Кувырок Луны - роман, глава 2

          Книга вышла в свет 10.06.2016 г.
          Тюняев А.А. Кувырок Луны. Roll the moon. Подсматривая в прошлое… / А.А. Тюняев. – М.: Белые альвы. – 576 с. ISBN 978-5-91464-157-0

          Документально-фантастический роман-эпопея.

Содержание:
     Пролог. Градиент A <<< http://www.stihi.ru/2015/01/07/1352
     Часть I. Дивергенция
        Глава 1. Посев
          Гнилое зерно
          Спорынья
        Глава 2. Золотые поля <<< http://www.stihi.ru/2015/01/08/1051
          Олигарх и Лена
          Ивановы алмазы
          Урановое Ура!
        Глава 3. Стальной оратай <<< http://www.stihi.ru/2015/02/03/186
          Дружба Хисса
          Ненависть Маккарти
        Глава 4. Каинада <<< http://www.stihi.ru/2015/06/20/777
          НЛОизация Эйзенхауэра
          Ядовитая Роза
          НЛО – в массы!
          Соглядатаи
          Инопланетарий <<< http://www.stihi.ru/2015/06/26/8373
          Советский рост
          Второй кусок Эйзенхауэра
          Советская Луна <<< http://www.stihi.ru/2015/08/29/6210


Глава 2. Золотые поля

Эпиграф:
          «Народу кажется, что он свободен в революциях, это – страшный самообман.
          Революция случается с человеком, как случается болезнь, несчастье,
          стихийное бедствие, пожар или наводнение», – Николай Александрович Бердяев

          «Я принёс всё своё состояние в жертву революционной борьбе.
          Я не сожалею об этом», – Карл Маркс

          «Интернационал распорядился, чтобы еврейская революция началась в России»,
          – Фёдор Михайлович Достоевский

          «Терроризм исчезнет тогда, когда исчезнет мысль действовать революционным
          путём», – Лев Александрович Тихомиров

Олигарх и Лена

Эпиграф:
          «Нет на свете ни пролетарского, ни даже коммунистического движения,
          которое бы не действовало в интересах денег», – Освальд Шпенглер, немецкий философ

