4 сказка2 продолжение

 

(4)сказка 2 (продолжение)
 
Я не ушёл мой друг-читатель
Оставить сказку я не смог,
Оставив действие я слёг.
Нет, не спешите с утешеньем,
Я ни при чём, душа в томлении
Сказитель-извратитель, может быть.
И сам не знаю, что за чем идёт,
Где и когда произойдёт.
Но, чур меня, храни создатель
Летят века, а время спит
- магический браслет горит
Он книгу судеб изменяет.
Там правит ложь, закон ушёл.
Был издан новый и изменный
Его писали много раз,
Но не об этом мой рассказ.

Оставив бедных две души
Без встреч в одну соединенных,
Лежать в «Безвременье прощённых»,
Безгрешных душ, нет их не много…
Да, так сложилась их судьба:
Безгрешен тот - кто не живёт,
Иллюзии пошли не в счёт
И мы давайте их забудем.

Войдём же в мир совсем иной.
В нём всё верх-дном переместилось:
Гудят гудки, снуют машины,
ТВ вещает чудеса:
На море буйствует цунами,
Смывая смертных
- смерть гуляет…
Здесь люди просто не живут.
Забота лица исказила
И вот средь них я вижу рыло,
Их много, как одно лицо.
Энергия сжимается в кулак:
И признаков полно,
Что катастрофа не избежна…
Но, я не чёрный чародей,
Мне не пристало удивляться
И беспристрастна роль моя.
Я вам навру и сам контакт теряю,
что делать, от того страдаю,
Игривой ласточкой влетает весть
Её ловлю сгорая в нетерпенье,
Пытаюсь не растратить по пути,
Но всё описывать не буду,
Ты друг-читатель «МЯ» прости.

У витязя, мне помнится зарок,
Который им же был нарушен,
Что делать магия черна
Личину и добра меняет,
А что последует не знаю,
Пойдём за витязем, ан нет,
Уже и времена другие
Наш витязь просто человек,
Что проклят он о том не знает,
Но жизнь его как снежный ком,
То весом жутким давит плечи,
То лёгкостью снежинки одаряя,
Бросает с высоты в пучину бытия.

Ну что ж, друзья приступим.

Его зовут в народе Рош
- инверсия из подсознанья.
Рош так себе:
Художник без признанья,
Поэт, немного волокита,
Но, впрочем, клятва им забыта,
И, просто ищется ему,
Что, сам не знает – почему.

Женился Рош довольно рано,
Но первенец ушёл оставив след,
Сработал здесь магический браслет.
Они глубокий оставляя след
Проклятия так просто не растает.
Тот след лишь им возможно изменить,
А это знанье – надо просто жить.
Что есть, того не изменить,
Что было слепок отражённый,
Но зеркало смеётся над людьми,
Устойчивы иллюзии одни
И засмотревшись в даль
Пропустишь миг удачи
Всё переменчиво и скоротечно – так живём

Есть красота и дыма труб смердящих
И смерть мы знаем не конец,
А новый сон, а он подобен смерти
Так смерть рождает новые слова
и новый разворот – душа одна,
дробится, вновь соединяясь,
но и достигнув новой полноты
окажется ещё ребёнком,
Что на качелях тихого двора
Качается давно - с утра…

***
Прекрасно юное создание
Небесный цвет её слегка раскосых глаз
И нежный рот с пушком как у котёнка
Едва заметен на губе.
Она с сознанием ребёнка
Уже отведала весь ужас
Старого двора, где пьяный дядя Боря
валяется с разбитым в кровь лицом
Его жена домохозяйка Вера
ногой добавила супругу своему
Шипит змеёй: «Подонок. Ты скотина.
Вставай козёл…»
Такая вот картина:
Да не поэзия, я тоже понимаю,
Но жизнь сложна для детского сознанья
Любовь - вдыхая перегар машин,
Отринув суету двора,
летает в небесах воображенья.
Уже готова первая строка
Теряется, находится
ритмический рисунок:
«Там чудеса,
Там леший бродит…»
Весёлый раздаётся смех:
«Ах, браво, ай да Пушкин»
Программы школьной
«Выученья» свет,
Благодарю за слог и за портрет.
Я оставляю, пусть смеётся.
Пусть радуется счастью своему,
Оно, весьма, ранимо.

