укутанный во тьму,
Под куполом ночного неба.
И я заплакал, вспомнив старину
И те места, в которых вовсе не был.

"Иди, – она сказала, – буду ждать".
И спрятала глаза свои от солнца.
А я уже не видел ничего,
Молясь, что выход, может быть, найдётся.

Шагами мерил непонятную мне твердь,
Звенели под ботинками осколки,
Пусть холод, дождь - я буду всё терпеть:
Глаза её уж слишком были колки.

Меня развеяло, растаял я, пропал.
Что это - лабиринт, а может, бездна?
"Быть может, умер?" – сам себе сказал.
Чего же так судьба ко мне каверзна?

Пусть даже умер я, и это лишь мой дух,
Что обречен на вечное скитанье,
Но почему ж земля ему не пух?
Иль то Небес великое желанье?

Пусть так, чего терять? Сознанье отпущу.
Ведь то не будет значить, что я сдался?
Я так ее любил, я и сейчас люблю.
Точнее, любит дух, что от меня остался.

Но что же я, как сумасшедший, обреченный?
Я громко закричу – и вдруг я жив?
Под ноги валится камней мне тьма точеных,
Я это чувствую, но я не слышу их.

Их стук, свой крик и шаг.
Нет, я не слышу!
Лишь боль в груди и звон в ушах.
Постойте! Кажется, я вижу!

Меня не слепит пресловутый белый свет,
И то не ангел с неба опустился.
Передо мною я, и я кричу: "Привет!
Чего-то долго ты, и я уж разозлился.

Я сомневался, вдруг ты не придёшь,
И вдруг она очки свои не снимет.
Иди под кров, ты видишь: будет дождь,
Иди, иль забытьё тебя обнимет."

Но я стою.

"Чего же ты? Ведь мой ты слышишь голос!" -
Я сам себе машу издалека.
Перед глазами чередою белых полос
В ущелии скалы вдруг разливает река.

А голос уж туманнее и тише.
Тот силуэт не я, и не кричу себе.
Я отпускаю всё, с улыбкою смиренной
Я растворяюсь в зыбкой пустоте.

Пусть забытьё – оно меня ни капли не пугает.
Без грусти я подумал о тебе.
И вдруг меня из ниоткуда вырывают
Удары санитаров по руке.

"Очнись!" – открыл глаза.

"Вот и пришел, а я ждала, как обещала.
Что видел? Ты расскажешь мне?"
Но молча я нырнул под одеяло.
"Сними очки – тогда я покажусь тебе."

Она смеется: "Что, дружок, боишься?"
"Да – за тебя, не за себя." – "Чего же мне?"
И вдруг моя улыбка засияла,
И месть и зло затеплились во мгле.

"Ну вот, - сказал, сверкнув позеленевшими глазами. –
Теперь и твой черёд. Иди, я подожду."
Она взглянула, не подумав, ниц упала
И погрузилась в мрак и тишину.

Я встал, оделся, вышел из палаты.
Вернулся: снять очки с лица её.
Она губами прошептала мне: "Куда ты?"
"Я – в мир живых иду, а ты – в забытиё."