В 1924 году, после окончания Петроградского кооперативного техникума, ставши уже чуть ли ни совсем полновесным учёным, Алексей Косыгин прибыл в Новосибирск.
Это было его первое большое задание. Здесь Косыгин намеривался проявить себя в качестве инструктора Новосибирского областного союза потребительской кооперации. Эта ступенька капитализма в объятой коммунистическим пламенем стране должна была правильно закалить его пока ещё податливое юношеское сердце.
Затем – Тюмень и городской отдел Обьпотребкооперации. Потом – с 1926 по 1928 годы – членство в правлении. Время агента всегда стоило дорого. Не годы, а месяцы отводили кукловоды на продвижение Алексея по служебной лестнице. Косыгин даже не старался запоминать своих сослуживцев по именам – знал, что не сегодня, так завтра он о них больше не вспомнит.
Пошагав по коридорам, Косыгин, наконец, причалил на ключевую должность – он стал заведующим организаторским отделом Ленского союза потребительской кооперации в городе Киренск (1).
Квалифицированная помощь тем и важна, что она всегда знает, что делает. Наряду с кооперативной линией карьеры в коммунистическом государстве нужно было отрабатывать и партийную барщину, поэтому здесь же, в Киренске, в 1927 году Алексей Косыгин стал членом ВКП(б) (2).
С такими «подковами» – должностью и членством – Косыгин уже в 1928 году стал незаменимым большевиком. Те же силы вернули его в Новосибирск и поставили на весьма высокую по тем меркам должность – заведующего плановым отделом Сибирского краевого союза потребкооперации.
Но ещё в 1925 году, с помощью «руки запада» и под прикрытием всей этой череды сменных должностей в советской карьерной и партийной лестницах, Косыгин незаметно для революционных масс успел сделать главное дело всей своей жизни. Он стал долларовым миллионером, организовав советско-британское предприятие «Лена Голдфилдс» (3) – «Золотые поля Лены».
А на обычных полях молодой Страны Советов кипели другие страсти. Крестьяне, опрометчиво поверившие солдатам Мордехая (4), доверчиво объединялись в колхозы, товарищества по совместной обработке земли, артели и коммуны.
А советское правительство на этом этапе вероломно заигрывало с будущими жертвами, демонстративно предоставляло им разнообразные льготы. Трудовой народ оказался незаметно зажат в классовые тиски библейского налогообложения: с крепкого хозяина брали 172 рубля налогов, а с простого единоличника – всего 18 рублей. Затем и вовсе треть бедняцких хозяйств от налогов освободили.
И под этот шумок так великодушно упавших от кровожадного бога льгот сельские работники даже думать не думали об истинных «героях» революции.
Зато последние, не мешкая и не задумываясь о хлебе насущном, ожесточённо вспахивали иудейским супрематизмом Чёрного квадрата мусульманский запрет на изображение того самого бога – демонстративно противопоставляя Чёрный камень исламского ада Белому камню Алатырю исконно Русской земли.
* * *
Тщедушный американец по имени Гарольд Уор, волей всё тех же кочевых судеб оказавшийся в эти самые годы в молодом советском государстве, тоже не устоял перед соблазном попользоваться Русской землёй.
Со свойственной ему американской беспринципностью и умением весьма скользкими методами осуществлять конкуренцию, он быстро вывел свой собственный колхоз на образцовый уровень.
Поэтому заглянувший как-то ненароком во владения Гарольда серьёзный человек из соответствующих органов сильно озаботился дальнейшей судьбой Уора. Он не стал давать ему обещанных льгот, а вместо этого провёл с ним просветительскую беседу.
Уору «светило» либо вскорости оказаться невдалеке, но у стенки, либо вдалеке, но живым. Гарольд понял всё и сразу. Конечно же, он выбрал второй вариант. Но его интересовали условия.
– Вернётесь в Штаты, – утолил его жажду знаний серьёзный человек. – И будете заниматься наукой и преподавательством. Рассказывать американским друзьям о ваших симпатиях к советскому народу.
Серьёзный человек некоторое время раздумывал над тем, добавить ли что ещё к этому объяснению, или и так уже сказанного достаточно. А его пальцы, тем временем, нервно царапали кобуру, настойчиво требуя себе свободный доступ к спусковому крючку.
– Ведь это так? – закончил объяснения серьёзный человек.
– Так, – кивнул Гарольд, вытирая капельки пота, выступившие от мысленной борьбы с беспокойными пальцами пришельца.
Заметив, что Гарольд нервничает, серьёзный человек встал и подошёл к нему вплотную. Затем он взял теми самыми нервными пальцами носовой платок Уора, демонстративно заботливо два раза промокнул бедолаге лоб и к этому добавил:
– А мы со своей стороны будем способствовать вашему продвижению по служебной лестнице и временами знакомить вас с нужными нам людьми.
В те трудные периоды лихолетий для выживания главными подчас становились три фактора. Первый – небольшой, но твёрдо сколоченный колхозными средствами капитал. Второй – пусть и удалённая, но очень важная помощь «большого брата». Третье – умение быть своевременно предупреждённым.
Всем этим Уор сейчас располагал. И он с лёгким сердцем и очень вовремя покинул СССР, где картавый махинатор продолжал демонстрировать своё мастерство. Он умел не только скрывать свою личину за всевозможными театральными париками и масками, но и свои финансовые интересы скрывал чрезвычайно умело.
В своё время, делая в камере заключения мифологические чернильницы из недоеденного хлеба, Ленин понял истинную силу слова, написанного молоком.
Слово – золото, а золото – слово. Эту рокировку он срисовал с Ротшильда, уступившего другому иудейскому клану – клану Рокфеллеров – золотоносные нефтяные «письмена» в обмен за непритязательные и пока ещё никому «не нужные», но уже реально золотые «поля».
Едва Эсфирь в обличие гражданской войны зачехлила свою порядком притупившуюся косу, комбайны Ротшильдов уже выползли на сбор «урожая» этого драгоценного металла.
Антагонистическое советское правительство, излишне услужливо выполняя пункты утверждённого плана, 14 ноября 1925 года передало зарвавшемуся капиталисту в лице косыгинской английской компании «Лена Голдфилдс» концессию на разработку приисков!
Заказчики и финансисты революционного переворота, устроенного ими в Российской империи, получили официальное и вполне себе законное право на добычу золота – в течение тридцати лет.
Матёрый еврейский большевик Лейба Бронштейн (5) на фоне золотых полей Лены и аналогичных открывавшихся перед ним возможностей навсегда потерял интерес к коммунизму. Он умело и очень настойчиво курировал эту концессию.
Для молодой советской власти, раковой опухолью распространившейся по ранее здоровой Русской земле, смышлёный Лейба добился доли размером в семь процентов, а проклятым капиталистам виртуозно уступил с государственного барского плеча оставшиеся девяносто три процента. А также территорию от Якутии до восточных склонов Уральского хребта.
