Весенняя утопия. Повесть

      На Разломово было две дороги: одна бетонная - в рёве и копоти проносившихся камазов, рейсовых автобусов, разномастных "легковушек"; другая, и не дорога вовсе, а так - почти сплошь заросшая молодым прутняком, просека-тропка в глуби заповедно-девственного березняка, где и человека-то не всегда встретишь...Ну, уж, гражданского-то - никак не увидать: издавна повелось считать места эти - гиблыми, варначьими. Отчего, да почему - даже деды с бабками толково изъяснить не могли, однако ж, не хаживали здесь местные - ни стар, ни млад...Ни по ягоды, ни по грибы...И лесу не рубили.
      Другое дело - люди казённые, те, что просеку и сработали - солдатики, там, или арестанты какие! В разное время снесённые монаршими пинками с родимых мест, свозились они из самых отдалённых уголков империи во глубину московских руд, дабы обустраивать тамошние подземелья. Окружив столицу своими потными немытыми телами, эти человеки, в жутко изгаженных бушлатах, не верили ни в Бога, ни в чёрта, и единственно гиблыми почитали те места, где гибли сами.
      Под многометровой толщей земли, при чахлом свечении слабосильных электроламп, неделями не вылезая на свет Божий, они не строили, а, истинно - ваяли, шлифуя и подгоняя каждую стеновую деталь до миллиметра, ювелирно заделывая швы - где сваркой, где бетоном, а где, и какими-то ядовитыми шпатлёвками, от вони которых в подземельях было не продохнуть.
      Сталь и бетон, кирпич и булыжник, пластик и керамику, дерево и асфальт, гранит и мрамор - любой материал, кроме золота и алмазов, непонятно зачем, кропотливо вживляли в мрачную тьмуподневольные солдатские руки...И находились в мастеровом ихплемени отдельные "спецы", которым была отвратна эдакая "служба" - и слали они прошения на высочайшие имена о переводе их добровольцами в Афганистан, и отвечали им отказом...
      Особо удачливые вырывались, хотя бы на полгода, в сержантские "учебки" или на годичные курсы "прапоров".А те, кому не повезло, заглатывали в себя промеж службы, и на службе, всевозможные дурманы: суточную брагу, одеколон, "композит", крестьянский и пролетарский самогон, общегражданскую покупную водку...Когда ничего не выгорало - покуривали и анашу, а совсем уж отчаявшиеся, заводили бодяжную взвесь на воде из зубных паст, которая, при терпеливом поглощении, давала-таки некоторый балдёж - если, конечно, не обрыгаешься раньше времени...
       Большинство, сюда попавших, были далеки от идеала: либо, не в ладах с законом, либо, в несогласии с собственным здоровьем, сплошь и рядом - всеядные физические инвалиды и разнокалиберные моральные уроды, не прошедшие узкоячеистое сито строевого отбора. В чужой земле, в рядах стройбата скрещивались пёстрые их жизни, высекая опальные искры, и в среде бандитствующих диабетчиков пламенела особая каста абсолютных сорвиголов, не признающих ничего святого в дьявольской их службе. Из такого рода бунтарей и была сформирована под Разломово особая зона(не тюрьма - Боже упаси! И не дисбат - свят!свят! Это - в перестройку-то, под боком у столицы?! Ни-ни...).Название она имела очень даже пасторальное, умильно ласкающее взор и слух: "База ремонта вертолётов"...Почему, к примеру, не "Пункт переработки вторсырья"? И надо ли оговариваться, что ничего там не ремонтировалось? Ну, разве что - разбойные души согнанных в подземелье солдат...
        Болотная пучина, с вмурованным в неё противоядерным бункером, вместила всех, принудив надолго отречься от тёплых казарм с постельным бельём, от чудноблагоухающих столовых с горячим варевом, от блаженно журчащих душевых с раздачей чистого исподнего и...собственно - от воздуха, солнца и воды! Как, впрочем, и от женщин...Да, чего тут! - общепринятая жизнь не так уж и бесценна: а ну, всей оравой, да с песней - под расстрел!
        Песня-то, была - дурацкая и одномоментная, как вспышка молнии в зимнем небе, когда по гулким переходам сгоняли всех вниз...Однако ж, "девять граммов" для каждого - растянулись на два года, выдавливаясь из скрюченного тюбика Смерти, издевательски-малыми дозами, к которым скорее привыкнешь, или сойдёшь с ума, нежели геройски погибнешь.
       Слепородное уравнивание всех перед всеми в болотном ковчеге было на руку неспешному безликому Рабству. Рано или поздно, проникало оно в самую стойкую душу - ибо, невидимо, и не требует отчаянной смелости в борьбе с собою...Да и, в конце концов,  - долг перед Родиной...присяга...то-сё...кому-то и строить тоже надо...каждому воевать - фронтов не хватит...Так - постепенно, незаметно, - всё вошло в нужную государству колею, оставаться в которой усердно помогали автоматчики в полосатых тельниках, переброшенные в болото из того, самого, Афгана, куда рвались многие из ныне охраняемых рабов...