А мы пройдём по городу,
Знакомясь с чудесами,
Знакомой нам до боли матушки Москвы.
В Москву забросил нас коварный случай,
Да и герои рядом, не искать,
А кто устал от рассуждений вводных фраз
Пусть просто отдыхают,
Я позову потом, когда и сам не знаю, но позову
Безвременье идёт, часы стучат…
Да ладно, будет, умолкаю.


«Москва, как много в этом звуке»…
Лежит собою, раздавив холмы,
А реки где водились и сомы,
На нефть похожи – грязные до жути.

Москва: плакатом красным словно кровь,
Смолой бетона - выпачкана напрочь,
Зализывает раны мостовых…
Да щи к столу давно не подают,
Но как была, похожая на лапоть.
Но были и другие времена,
О них готов поведать,
Но мы сворачиваем с темы
Москва в громаде мостовых и улиц
Лишь мизансцена,
нам надо поспешить
Жизнь как река её возможно замостить,
Но хлопоты с того прибудут,
То вырвется наружу,
то сольёт отходы в свято место,
Кто знает, тот поймёт, на что я намекаю,
Как сказано: «По святости елей»,
Но побежим: скорей, скорей.

Ну, кажется, успели и до драки,
Что скажешь: Рош, пусть нам большой приятель,
Но нрав его непостоянен больно,
То ввяжется в колону Спартака,
Помятый выйдет и побитый,
То в магазине очередь призрев
Уйдёт не взяв необходимого питанья…
Да тяжело, но все стоят,
такая выпала нам доля,
То за картошкой, то за водкой
То там по карточкам дают, то тут.
Вдруг «выкинут» табак - махорку по талонам.
Всего не перечислишь, жизнь сложна,
Коль не родит земля, соседи во врагах,
Зато во всю торгуем бомбомётом,
Оружием немного пострашней,
И прочей утварью войны
на Африканском континенте.

Наш парень в джинсах от «Швейпрома»,
В нательной майке для футбола
И с сигаретою в зубах,
он в детстве пристрастился,
ну что с оболтуса возьмёшь,
кино, театр все герои: то пьют,
То льнут к чужой жене,
а сигарету изо рта не выпускают.
Нет не в моральной стороне поступков,
всё правильно «живём пока живём».

- Здоровье нации и прочие домыслы,
Нас не касаются:
«Народ и партия едины»
А вымрем? Партии тогда не станет,
Что будем рисовать, Вождей не будет,
А положительный герой уйдёт со сцены.

Я лишь добавлю - скука ляжет на чело…

А впрочем я увлёкся …


- Раз выживем, то знать – прорвёмся…

Так рассуждал идя на встречу
С моим коллегой юный наш герой,
Ещё востребован и с пламенной душой,

Вот встретились они.
Глаза схлестнулись…
- какой вы право молодой,
Нас с вами не поймут,
Вы беспартийный судя по анкете,
Отец ваш из числа… замялся,
А допуск для работы с нами первый,
Мы сами понимаете «стараем» на войну,
Оплата выше, чем другие платят,
А специальность, кажется - фотограф,
Ах да, преподавали и работали в Москве.
Но все же если ли вас пропустят.
Закрытые, «шарашка» знаете, как Солженицын описал,
Конечно времена другие, но генеральный секретарь…
- Короче, я вам не подхожу,
Тады привет! – И, было развернулся.
- Постойте, я право и не знаю.
Мой совет не торопитесь.
- Почему же.
- Да всякое бывает.
- Мне ездить к вам бес пользы нет резона,
Да, на работу к вам меня послали…
А Вы пишите - не берёте,
Тогда пойду в бюро я снова,
А там, что будет то и будет…
- Ну ладно, мы берём, весьма условно.
- Нет, есть ещё условие моё.
- Какое?
- По сути, очень просто.
Работа есть – работаю не выходя,
Но нет работы, вы не обессудьте,
Сидеть без дела не любитель я,
Чаи гонять с утра и говорить о спорте,
Не мой конек…
- у нас режим, он для работников один.
- Да бросте. Есть сведенье другое у меня.
- Так вы идёте к нам?
- Извольте, когда мы с вами поняли друг друга.
- Да, с вами я согласен,
но поймите работать надо за троих,
- Прорвёмся…
Раш не боялся быть обузой
Ну что ж работа есть,
Оставим их двоих, они договорятся.