Мимоходом к тому же золоту «прилипли» серебро, медь, свинец, железо, а также целый комплекс горнодобывающих и металлургических предприятий: Ревдинский, Бисертский и Северский металлургические заводы, Дегтярское и Зюзельское месторождения меди, Ревдинские железные рудники, Егоршинские угольные копи.
Пока простые сельские труженики считали свои выгоды от льготного налогообложения, советская власть раздавала русские государственные волости.
На этом фоне постепенно выкристаллизовывался образ полоумного советского управдома Бунши-Корецкого и раздающего русские земли вора-авантюриста Жоржа Милославского, зафиксированный умелой рукой Михаила Булгакова в пьесе «Иван Васильевич».
Англичане, получившие от советского руководства свою «Кемьскую волость», подписали революционный контракт, ставший крупнейшим с момента большевистской революции. Он был составлен так, что даже после национализации предоставил компании «Лена Голдфилдс» колоссальные возможности для получения хорошей компенсации.
И Ротшильды это запомнили – концессия покрыла область около полутора миллиона акров полей золота, серебра, меди и свинца. Стоимость этого добра уже тогда была оценена в 150 миллионов долларов США. Это, естественно, были «старые» цены.
Но косыгинский контроль, незримо осуществляемый за ними, был уже вполне в духе двадцать первого века.
Лондонские и нью-йоркские банкиры в этой ситуации тоже не страдали бездействием. Они, словно огромные ненасытные пиявки, беспардонно качали русские ресурсы. Но не могли нажраться. И поэтому сверх тех девяноста трёх процентов сверхнагло они потребовали для себя ещё и государственные субсидии! А от уплаты налогов и сборов в пользу России привычно уклонились.
На этот раз революционное государство отреагировало жёстко – оно отрубило одно своё щупальце, помогавшее буржуазным пиявкам сосать революционную кровь. И 10 февраля 1929 года Лейба Давидович Бронштейн был выслан из СССР – специально для скорой встречи с карающим революционным ледорубом (6).
Затем чекисты без промедления взяли под свой контроль власть в компании «Лена Голдфилдс». В 1929 году они тайно организовали несколько забастовок рабочих приисков. За ними те же чекисты, но уже совершенно открыто и показательно, провели ряд обысков. И головы покатились с плеч, словно кочаны зрелой капусты, собираемые хозяином по первому морозцу.
Однако длинная рука Ротшильдов смогла уберечь своего засланного казачка.
– Алексей, вам надо уехать из города, – на коверканном русском произнёс «сосед по участку» на том самом «золотом поле».
– Уехать? – привычно барски психанул Косыгин. – Куда?
Алексей Николаевич был на взводе. Он сильно вжимался в стул или табурет и каждую секунду ждал стука в дверь. Воображение активно рисовало ещё не случившиеся сцены ареста, и в итоге почти каждую ночь его расстреливали или даже вешали. Во сне он беспомощно загребал землю убитым или дёргал ногами повешенным. Но просыпался живым, и в реальности пока всё обходилось.
– Мы вам скажем. Мы всё уже подготовили, – невозмутимо коверкал слова сосед. – Вы продолжите учёбу.
– Учёбу? – нервно удивился уже состоявшийся большой управленец и, главное, уже оформившийся долларовый миллионер. – Как это будет выглядеть? Да, и где учиться?
– Поедете в Петроград, – объяснил сосед. – Пять лет отучитесь в институте, а за это время мы решим спорные вопросы. В конце концов, получив образование, вы сможете достичь гораздо более значимых высот. С нашей помощью, конечно…
В декабре того же года детище Косыгина, лишённое концессии и революционной поддержки, свернуло свою преступную деятельность в России, а первый советский олигарх сел… за парту.
* * *
На этом фоне в США бывший удачливый советский колхозный деятель Гарольд Уор обнаружил в себе, помимо колхозного призвания, ещё и общественный организаторский талант. Он создал организацию коммунистов – государственных служащих. Её члены не афишировали своих истинных взглядов, но на людях они демонстративно поддерживали советскую модель социализма.
В тот год, когда Алексей Косыгин только поступал в спасшее его от ареста учебное заведение, Алджер Хисс окончил юридическую школу Гарварда и на почве того же коммунизма благополучно женился. Его супругой случайно стала убеждённая социалистка, которая тоже пользовалась услугами кукловодов.
Затем, снова случайно, Хисс устроился в Международную ассоциацию юристов. Здесь позиции коммунистов были главными, и они быстро превратились в карьерный трамплин. Крепко сколоченные ряды не задавали лишних вопросов и не проминались, когда нога Хисса ступала на их сплочённые головы, чтобы переместиться на ступеньку выше.
Поскольку карьера у Хисса складывалась удачно, то он закономерно оказался в аспирантуре, где его приняли в свой кружок новые товарищи – не очень набожные евреи Ли Прессман и Натан Уитт. По какой-то невероятной случайности они тоже оказались ещё и убеждёнными коммунистами из организации того же Уора.
Постепенно оформилась невидимая нить, которая, словно два противоположных заряда, связала советского Алексея Косыгина, мечтающего о США, и американского Алджера Хисса, мечтающего о СССР.
Вместо того чтобы просто поменяться местами, они вырыли тоннель измены и предательства – каждый в собственной Родине.
Потом, через много лет, они ползком встретятся на общей границе общественного презрения, упёршись друг в друга лбами и сверкая своим историкам не слишком чистыми задами.
А пока каждый из них легко карабкался вверх по служебной лестнице, умело подпихиваемый в тот самый зад мощной рукой заинтересованного кукловода.
Угостив Троцкого революционным томагавком, уже с 1930 года золото в Сибири стала добывать советская государственная компания.
Косыгинская капиталистическая ячейка захлебнулась собственным драгоценным потоком, который теперь тёк напрямую в бюджет СССР, а вчерашние олигархи глотали слюну, наблюдая за этим течением.
Сам Алексей Николаевич надёжно укрылся в Ленинграде. Эти болотистые земли всегда давали убежище всевозможным упырям. Они долго пропитывали их совесть болотными газами, не давая доступа свежему воздуху, а затем выпускали тех же самых упырей, но уже в заметно закалённом виде рубителей окон или поджигателей революций.
В 1930 году на такую реструктуризацию поступил в Ленинградский текстильный институт Алексей Косыгин. Он прилежно не высовывал своего носа из учебного заведения, считая проклятые моменты, оставшиеся до его окончания в 1935 году.
В том же 1935 году Иван Ефремов окончил Ленинградский горный институт.
А Хиссу повезло немногим больше. Получив образование в Университете Джонса Хопкинса и в юридической школе Гарвардского университета, он занял своё, уже не случайное, место в федеральном правительстве США.