       В стальном чреве бомбоубежища живучие двуногие твари огляделись, пообвыкли, обросли свойственными только им - разухабистым фольклором, буйными традициями, циничной философией, сводом варварских, и не очень, законов.В общем, в поведении своём - по сравнению с растениями и животными - остались они впоне неприличны, то есть, истинно - "хомосапиенсами".
         Мертворождённая природа болотного склепа выбрала из всех, возможных в мире, времён года, одну лишь зиму: студёный воздух подземелья инеисто переливался от витающих в нём паутинных волокон стекловаты.Триста шестьдесят пять дней в году она резуче затрамбовывала бронхи подземных рабов, и те харкали кровью, столь же, походя и привычно, сколь наверху - под солнцем всё остальное человечество почёсывало за ушами и ковыряло в носах...
        Каждый метр железобетонной громады был окроплён, хоть и не героическим, но, вполне стахановским, потом...И пусть - неправедной, но, оттого, уж совсем не лишней, кровью...Ну, да этим кого удивишь? Сие и на свободе давно вошло в обиход, наравне с очередями и лозунгами...Но, вот, матерный слог, в этой безжизненной утробе, обрёл беспредельное окрылие, даже и не снившееся догматическому Буревестнику.
       Великий русский мат озонирующе пронизывал затхло-угарные сумерки бомбоубежища, то - смоляным запахом сибирской тайги, то - полынным солнцем семипалатинской степи, то - нереально расцвечённым вихрем Бажовского Урала.
      От притока ядрёного свежеопаляющего речения взбудораженно метались под гиблыми сводами тени закосневших болотных духов.И сами подземные мастера - столь же эфемерные, несуществующие для всего вольного света, поневоле захваченные страстью естественного отбора, - судорожно творили свою душеспасительную культуру. И были в ней свои Пушкины и Мусоргские, Шаляпины и Бакунины, Аввакумы и Малевичи...
      Слова, наречённые, отчего-то, скверными, в вечной пресности однотонных ноче-дней, витамизированно вплёскивались в нутро захиревших двуногих, спасая их от духовной цинги - о, да! - зубов у многих не доставало, но - не зубастости!И ещё задолго до всяких там ядерных взрывов, как бы пробуя на крепость, потрясывало мастодонтский саркофаг добрым рублёным русским матом!
       Да, кабы, только русским, а то, ведь - и казахским, и узбекским, и "азеровским", и молдавским, и, даже, румынским(был, был один румын!).В раздрайную симфонию гармонично вмажоривался литовский, таджикский и, надо же! - болгарский мат (а, вот, болгар взяли под стражу аж девятнадцать душ, все - дети эмигрантов Второй Мировой)!
       В шикарный ковёр узорчатой хулы экзотично вплетались туркменские и татарские выкрутасы; ну,  и потомки Запорожской Сечи - хохлы, конечно, не отставали - как же, без долгочубого салокопчёного непочтения ко всем на свете "турецким султанам"?!
      Да, правда, был ещё один кореец(был один, был!), но тот не матерился...Ни по-корейски, ни(что крайне странно!)даже по-русски, хотя таким, безусловно, всемирным шедевром, как русский мат, в совершенстве владела вся интернациональная бункерная зона...
      Ну, что ж, Бог с ним - с матом этим...Слёзы, вот...Хоть, вроде,и не принято про них - да, ведь, были же!Не в мясорубке вражеских артобстрелов(о, если бы!), а в безысходности, дарованного Родиной, почётного плена.Злые и едкие - втайне друг от друга, истерично-дурнущие - на виду у всех...
     А плевки...а пинки(это - по бетону-то!)...а микроскопически выцарапанные проклятия на стальных плитах(кто и когда их прочитает-то?)...
     А фуражки, сапоги, портупеи пьяного офицерья, украденные вечно трезвыми, а потому злыми, солдатами, да и любовно вмурованные ими в пол циклопического бункера...
     А трупы(был один, был!)...Труп бомжа...Прошёл тот недотёпа(ещё будучи живым, конечно), неведомо, как, сквозь двойное оцепление и свалился с огромной высоты на дно бронированного склепа - у-у-эх! - в лепёшку!Ну, лепёшка - не каравай, бетоном быстро заровняли...По приказу, конечно...По при-ка-зу!
     Так, вот!Об этом...э-э...О просеке!Солдаты ходили...ходили БЫ там с большим удовольствием - да, хоть каждый день!Взад и вперёд.Одетые и голышом.По делу и без дела.Но...Доблестная охрана не забрасывала подземелье рекламными листками с призывом посетить близлежащий березняк, а за ним и местное Эльдорадо с живыми женщинами и домашними пирогами.Упущение сие наводило на мысль о всеобщей незаинтересованности стражников в туристических вояжах опекаемой ими рабочей силы...Утопичность, хотя бы, разового проскальзывания туда-обратно, была на лицо!А, уж, чтобы каждые сутки - вечером смыться, а утром нарисоваться - никакой тупейный художник не осмелился бы...Нужно было стать совсем сумасшедшим, дабы пойти на что-то подобное...И был один такой...был...Да - не румын, х-хе! - тот нормальный.Да, и не кореец - тот, ведь, даже и не матерился!Не-е-ет...Наш человек был...Один.


                Продолжение следует...