Так прозой наполняется наш быт
Условность языка и скудость оборотов,
Поверите, лишь вызывает рвоту
Корявость бытоверсии под словом жизнь.

Но ночь, что таинством покроет разум
Во сне блуждает по другому миру
И нужен лишь толчок, желание остаться
Пропорция разрушит бытие

Момент летим уже, того не понимая,
Что мании вослед наш разум замыкает
Причин и следствий правильный поток
Один момент и разум отступает.

Когда б не физика и прочие науки
Что словно цепи сковывают мысль
И образы зажатые ошибкой
причин и следствий нашего сужденья.

Но разум так ничтожен - понять возможное…
Доступно-ли ему?
Есть путь один под странным словом - опыт,
Но и тогда, в сомнении прибудет человек,
Лишь мысль свободу в нем приобретает,
Как и сомненья в здравости рассудка.
За ним, как старое ярмо быка, что шею трёт,
Но врят-ли кто меняет.
Пусть трёт сомнение и наш рассудок скромный
Разрезанный на малые сегменты представлений
Вибрирует в смущении своём,
Да, глупости полно, но опыт неизменен,
Когда бы мы могли учиться на ошибках
То и тогда ошибки совершали.

Мы двигались по кругу размышлений
А время не стоит и ночь настала…

В гробу хрустальном девица краса
В руках её кольцо, как символ чистоты
Сухой цветок шипастый, как причина…
И дуновенье ветерка, что с моря
Струёй в обитель скорби и печали
Вливает небо чары волшебства.

Но вот идёт суда в хламиде старца,
Выживший и в буре,
уставший, но уверенный волшебник.
Цепь магии, клюка, на шее амулет…
Одежд его сияние спокойно
Как перламутр разными цветами льёт:
То розовый оттенок, бирюзовый,
То красный весь, то вдруг изсинечёрный.
Как изумруд засветится, то резко заблестит
И режет глаз свеченье, как грань алмазная.
Печален голос, шёпот тих.
В руках его свеча горит
Спокойным пламенем пространство освещает.
А свет зачем? Ему не важен свет.
Глаза его блуждают и горечь старца безутешна.
О нет! – он восклицает.
Когда бы знать дитя моё,
Что чёрное коварство так жестоко,
А алчность в поколении возводится в квадрат.
Тогда бы применил я корень!
Что вычислять? Увы, не смог спасти - дитя в гробу.
О горе мне! Я стар не передать и искру,
А знание, о них я не забочусь, познает каждый
Коль душою чист.
Так вычисление движения светил лишь предвещают,
Выбирает жизнь: движение и цель -
Ошибки нет, я знал, но верил: светила
Пробегают круг - немногим отличается
и старое вполне подходит здесь.
Но я ошибся, снос на параллакс…
Ах центр, когда бы точка бытия
Звездою нам светила… Хаос!
Коварное структурное решение…
Дитя лежит!
Я обессилен.
Гроза, что налетела унесла с собой
Имущество, друзей, последователей..
Бога, в которого я верил, но теперь
Его коварство, равное измене…
Убийца! Допустив коварное злодейство,
Он выжег и последнюю надежду.
Отчаянье, тебя я заклинаю,
Лети, найди и надели могуществом моим,
Того, чья жизнь дороже жизни оказалась…
Так преднамеренно защиту выставляя,
Лишь ангел мог расстаться с жизнью.
И цепь я рву, пусть силы бытия:
Стихии все суда явитесь!
Волшебник разрывает цепь,
откуда в старце силы,
Как паутинку…
Ты, ангел мой, возьми и жизнь мою
Любовь я унесу с собою.
Проснись дитя!

***
Москва, олимпиада год сует,
Мы не задержимся
в пространном описанье
И слёзы умиленья вызывали
Прощания последний пируэт.

Москва достойно встретила гостей:
Машин убавилось, гостей приезжих,
Наших - не пускали, а так всё мило,
Но выгоды ушли американцев нет.