Ивановы алмазы

Эпиграф:
          «Только знания представляют для человека ценность и больше ничего», – Иван Ефремов

В первой половине 30-х на просторы земель, некогда отданных Косыгиным английской золотодобывающей компании Ротшильдов, судьба привела удачливого геолога Ивана Ефремова. Во второй половине сезона 1934 года он возглавил работы Верхне-Чарской экспедиции Геологического института Академии наук СССР.
Экспедиция растянулась до января 1935 года. Учёные привычно мёрзли при минус сорок, занимаясь геологической съёмкой и попутным поиском полезных ископаемых. В том числе и нефтеносных структур.
Необходимыми советами по обнаружению нефти всегда мог помочь отец жены Ивана Антиповича академик Свитальский. Он удачно искал нефть в другой части СССР – на Украине.
По итогам экспедиции, преодолев маршрут общей протяжённостью в 2700 километров, её участники составили геологическую карту Олекмо-Чарского нагорья и западной части Алданы.
Ефремов с интересом выслушивал рассказы местных мужиков, в которых они подробно излагали приличные моменты классовой борьбы с английскими империалистами.
– Иван Антипыч, – немного обиженно возразил Ефремову мужичок лет сорока. – Я же точно знаю! Сам ходил!
– Я и не сомневаюсь, Николай, – ответил ему Ефремов таким тоном, что мужичок ещё больше обиделся.
Он несколько раз махнул в сторону костра и, борясь с самим собой, наконец, решился.
– Ладно, не хочешь верить – пускай, – начал он. – Но вот этот рассказ правдивый на все сто!
Что-то кольнуло Ивана Антиповича, он вдруг понял, что в этот раз местный житель говорит правду. Не меняя своей позы и не проявляя никаких внешних признаков заинтересованности, Ефремов приготовился запоминать все подробности этого рассказа. Сидевшие тут же, около костра, Мучинский и Ляпин только посмеивались, по-прежнему не проявляя внимания к рассказчику.
– Дело было году так в двадцать пятом, кажись. В наши края приехали англичане. Они давно здесь золото мыли. Но в этот раз с их стороны появился особенный человек! Барон! Они так сами его называли.
Николай остановился и несколько раз отмахнулся от надоедливого дыма. Тот, словно отреагировав на слово «золото», вдруг стал маститься к рассказчику ближе. Лез к нему в глаза, мешая увидеть, что и остальные слушатели в этот момент напряглись. Мучинский полностью превратился в слух. Он даже не стал давить комара, который, напившись его азиатской крови, в конце концов, лопнул сам – от обжорства. Ляпин удивлённо поднял только одну складку около рта, и его перекосило.
– Здесь в те времена орудовал один пронырливый гражданин, – продолжил Николай. – Он был начальником. Его из Петербурга прислали, или из Москвы – точно не знаю. Но это и не важно, главное, что он был здесь смотрителем что ли. В его ведениях находились наши земли – те, в которых веками золотишко сибирское пряталось. Долго с ним Барон лясы точил. Наверное, целую ночь. А наутро они собрались куда-то ехать. А меня взяли в помощники.
Как только Николай произнёс последнее слово, слушатели поняли, что это реальный рассказ и к нему надо отнестись с полным доверием.
– Ехать нам надо было недалеко, к соседям, – Николай стал рассказывать дальше. – К обеду добрались. А там Барон встретился с каким-то стариком, который его уже ждал. О чём они говорили, я не знаю. Но, когда мы уезжали обратно, Барон был очень доволен и всё время повторял: «Мистер Косыгин! Это настоящая алмазная труба. Если мы до неё доберёмся, то нам с вами и нашим потомкам – всем хватит!»
Николай снова махнул на дым, а Ефремов, поняв, о чём идёт речь, решил немного увести разговор в другую сторону, он не хотел, чтобы Мучинский и Ляпин тоже услышали подробности о сибирских алмазах:
– И что же ответил Косыгин?
– Он ответил: «Так точно, господин Раби!», – не почувствовав подвоха, произнёс Николай, а затем уточнил: – Раби – это он так называл англичанина. Я не знаю, что это – имя или прозвище. Другие называли его иначе.
Николай немного пожевал губами, словно сомневаясь, говорить следующие слова или нет, и всё-таки решился:
– Косыгин ещё брякнул о том, что он очень надеется, что переправленное в Англию его личное золото будет сохранено до его приезда туда.
– Какое золото у Косыгина? – не выдержал Ляпин.
– Какое? – переспросил Николай и разошёлся: – Нашенское! Он же здесь несколько лет грабил. Всё отнимал до последнего кусочка. Говорил, что, мол, хозяева из Англии дотошные очень – всё считают. А сам, гнида, свой карман набивал. Я знаю! Потому что сам видел!
Слушатели сидели, обалдев. Они понимали, что Николай не лжёт. Такое он бы не придумал.
– И что, он всё в Англию отправил? – сглотнул сухую слюну Мучинский.
– Нет. Не всё, – ответил Николай. – Он и себе немного припрятал.
– А ты откуда знаешь? – удивился Ляпин.
– Так, я сам ему и помогал мешки до пещеры довезти, – объяснил Николай с таким видом, что, мол, это и так должно быть ясно.
– Да тут пещер в округе подходящих нет! – усмехнулся Ляпин, провоцируя рассказчика на подробности.
– Есть одна, – махнул рукой Николай куда-то справа от себя. – До неё не особо далеко. Там несколько мешков мы и закопали. В камнях…
– Так, товарищи, отбой! Ложитесь спать, а то утром рано вставать, – скомандовал Ефремов Мучинскому и Ляпину, и, когда они нехотя удалились, обратился к Николаю: – Интересный твой рассказ. А ты знаешь, что я писатель?
– Нет, – удивился Николай.
– Да. Вот так, – покрасовался Иван Антипович. – Я решил написать рассказ о тебе. Ты же не будешь против хорошего рассказа? А я пишу хорошо! В журнале о себе потом прочтёшь! И, может, этот рассказ о тебе в самой «Правде» напечатают. А что? О крепком сибирском мужике, который прошёл все местные тропы, который медведей ломал… – как о таком герое не напечатать!
Николай расправил плечи. Он приготовился точно так же, как это обычно делают для фотографирования: причесал волосы рукой, поправил ворот одежды, одёрнул её, обтёр лицо от разных мошек и приставшего пепла.
– Пиши! – решительно заявил Николай.
– Тогда помогай! – согласился Иван Антонович. – Написать рассказ – это ведь не фотографию щёлкнуть. Фото – это секунда, а рассказ или повесть времени требуют. Так что придётся тебе набраться терпения и помочь мне всё записать, а потом я обработаю текст, как это принято у литераторов, согласую с тобой и опубликую в газете – на всю страну!
При последних словах Ефремов специально сделал такой накал, как будто эпопея с публикацией этого рассказа уже запущена, одобрена на самом «верху» и, несомненно, вызовет мировой интерес. Николай, ухваченный этой волной, лишь молча согласно кивал.
Ефремов достал бумагу и карандаш и принялся фиксировать.
– Надо идти в вершину Хорпичекана, в центр Амнунначи, – стал диктовать Николай. – Нужно идти шесть или семь дней. На северо-восток. Там будет ельник. Вокруг болота. А чуть поодаль стоит гребёнка сухих лиственниц. Потом повернёте налево, к Мойеро…
Они ещё долго беседовали, уточняя географические реалии и записывая приметы. Затем ушли спать.
Утром Ивана Антоновича разбудил крик:
– Николка убился!
Ефремов подошёл к трупу Николая и увидел страшную картину. Видимо, в темноте Николай споткнулся и, падая, со всего маха наткнулся горлом на сухой острый сук, торчащий из пня.
– Поэтому ничего и не услышали, – произнёс кто-то из собравшихся.
Мучинский с Ляпиным стояли с противоположных сторон от трупа и свирепо, но бессильно, поблёскивали глазами в сторону Ивана Антиповича. А тот, в свою очередь, пристально вглядывался в их лица.
* * *
Сломав свои мозги супрематизмом Малевича, Адольф Шикльгрубер задумался над созданием собственного псевдонима. Как-то раз, случайно заглянув в ту самую синагогу, которую изредка посещала его мать, Адольф натолкнулся на впечатляющее взаимопонимание местного раввина.
Служитель религиозного заведения случайно располагал всеми личными делами своих прихожан. Он давно понял, что диагноз Адольфа очень устраивает не только местную общину, но и сам Центр. Опираясь на такие данные, пастырь смог убедить Адольфа в том, что тому предуготована уникальная миссия на Земле.
– Если это так, то мне потребуется звучное имя, – вспомнил, за чем пришёл, Адольф.
Раввин согласился с ним. Он понимал, что имя должно определять статус своего носителя, а все остальные, то есть стадо, должны сразу же понимать, кто перед ними. Эта ситуация уже внедрялась в общину, но первоначально была закреплена в Торе.
– В своё время «излишне» чернявенькому новому немцу мы придумали такое имя, – вспомнил раввин. – Его стали звать Гиммлер, что на нашем языке означает «Небеса».
– Красиво, – закивал головой Адольф. – И важно!
– Но это имя для третьего человека в нашем царстве, – уточнил раввин. – Как после алеф и бет третьим следует гимел (7).
– Я хочу быть первым! – уверенно сообщил Адольф.
– Нет, – неожиданно возразил раввин и, пока Адольф разгорался злобой, успел пояснить: – Ты должен быть не первым. Ты должен быть всём!
– Точно! – восхитился Адольф мудрости раввина. – Тогда какое имя мне подойдёт?
– Тебе подойдёт имя, обозначающее саму библию! Но «библия» – это не еврейское слово, а вавилонское. И, к тому же, уже сильно затасканное, – обескуражил раввин Адольфа. – Поэтому мы подобрали тебе такое же, но наше имя.
– Какое? – не удержался Адольф.
– Гитлер! – торжественно сообщил раввин.
Новоиспечённый Гитлер несколько раз повторил, привыкая к псевдониму, и, наконец, сообщил:
– Звучит!
Потом ещё несколько раз, смакуя, повторил и спросил:
– А что оно значит?
Раввин улыбнулся, снял очки, забывшись от нахлынувших на него чувств, протёр их грязным носовым платком, отчего они стали ещё непрозрачней, и сообщил:
– Это наш перевод слова «библия». «Гита» – это «священное писание» (8), а «лер» – это суффикс множественного числа. Получается, Гитлер – это Священная библия!
С тех пор Адольф Гитлер никогда не расставался со своим новым именем. Были предусмотрительно отредактированы биографии членов его семи. А раввин куда-то исчез вместе со своей крохотной синагогой.
Накачав себя столь высоким статусом, Гитлер стал захватывать власть, полагая, что это его действие теперь воистину священно. Другие посетители разнообразных синагог тоже понимали, что есть что и кто есть кто. Они дружно и незаметно кучковались близ великого ефрейтора, а в 1930-е – 1940-е годы и компания IBM (9) перешла на обслуживание правительства новоиспечённого библейского мессии.
Странным образом в европейском и американском обществах, где белое называть белым, а чёрное – чёрным может только расист, преступные связи IBM с фашистом Гитлером никого не взволновали. Проще ловить одиноких юнцов и сажать их за неосмотрительно брошенное правильное слово, чем гоняться за пособниками зверя, уничтожившего несколько десятков миллионов человек. Но такого понятного и родного Мордехая…
Расчётливые американцы, чтобы оправдать связи с Гитлером, вовремя вспомнили о трудных временах. Мол, годы-то какие! Великая депрессия! И многомиллионные доходы, полученные от связи с Гитлером, стали держать компанию IBM «на плаву» – откровенно намекая, что именно теперь представляет собой эта компания, раз она не тонет.
За счёт Гитлера и, несмотря на кризис, президент компании Томас Уотсон продолжал финансировать исследования и выплачивать зарплату американским рабочим.
Пока они ели жирные гамбургеры и приятно давились сладкими газами кока-колы, советские люди сами становились пищей для этого библейского зверя, и многие из них были задушены по-настоящему – отравляющими газами.
Но ничего не поделаешь: как и португальская синагога, осваивавшая в своё время Америку, они забыли взять с собой совесть. Хотя раввины и поясняют, что она потерялась не в Европе, а ещё раньше – в земле их исхода. Теперь никто не может найти ни ту землю, ни то, что в ней осталось специально забытым навсегда.
Выйти за счёт Гитлера из кризиса, а точнее говоря – заработать на нём, IBM смогла без проблем. А затем компания вышла и на новый уровень размера взяток. Уже с этого уровня она присосалась к крупным заказам правительства США. Это произошло в 1935 – 1936 годах.
А в годы Второй мировой войны компания IBM, потерявшая девственность при сношениях с Гитлером, пошла в традиционные военные проститутки. Она стала производить стрелковое оружие.
И здесь, вместо пластиковых членов, будущим «компьютерщикам» пришлось выпускать американский лёгкий военный самозарядный карабин времён Второй мировой войны М1 Carbine. Он поставлялся в войска с июля 1942 года. Конструктором этого орудия смерти стал один из прихожан очередной синагоги по имени Давид (Уильямс).