Раш «парился» не долго на работе
Неделя первая была авральной,
Но всё - работы боле нет, сказал
Ему ответственный начальник.

Я за три квартала работу по отделам
Собрал, отдал, но ты пришёл давай,
Так значит парень отдыхай, я позвоню
- Раш бросил – Бай!

С конторой распрощавшись по записке
На вахте пропустили без проблем,
Раш позвонил братишке:
Привет братан, как Строговка,
Что деется в народе ну в общем всё
Выкладывай давай.

Братан его не говорливый парень
Ну, там, ты сам догонишь, в общем и…
- Понятно подгребай, бутылочку возьми.
Да всё нормально, я в порядке.

Так жизнь жаргоном улиц заменяем
Простая речь, доступные дела,
Но ночь коварная опять пришла,
Герой наш пьян и "при параде".

Здесь можно описать щемительные сцены:
Как повстречались и как сошлись,
Но ветер перемены
Листву метет по мостовым Москвы…

Осенний листопад кружало переулков
Слегка промытые дождём мосты
- Ну повстречались там, поговорили,
По рюмочке с братаном пропустили,
И спать как водится легли.

А по земле кружавит озаренье,
Упавший лист раскрыт строкой
И разрывает пьяное творение
Верёвку разномыслого покоя
Вандального стиха зашторенный приют.


Качели скрипнули, она упала.
Врача – домохозяйка Вера закричала.
Врача ей вторит дядя Боря,
Стоящий твёрдо на ногах,
Так часто с пьяными бывает,
Где горе - хмель весь выбивает,
Театр алкогольный исчезает…
Рассматривает цепь, что порвалась.
Не трогай, мало ли чего
- его предупреждает Вера:
Беги, звони врачам пусть скорая приедет.
И дядя боря твёрдою походкой
Идёт спеша, но где взять телефон?
Тот на углу – давно оборван,
Ребята оборвали,
приёмники транзисторные в моде,
Наборы в Пионере есть,
Динамики из под палы
И стоят…
У девятнашки будку в щепы разнесли
Мы Шолинь московских улиц
По вандальи, ногами Ека…
Бред, но что же делать,
где ответ, где телефон
И очередь огромна,
в квартиру провести уже возможно но
У дяди Бори в коммуналке нет.
Я в магазин бегу, что красным называют
- ушёл.
А Вера жестом из кино,
Рукой нащупала на шее пульс…
- О бедное дитя, кажис убилась,
Вот матери её пребудет радость:
Карми, пои…
Вот напасть налетела.
Ребром руки бьёт воздух
Отгоняет возможность появления «старухи»
Так часто не ведая что делаем мы делаем
Что в тонком плане
беду иль радость приглашает к нам.
Магическая суть движений адептами
От магии, давно уж превращенное в кино.
Но истинна - увиденною будет,
Как нет и правды в палочке её,
Так палочка волшебною была,
Старушка, что с клюкой без званий из деревни
Из любопытства подошла,
Ах, бедная, убилась…
Но образ старости под стать
Холодные глаза без сожаленья
Стоит и смотрит,
Нет, ещё жива, в ней сила молодая,
Нет, не умрёт молодка…
Я пошла – уходит.
Вот беда…- у Веры: грустные
и слёзы набегают - глаза,
А сердце замеряет…
Привычным жестом воледол кладётся под язык.
Как панацея от беды и модное лекарство,
Но вера выше сердце отпускает
И спазмы отошли.
Ах сердце вещее природой нам дано:
То трепетно забьётся, то замрёт,
То упадёт на самый низ каньона,
То возликует, Так в сюжете пишут, я не знаю,
Но сердце, тоже, ощущаю,
Как ровно бьётся,
Как от бега стучит натружено перегоняя кровь,
Как жизнь сама - минуты отмеряя…
У Веры слёзы потекли, надежду не теряя,
Прислушалась к дыханию – не слышно…
Боже, ну как же так, такая молодая,
Ей жить да жить - совсем ещё дитя,
и парня не было, за что…
А слёзы льют уже рекой и разум помутился…
Мы в горе за другого,
так страдаем, что за себя не можем сделать столько.
Мы чудо совершаем произвольно,
Участием мы дарим жизнь,
А безучастьем убиваем.
Но, довольно…

Летит машина, на перекрёстке пробка…
Водитель твёрдою рукой,
Руль в лево досылает на встречную,
На полосе нет никого.
- генсека пропускают…
И сбавив ход остановился, ждёт.
По рации:
Седьмой на вызов Бауманская 3
-возможно черепная. Побыстрому Иван…
Поторопитесь, девушка совсем молоденькая…
Ванечка давай.
Я на мосту, кремль держит,
Сейчас проедет и тогда,
через Дзержинского и по прямой,
Как говорится нога и там… Отбой всё понял – еду.
Вызов принял.
Блин ношусь по городу как будто я один.
Ванюш на линии ты знаешь мало в ремонте больше,
Поторопись.
Да ладно еду,
по вызову дом три всё понял… выключает
Ивановна ты это запиши…

Стоит и ждёт поток машин,
Когда «слуга народа» мимо пролететь изволит
Без государственных решений
Всё замирает и страна стоит.
Кортеж десяток чёрных лимузинов.
И чёрным монстром пролетел кортеж.
Блестящий ящер, ласковость блестит,
Тонированных стёкол толщина в ладонь
- Москва застыла жертвой, подаяньем,
Как под гипнозом жёлтых глаз и красного миганья
Застыла жертвой, затаив дыханье,
Машины чуть ворчат, коптят в пространство
Простой и ситни литров в дым пуская,
Такси, автобусы и личное авто,
А грузовые за пределом центра и тоже в ожиданьи
Все ждут…
Броня и мощь мотора.
В салоне кожаном,
Закрыв глаза, наш дорогой товарищ,
Нахмурив брови, над судьбами страны
Возможно, думает иль просто отдыхает…
« Галина позвонила из Парижа,
Её надо триста тысячь Грин – всего-то
С возмущеньем - мотовка,
когда мы с матерью её ещё в Днепродержинске,
Впрочем ладно, дочь, что поделаешь таков удел отцов.
Безделицу какую-то там заказала…
Где я возьму, моя работа…
- снимает трубку.
- Чурбанова, да я…
И тут же.
- Слушаю?
- Зятёк… Сасиски сраные ( что в переводе означает соцалистические страны)…
Ну в прочем не том, твоя кантора…
Я в кремль, доклада жду, что там у хлопководов,
Ты в конторе служишь позабыл.
Что б девок щупать и ходить на ужин, мне доложили
Ты смотри Галинка как узнает…
Ты там полмиллиона или раз в тюках
Ну понял… Жду! С докладом и о ре_О_лизации…
- и бросил трубку – дело сделал.

Летит машина танк, асфальт стекло,
Не шелохнётся «груз» в дремоте.

Промчался наш слуга в работе…
Все вздрогнули, вздохнули, волшебство слетело
И пробка выстрелила полетела,
дробясь на мелкие куски – летит и время доганяя
дела не ждут, не отложить…
вперёд, вперёд
- Москва ожила,
Москва живёт.

Дом три, приехали, качели, носилки…
- как.. а впрочем, ясно,
Иван милицию,
Постой,
Жива…
В машину быстро…
Склиф…
И два мед. брата девушку подняли,
Носилки понесли к машине.
Машина клацая стартёром.
Не тпру. Не ну…
Давай родная,
Чёрт страя развалина,
Ну что ты…
Бензонасос тебе я поменял,
А ты опять барахлишь, шалишь, давай родная
Достану я тебе и карбюратор новый,
Ну заводись чего ты…?
Приедем на гараж продую, сейчас давай, работай…
Завелась родная…
Иван-водитель, как с женой, кто водит понимает.
Поехали впрерёд.
Машина поползла, гремя и клацая железом старым,
Вся дрожа на выбоинах хлюпая
и стон её в желудке у Ивана до коликов…,
Но надо ехать – едут.
- Чёрт, блин - асфальт,
Чуть в сторону
- больного растрясешь,
А сам беги к зубному…

Москва не успевает залатать
А денег в городском бюджете мало
дорог же много, так сказать
Живёт и выживает, но как может.