И другое изделие IBM было отнюдь не надувной куклой. Компания IBM выпускала автоматическую винтовку Браунинг (10). Хотя на заказ она могла легко превратиться в лёгкий ручной пулемёт. Конструктором и этой машины для убийства стал другой прихожанин синагоги – Джон Моисей Браунинг.
Продукция IBM рассылала людям отнюдь не компьютерные сообщения. Но это был первый спам (11) от IBM – фирма рассылала людям свинец и вместе с ним смерть.
* * *
Весть о загадочной смерти Николки быстро достигла берегов Туманного Альбиона. Рокфеллеры и Ротшильды по-разному восприняли информацию о том, что Ефремов теперь, возможно, знает их алмазные и нефтяные секреты, привязанные к Сибирским областям. Но единого решения по новоиспечённому держателю секретов так и не было выработано.
Кто-то спешил убрать внезапно появившегося на их пути геолога. Кто-то предлагал его завербовать, апеллируя к зажиточному прошлому Ивана Антиповича.
– Свитальский – ценный человек, – произнёс один из участников собрания. – Но, в принципе, он сделал для нас всё, что мы от него требовали. Он вывел Ефремова на прекрасный научный уровень и сам провёл успешные поиски нефти на Украине. К этой нефти мы ещё вернёмся. А Свитальского можно выводить из игры. Сообщите Ежову.
– Хорошо! – отозвался другой участник собрания. – А как вы предлагаете обойтись с его дочерью?
– А что с ней?
– Она же стала женой Ивана Ефремова.
– Она, конечно, хорошая еврейская девочка, но пусть Ежов найдёт способ убедить её отказаться от Ефремова. Не стоит допускать, чтобы наш человек оказался запачканным шпионскими скандалами. Ефремову дайте другую хорошую еврейскую девочку. У нас ведь много таких! И сделайте между ними небольшую паузу.
С остальными решениями спешить не стали – решили отправиться в Москву и там, на месте, всё разузнать. Для этой цели согласились использовать очередной, Семнадцатый геологический конгресс, на который можно было бы послать нужных делегатов и с их помощью провести все необходимые мероприятия.
* * *
С утра Ксения Свитальская тихо сказала мужу: «Прощай и забудь!» и захлопнула за собой дверь. Они проговорили всю ночь. Но никакого выхода из ситуации так и не нашли. У каждого была своя служба, и «уволиться» с неё не было никакой возможности.
Иван Антипович стоял и смотрел на закрытую дверь, а через неё постепенно уходил из памяти и образ любимой жены.
Записывая на упомянутом собрании со слов начальника приказ о смене жён, секретарь не смог решить, как правильно написать «небольшую» или «не большую», и было решено в этой смене не делать большой паузы.
Поэтому Иван Антонович простоял, прощаясь, совсем недолгое время, и дверь распахнулась снова. Без стука, но ещё не по-хозяйски. Вошла женщина тридцати четырёх лет с явно выступающим вперёд зубным отделом. От этого она казалась немного африканкой, хотя по происхождению была греческой еврейкой.
– Здравствуйте, Елена Дометьевна. Это вы…, – ответил двадцативосьмилетний Ефремов на приветствие Конжуковой, которую давно знал по научной работе.
А 27 июля 1937 года на подпись Сталину легла бумага с броским заголовком: «Спецсообщение Н. И. Ежова И. В. Сталину о ликвидации фашистской организации. № 58100».
Ежов сообщал, что силами ГУГБ НКВД (12) ликвидирована крупная фашистская террористическая организация. Она имела свои филиалы в Ленинграде, Западно-Сибирском крае и на Украине, а также фашистские группы в ряде городов СССР. Всего по этому делу было арестовано сто семьдесят человек.
Эта организация была связана с Гестапо и германскими консульствами в Ленинграде и Киеве и получала из Германии крупные денежные суммы, предназначенные на нужды контрреволюционной работы, осуществляемой на территории СССР.
Участники организации выполняли задания Гестапо по военному и экономическому шпионажу и вели вредительскую работу.
Следствием по делу было установлено, что украинский филиал фашистской организации возглавляет украинский академик Свитальский Николай Игнатьевич.
Ежов добавил, что считает необходимым арестовать названных преступников, и просил на их арест санкций. В этот же день на первом листе записки появилась рукописная пометка: «За предложение т. Ежова. И. Ст.»; «В. Молотов»; «К. Ворошилов»; «Л. Каганович».
И 29 июня 1937 года Свитальский был арестован.
Чуть больше чем через месяц, в августе 1937 года, в Москву на Семнадцатый Международный геологический конгресс съехались учёные из разных стран.
– Своё участие в конгрессе подтвердили сорок восемь делегатов: двадцать один американец, четыре немца, три австрийца, три англичанина, три южноафриканца, четырнадцать представителей Франции, Канады и других стран, – сообщил в начале собрания председательствующий. – Но вместе с заинтересованными лицами делегатов оказалось восемьдесят два человека!
В один из дней работы конгресса к Ефремову подошёл не знакомый ему американский учёный и задал несколько ничего не значащих вопросов о минералах. Затем, улучив момент, когда они остались в одиночестве, американец понизил голос и произнёс:
– Нашим английским друзьям очень жаль Николая.
Ефремов безмолвно молчал, ожидая, что скажет этот «учёный» дальше.
– Всегда надо помнить хороших людей, – словно объясняя свою скорбь по убитому Николке, продолжил американец. – Ведь ваш отец, Антип Харитонович, безусловно, был хорошим человеком. Раз уж он придерживался западной (13) религии и служил в лейб-гвардии Семёновском полку. Туда ведь брали очень крепких людей. А ваш дед, Харитон Ефремов! Многие помнят, как легко он поднимал лошадь, как перед иконой давал клятву не участвовать в кулачных боях и драках – чтобы случайно кого-нибудь не убить. Да, и вы, поди, не раз боролись с медведем, который у вас во дворе дома на Васильевском острове в Петербурге вместо собаки жил?
Ефремов молчал. Американец хорошо подготовился, да и только.
– Медведь! Символ России! А вы его на цепь…, – добавил американец, немного подумал и закончил свой светский монолог: – Иван Антипович! Мне поручено сообщить вам, что у вас есть ровно месяц на то, чтобы передать нам информацию, полученную от несчастного Николки. Если 14-го сентября мои заказчики её не получат, то ваш тесть будет расстрелян. Я думаю, вы знаете, где он сейчас.
Прощаясь с Ксенией, Иван решил, что этот клад он заберёт себе, во что бы то ни стало, и 15 сентября 1937 года Свитальского расстреляли.