В приёмной Склифосовского.
Обычная работа:
Раз, два на стол, рентген и томография…
Опять сломалась?
Как работать?
Записку главному сестра пиши, я подпишу,
Ну, сколько можно, безобразие,
Больной идите…
В палате холодно, вы говорите…
На улице жара,
Нет! Вентиляцию мы отключать не будем,
Не санаторий,
Жаловаться буду…
Пожалуйста мы вам не запрещаем,
Сколь угодно…
Обычная работа Склифа,
Подранки, аварийщики, наезды, упал, сломал…

Что с ней,
Врач смотрит снимок
- дыханье затруднено, почти не дышит.
Пульс нитевидный…
Но оставим сей ритуал,
священнодействие и храмовый порядок.
Жизнь коротка…
И в этом случае мы забежим вперёд
Жива, в реанимации лежит,
Но дышит, в коме.
Так ежедневно, чудо совершая работают
И жизнь и кровь в себя вбирая
Достойная плеяда чудодеев,
Рукастых и сноровистых хирургов
Пусть спиртик попивают, трудно им
И мы не судим, мы благодарим…

***
Как много параллельных размышлений
Теснится в нас, когда борьбу мы наблюдаем:
Лежит невинное дитя,
Но что то происходит:
То локон шелохнётся вдруг
Воздушной поднят он струёй,
Иль красный отблеск
промелькнувшего рефлекса
от платья гости что прошла по коридору.
Вернёт надежду - верную сестру,
Что оставляет нас в последние минуты,
И строй минорной музыки меняет:
Не весело, но менее тревожно,
Жить в напряженье вечном невозможно,
Так мы иллюзию подставим костылём
И дальше медленно ползём – хромая.

О
ОМ
Ма
МаМ
Ап
ПаП
Ед
Дед
И
Снова чернота,
Борение внутри огромного пространства
Жизнь подставляет нам опору в пустоте,
И чернота не пустота вообще
Отсутствия чего то чему названья боле нет,
Ответ один да будет свет,
И малой толикой пространственного сгустка
засветится сознание у нас.
Лишь миг один и свет погас,
Чуть теплица душа, как смутный образ.
Опять летит сознаньем овладев:
О
ОМ
МА…ЩУР, пращур вручи, спасибо…
И вновь провал и чернота внутри…
Боль, стук, удар…
И гул набата в голове
Разрезал боль неся несчастья.
Набатно разнося живым живую весть…
Враги со всех сторон
На стены града прут…
Зуд по членам тела пробежит,
А рук поднять нет силы.
И сердце сдавлено тисками,
Монахи в рясах и огонь,
Костры горят, и улюлюкает толпа
Что площадь окружила
И мысль: жива но долго ли осталось.
Огонь и темнота.
И холодно ужасно.
Руки почувствовать нельзя
Их нет они за гранью,
Есть крылья - ощущаю,
Но святости своей признать нельзя,
Жить восклицаю.
И вновь ползёт шуршашее ничто – забвенье…
Вдруг ветер ласковой волной врывается,
Покой душевный, рядом милый спит,
Его рука лежит, он обнимает
И радость полнит грудь,
Но грудь огромная всё больше больше,
Ты старая…
Вот дети их я узнаю, но мысль откуда?
И старые какие, а некоторых я знаю нет,
Но почему – волнуюсь, ищу ответ,
Кричу, но крика тоже нет…
Я мёртвая? О нет?
Я жить хочу!
И снова тишина, провал, но боль не отпускает.
Пульсирует ретмично в темени моём – живём.
Мучительно и больно, но радости полнит сознанье…
Жива и буду жить…
Беда огонь вокруг и люди убегают,
Не первый день другие падают и пламенем горят,
Земля горит вокруг и пламе рвётся в высь,
Но небо всё черно, бог видящий, не видит горя
И вновь провал и чернота
Размерами стиха полнима, печального стиха
Божественный хорал нам небо посылает
И умиление и смерть, Я не хочу!
Я жить хочу, кричу, кричу, кричу.
И вновь страка божественных стихов:
Здесь чудеса,
Здесь леший бродит,
Русалка на ветвях сидит…
И вновь болит и сердце бьётся.

Но мы с тобой уйдём,
Нам надо,
Здесь лишь плоть решает
Вопрос извечный: Быть или не быть?
Я жить хочу, возможно победит,
Но даром не даётся даже смерть,
И в ней потеть придётся.

Мы Раша навестим,
Он тоже брдит,
От выпитого на конуне
Всё болит,
Глаза закрыты,
Вроде спит…

Нет, вот стоит
Он в царственных одеждах облачённый
И меч червонной росписью горит в его руке
Стоит он гневен, он пылает…

Что взял горбун,
Ты царство разорил
Одни убытки на святой земле:
Крестьяне погибают,
Мужик из сёл бежит,
Из южного предела сообщают,
Что тьма идёт,
И шемахане прут,
Как тараканы в новые хоромы,
Что разрывают словно волки плоть святой земли.
Вокруг кресты и новый бог вершит,
Зачем всё это?
Ты отравил меня
Меня же подменил и правил
Но что достиг:
Как был горбун, так горбуном остался.
А дети выродки твои
Воюют брат на брата
Кровь рекой течёт и заливает землю
Земля полнится ей и бухнет не рожая…

Горбун же отвечает:
Чем гнев выказывать скажи
Откуда ты явился,
Так прошлого забытый царь,
И где твоё, скажи мне, государство?
Спустился как орёл с небес…
Ты бес – визгливо, на святой Руси
Мы вышибем тебя,
Таким не место.
Закон вернулся на святую Русь.
Мои и деды правили по праву,
Мы Рюрика сыны, а ты безродный пёс!
Чур меня – перекрестился.
Я прозванный народом Грозным!
Стража, в острог его,
Эй стража, где вы?
Всех казнью лютой, дыбы будет мало,
Холопы, где вы чёрт, помилуй господи…
Иль это лишь ночи кошмарный бред,
Иль совесть я не знаю…
Да кто ты толком говори.
Велю казнить…
Зачем братов славян ты притесняешь?
- Ты шляхту защищаешь?
Ты смуту сеять здесь посмел?
Эй стража взять его.
Стража входит.
- Что батюшка?
- Схватить!
- Кого наш государь?
Здесь пусто, а кроме Вас в палатах только мы с Петром.
Да час ночной, пойди опять пригрезилось чаго?
- Поговори холоп, на дыбу захотел.
Который час?
До петухов пади ещё часок другой.
- Да, идите прочь!
А впрочем, писаря ко мне, мне заговор приснился
То бог отводит от меня беду…
Позвать писца…

Рош трёт глаза,
- Такое, блин приснится,
Братан, Володька, блин, проснись,
Спит, ладно, утром расскажу.
Пошёл на кухню, там жена…
- Ты плачешь что?
- Опять схлестнулись!
- такое дело тут, мне приснилось…
- Пошёл ты пьянь - ответила жена
- другие люди, да…
- Заткнись, опять поехала, ты что опять пилою...
Жизнь всю разрежешь… ну смотри…
Замолкшая жена уходит.
- опять скандалит,
словно с цепки сорвалась,
что не сидится ей,
всё, блин, не так.
Выпить что ли?
Наливает:
- Вот отрава вечно ей...,
Сама не пьёт, другим сухое горло оставляет.
Вот стерва.
А, прапади всё проподом!
- берёт, и, стопку водки выпивает.

Жизнь грустная:
Работа, дом, работа –
И суетно плетётся холст,
Работники стараются до пота,
А холст и сер и груб,
Не та работа,
Да и ресунок – трафарет.

Вот блин приснилось:
Грозный – грозен царь
И худ лицом,
Глаза горят огнём,
Дурдом, он точно сумасшедший.
Да, вся Россия на костях крови,
Куда не кинь из древле…
Но выжили поди и будем живы впредь.
Врагов побили, а своих не счесть…
Да ладно, что нам человекам…
Краюха хлеба,
Верная жена,
Работа, что бы завтра кушать было…
Катитесь все.

Душа ожила, шевельнулась,
Что ж и здесь процесс идёт.
Иль магия вошла?
Отец царевны умирает?
Он, жизнь свою в заложницы поставил,
Что б чадо выжило и отвести беду,
Мир полнится апокалипсическим размахом,
И грозный всадник поднебесный
Вознёс вооружённую десницу…
Не загорами смена века,
Летит стрелою красною планета
Во чреве темноты и хаоса…