Урановое Ура!

Через два дня после нападения Гитлеровской Германии на Советский Союз Алексей Николаевич Косыгин был назначен заместителем председателя Совета по эвакуации при СНК СССР (14).
Из-за необходимости сохранить интеллект нации, советская власть выдавала докторам наук бронь и отправляла их в глубокую эвакуацию. Косыгин самолично встречался с некоторыми из учёных, особенно с теми, кто находился в Москве, и которых нужно было по еврейской линии эвакуировать в Среднюю Азию.
– Здравствуйте, Алексей Николаевич, – протянул ему руку Ефремов, 33-летний, годный к строевой, но, как говорилось в его справке, «страдающий…» многочисленными болезнями палеонтолог. – Позвольте представиться. Иван Антонович Ефремов.
– Здравствуйте, Иван Антипович, – ответил Косыгин и заботливо пожал протянутую руку. – Эвакуируем вас в Алма-Ату. Такие люди, как вы, нам нужны.
– Спасибо, Алексей Николаевич, – ответил Ефремов, собирая свои эвакуационные документы. – Может, после войны удастся встретиться.
– Непременно, непременно, – в качестве привычной отговорки бросил в ответ Косыгин и, не спеша и явно предлагая собеседнику договорить, направился к выходу.
– У меня есть к вам одно предложение, – бросил ему вдогонку Ефремов. – В одной из экспедиций местный житель Николай рассказал мне забавную легенду о вершине Хорпичекана.
Косыгина обожгло, словно на него вылили ушат кипятка. Но матёрый разведчик и опытный аппаратчик даже не изменил темпа ходьбы. Он ничего не ответил и не обернулся. А просто вышел и закрыл за собой дверь.
* * *
Гонка вооружений, возникающая в каждую военную кампанию, всегда толкает воюющие стороны к максимально активному высвобождению интеллекта. Это как русский мороз – он заставляет не только придумывать шапки, шубы, валенки и варежки, но и системы приготовления горячей пищи и долгого хранения продуктов.
В спокойное время, как, например, в безморозной Африке или Австралии, люди не прибегают к экстренной помощи интеллекта и вместо одежды обходятся высушенными тыквами, модно напяленными на бодро торчащие пенисы.
Вторая мировая война подстегнула искусственный интеллект, мощно пнув его по несуществующей заднице. Появились такие системы вооружений, которые требовали специального мышления, интегрированного с этими системами.
Это были и ракеты, которым потребовался интеллект для вычисления траекторий и наведения на цель. Это стали и системы шифрования и дешифровки, которым потребовался интеллект, чтобы противоборствующие разведки, скрывающие друг от друга секретные сообщения, смогли лучше понять взаимно засекреченные тайны.
Пока СССР и Германия воевали, США не только сколачивали на этой трагедии свой смердящий трупами капитал. Американцы заметили, что оружию тоже требуется интеллект. И специалисты США принялись за удовлетворение этих новых потребностей вчерашнего обычного железа.
В итоге, в 1943 году началась история компьютеров IBM – был создан «Марк I» (15). Это был калькулятор, масса которого приятно удивляла своим значением, превышающим 4,5 тонны. Но «Марк I» не сбрасывали на неприятеля, чтобы он своим весом раздавил вражеское войско. «Марк I» – это был автоматический вычислитель, управляемый последовательностями. И это был первый американский программируемый компьютер.
Аппарат разработал и построил в 1941 году по контракту с IBM молодой гарвардский математик Говард Эйкен, а с ним в проекте участвовали ещё четыре инженера этой компании. Но в основе машины лежала идея англичанина Чарльза Бэббиджа.
Это был чистый искусственный разум, не особо связанный с телом железа. А у СССР и Германии в это же время все разработки возникали по большей степени, как дополнение к реально существующему изделию. Поэтому американский подход обеспечил фронт белоручкам, советский и германский – практикам.
* * *
Вернувшись поздней осенью 1943 года в составе штаба по реэвакуации в Москву, Иван Антипович без удивления узнал, что Алексея Николаевича Косыгина назначили на должность председателя СНК РСФСР (16). Это был высокий пост, и он позволял реализовать программу поиска алмазов, которая в последнее время никак не выходила из головы Ефремова.
Иван Антипович несколько раз попытался дотянуться до Косыгина. Но всё – безрезультатно.
«Ты должен навязать англичанам и американцам свои условия», – прозвучал внутренний голос; он не так давно появился в сознании учёного и очень сильно его волновал.
Сначала Иван Антипович думал, что его постигла какая-то семейная (17) болезнь. Но со временем он научился понимать своё второе я, а оно активно помогало ему в писательском деле. Там, где вчера фантазии внешнего Ефремова буксовали, сегодня его внутренний голос болтал без умолка. Он методично и скрупулёзно описывал иные миры, внеземных существ и общества других планет, называл имена, передавал разговоры.
Одного только не мог понять Иван Антипович: однажды внутренний голос представился – «Меня зовут Хам». Но что это было такое?
* * *
В феврале 1944 года состоялись первые успешные тесты американского компьютера «Марк I». Разработчики стали готовиться к официальному запуску машины.
В сороковые годы двадцатого века компьютеры всё ещё не умещались в карман. Их владелец должен был выделить под столь необходимый прибор большую комнату, а то и несколько. В них можно было закрыться вдвоём с новым другом и считать, считать, считать…
С помощью грузовика компьютер «Марк I» становился мобильным. Таким способом его и перевезли в Гарвардский университет, а 7 августа 1944 года здесь состоялся формальный запуск нового чуда технической мысли.
– Компьютер оперирует 72 числами, состоящими из 23 десятичных разрядов, делая по 3 операции сложения или вычитания в секунду, – деловито вещал лектор, объясняя собравшимся выдающиеся параметры представленного детища. – Умножение выполняется в течение 6 секунд, деление требует 15,3 секунды, на операции вычисления логарифмов и выполнения тригонометрических функций требуется больше минуты.
– Да! Это безусловный прорыв в компьютерной тематике! – воскликнул наиболее впечатлительный корреспондент.
А тем временем Хисс следил за событием глазами профессионала. Он тщательно обдумывал, какие именно подробности сообщить в Москву. Старый шпион понимал, что фактически «Марк I» представлял собой усовершенствованный арифмометр. Да, конечно, он мог заменить труд примерно двадцати операторов с обычными ручными устройствами. Но в Советском Союзе это могло быть не признано в качестве технического достижения.
А вот что действительно было интересным, так это то, что из-за наличия возможности программирования «Марк I» можно было назвать первым реально работавшим компьютером. Что это точно значило, пока никто не понимал, но вся логика события упрямо подсказывала, что это хорошо.
Ещё одна важная особенность аппарата состояла в том, что американцы не побоялись заимствовать нужные компоненты схемы и различных технических решений у гитлеровцев. Поэтому от компьютера реально воняло – смердящими концлагерями и протухшей ваксой офицерских сапог Вермахта.
Конечно, стоило безусловного внимания то, что «Марк I» последовательно считывал и выполнял инструкции с перфорированной бумажной ленты. Правда, каждая программа представляла собой довольно внушительный рулон ленточной бумаги.
– Позвольте спросить! – подала голос какая-то женщина-физик. – Как на вашей машине организуются циклы?
– Спасибо за интересный вопрос! – неожиданно для всех отреагировал докладчик на откровенную женскую белиберду, к тому же вызвавшую странные смешки в зале. – Циклы организуются за счёт замыкания начала и конца считываемой ленты. То есть в прямом смысле за счёт создания петель.
При слове «петель» Хисс вздрогнул так, как будто его ущипнули. Он осторожно осмотрелся вокруг – никто не обратил на него никакого внимания. С тех пор, как Хисс стал шпионом, слова «виселица», «казнь», «эшафот», «петля» и некоторые другие стали больно задевать его обнажённые нервы.
«И всё-таки главным отличием компьютера «Марк I» является то, – размышлял Хисс, немного справившись со своими фобиями. – Что он является полностью автоматической вычислительной машиной. Он не требует никакого вмешательства человека в рабочий процесс! Вот это по-настоящему важно!»
Основная часть доклада подошла к концу. Дальше по плану следовала церемония передачи машины. Церемонию проводил Говард Эйкен. Это был важный момент для последующего договорного процесса, но Говард решил воспользоваться ситуацией и чисто капиталистически «кинул» родную компанию IBM:
– Я передаю своё детище, – заявил Эйкен. – Гарвардскому университету. Господа, принимайте машину «Марк I»!
– Возмутительно! – покраснела Сьюзен. – Эйкен вообще не упомянул о роли IBM в создании машины! Вы слышали? Слышали?
Томас Уотсон, конечно, слышал. И он был крайне разозлён.
– Сьюзен! – злобно прошипел он, не снимая с лица приветливой американской улыбки. – Чтобы прямо с этой секунды! Слышите, с этой самой секунды ноги этого мерзавца в компании не было! И сделайте так, чтобы он вообще забыл дорогу в IBM! Обрезать ему всё! И даже если он потом припрётся просить прощения на костылях, забить ему пропуск…
– Я всё поняла, Томас! – деловито ответила девушка и вышла из демонстрационного зала.
* * *
Прибывшие в Москву с Хиссом американские друзья нашли возможность встретиться с Ефремовым, но всё ограничилось передачей конфет и порнографических журналов. Посланцы не привезли от англичан никаких внятных инструкций к действию.
Однако ситуация требовала принятия быстрого решения. После того как начались работы по созданию ядерного оружия, на первое место среди стратегических полезных ископаемых выдвинулись урановые руды. А их Иван Ефремов искал наиболее обстоятельно во всех своих экспедициях. Ещё в 1940 году по инициативе президиума Академии наук была создана специальная Урановая комиссия. Академик Александр Евгеньевич Ферсман возглавил в ней сырьевую «урановую бригаду».
Здесь уже мелочиться было нельзя. Иван Антипович понял, что ему не удастся сейчас выторговать ситуацию с алмазами. Но ситуация с ураном сама шла ему в руки. Осталось только дать знать об этом своим английским или американским друзьям. И те, и другие не поскупятся.
Перебирая варианты возможной отправки сообщения, Ефремов с ужасом обнаружил, что нет ни одного надёжного. А перехват сообщения означал для него неминуемый расстрел.
– Иван, твои рассказы читают в СССР и в других странах. Хочешь, я передам по нашей женской линии восхищение твоими книгами? – посоветовала супруга.
– И? – ещё не понял Иван Антипович.
– И твои книги прочитают от корки до корки во всех наших общинах, или в тех, в которых будет нужно, – пояснила Елена Дометьевна.
Иван Антипович стоял в полном замешательстве: либо жена знает о его связи с разведками, либо она просто попала пальцем в небо, предлагая свои женские варианты помощи.
– Спасибо, Леночка, – ответил Иван Антипович и ушёл в кабинет.
Там он отбросил мысли по поводу подозрений, и полностью погрузился в обработку многочисленных записей и черновиков и написание нужного рассказа.
Через некоторое время «Алмазная труба» увидела свет там, где это было нужно общине. Но и компетентные органы СССР сразу отреагировали: через открытую печать писатель выдал государственную тайну.

Примечания:
1. Ныне Иркутская область.
2. Всесоюзная коммунистическая партия (большевиков).
3. Lena Goldfields Co., Ltd.
4. Антигерой книги «Эсфирь».
5. Троцкий.
6. Ликвидация бывшего большевистского деятеля Льва Давидовича Троцкого 20 августа 1940 года Рамоном Меркадером, который нанёс Троцкому удар ледорубом; лезвие вошло на семь сантиметров в затылок.
7. Гиммлер – «небеса» от «гим-» – «небо» и «-лер» – суффикс множественного числа.
8. Точнее – «сказка», а Гитлер – «сказочник». То, что и в индийском варианте обозначает слово «гата».
9. International Business Machines.
10. Browning Automatic Rifle.
11. Компьютерный термин, означающий несанкционированную рассылку.
12. Главное Управление Государственной Безопасности Народного комиссариата внутренних дел.
13. Старовер. Форма католичества.
14. Совет народных комиссаров.
15. Aiken-IBM Automatic Sequence Controlled Calculator Mark I.
16. СНК РСФСР – Совет Народных Комиссаров Российской Советской Федеративной Социалистической Республики.
17. Наследственная генетическая болезнь из разряда тех, которые названы именами открывших их исследователей.

Содержание:
     Пролог. Градиент A <<< http://www.stihi.ru/2015/01/07/1352
     Часть I. Дивергенция
        Глава 1. Посев
          Гнилое зерно
          Спорынья
        Глава 2. Золотые поля <<< http://www.stihi.ru/2015/01/08/1051
          Олигарх и Лена
          Ивановы алмазы
          Урановое Ура!
        Глава 3. Стальной оратай <<< http://www.stihi.ru/2015/02/03/186
          Дружба Хисса
          Ненависть Маккарти
        Глава 4. Каинада <<< http://www.stihi.ru/2015/06/20/777
          НЛОизация Эйзенхауэра
          Ядовитая Роза
          НЛО – в массы!
          Соглядатаи
          Инопланетарий <<< http://www.stihi.ru/2015/06/26/8373
          Советский рост
          Второй кусок Эйзенхауэра
          Советская Луна <<< http://www.stihi.ru/2015/08/29/6210