Улетающая бабушка из Взлёты и падения

1

Конец апреля похож на лето,
А мне лет десять или двенадцать.
Иду я к бабушке в учрежденье,
Она работает инженером,

А может, кем-то весьма похожим
На инженера. В своём отделе
Она начальник. А учрежденья
Всего начальник — Иосиф Палыч.

В московском центре светло и жарко.
Одной из улиц меж старых зданий
Я не спеша приближаюсь к цели.
Кругом прохожих не так уж много,

Они снимают плащи и куртки
И, перекинув их через руку,
Вздохнув свободно, шагают дальше.
Вспотев, я куртку снимаю тоже.

И вот, как будто бы дом мной узнан:
В недавно крашенном розоватом
Особняке, этаже на третьем,
Должна быть бабушкина контора.

В подъезде пахнет сырой побелкой.
Ушли рабочие пообедать,
Козёл забрызганный деревянный
Оставив с банками синей краски

Для стен. Тяжёлая дверь за мною
Захлопывается со скрипом,
И мне не слышен уж шум дорожный,
А слышно гулкое эхо лестниц.

Иду я н;верх, перил чугунных
Я не касаюсь, не замараться
Стараясь. Всё же испачкал локоть
На повороте. А сверху шёпот

Какой-то льётся, а может, ветер
С оконной створкою там играет.
И солнца зайчики по ступенькам
Туда-сюда бестолково скачут.

Но вот читаю я нужный номер
Над мощной дверью, стучу, и кто-то
Мне отворяет. Сквозняк задорный
Со мной привносится в помещенье.

Там, за столами, всё больше тёти,
Один лишь дядя  — в очках и лысый.
И вот уж бабушка мне навстречу
Идёт: «Ну, здравствуй, мой милый мальчик!»

Какая бабушка молодая!
Какая стройная — даже страшно!
И сумасшедшинка в серых глазках
Её горит: «Это внук мой, Лёня», —

Меня сотрудницам представляет
Она своим, и они с улыбкой
Кивают мне. А мужчина лысый
Мне для пожатья вручает руку.

«Я, знаешь, Лёнечка, увольняюсь.
Сегодня можем с тобой пораньше
Уйти», — мне бабушка сообщает.
Я удивлён, я не знал об этом.

И сам не знаю, зачем припёрся —
Зачем-то просто гулял по центру
И вдруг решил забрести к старушке —
Как будто нужно ей было это.

А может, правда, звала беззвучно
Меня бабуля, звала и знала,
Что я приду. У неё ведь нынче
Наверно горе, и я ей нужен

Для утешенья. Она любила
Свою работу, своих сотрудниц.
Теперь на пенсию выгоняют
Её, и очень ей это больно…

 Но нет, не то. Я не вижу грусти
 В лице у бабушки. Даже больше —
Я вижу яростную весёлость
В её лице, озорную удаль.

К тому ж, она величава, словно
Императрица, спокойна, словно
Забытый омут, и только блёстки
На самом дне этой тьмы играют.

«Но что случилось?» — «Да вот, случилось!
Теперь начальник — Степан Иваныч», —
И на плечо возлагает руку
Бабуля лысому человеку.

И тут — как будто мне рассказали —
Всё стала ясно мне и понятно:
Окно во дворик слегка отрыто,
На ветерочке шуршит бумага;

А за окном в первобытном блеске
Весны цветут тополя, и пахнет
Оттуда томной волною счастья —
Безумьем радостного полёта.

2

В тот день работы не слишком много
В отделе было, и предложила
Подругам бабушка для разминки —
Водить по комнате хороводы.

Они столы посдвигали к центру —
Освободили проход у стенки
И, взявшись за руки, стали кругом
Ходить и песни, какие знали,

При этом пели. Сама бабуля
Всех громче пела, она азартом
Своим естественно заражала
Всех подчинённых. Они забыли,

Что не старушки, что — молодые
И могут жить, и петь, и вертеться,
И танцевать — как кому угодно —
Любим манером, аллюром, стилем…

Теперь же вспомнили и проснулись
От канцелярской тяжёлой спячки.
И кровь щекотно снуёт по телу,
И плоть пружинит, как твёрдый мячик.

Ох, разошлись они не на шутку!
И даже — бабушка пожалела,
Что костерка развести не могут
Они в конторе из старых стульев.

И тут в отдел к ним зашёл начальник,
Большой начальник — Иосиф Палыч.
Разгорячённых девиц увидя,
Слегка смутившись, он поперхнулся.

«Ну что вы, что вы? Милости просим!» —
Сказала бабушка с той улыбкой,
Которой я противиться лично 
Не мог бы. Ну и Иосиф Палыч

Не смог. И вот уж — он в хороводе.
А бабы — словно вина о'пились —
Сучат ногами и кверху юбки
Свои вздымают, крутясь волчками.

Всем стало жарко. Открыли окна,
А в окна — дух смоляной ударил
От тополей, от раздутых почек,
Готовых брызнуть вот-вот цветами.

Тут уж такое пошло веселье,
Что полетели гроссбухи на пол!
Иосиф Палыч не удержался —
Танцует «русского», хоть и выкрест!

В каком-то пёстром водовороте
Сошедший с рельсов отдел кружится,
Все стали прыгать на подоконник —
Горшок с цветочком пинком разбили.

Вот — кто-то бегает по карнизу
И хочет ветку достать рукою,
И, дотянувшись, срывает ветку,
И ею машет, вопя счастливо

Безумья песнь — как бы приглашая
Всех за собой на окно подняться.
Бросают девки кофточки в угол
И молодыми трясут грудями.

У хоровода ж такая скорость
Уже, что он влезает на стены.
И видит бедный Иосиф Палыч:
Моя бабуля летит по кругу —

Как на метле — не имея веса —
И за собой его манит пальцем.
И он с разбегу за ней в окошко
Метнулся, съехал вниз по карнизу —

Штанами стёр помёт голубиный
И закричал, и разбился насмерть…
Лежит он навзничь под тополями,
А те червей на него роняют

Мохнатых, красных. И в рот раскрытый
Впадает червь и наружу с кровью
Ползёт неспешно по подбородку
И утыкается в маму-землю.

Земля — вся в пробках, в окурках, спичках,
В пустых бутылках, в собачьем кале
И в шелухе растворённых почек…
В окно же бабушкиного отдела —

Как пуля резко — влетает ветер —
Звенит стеклом и кому-то юбкой
Прикрыл глаза. Вот — немая сцена.
«Он там погиб?» — вопрошает робко

Начальницу практикантка Нина.
«Ну разумеется, — так бабуля
Ответила, у неё улыбка
Прелестная — на лице спокойном. —

Погиб, и в том никаких сомнений.
Пойду-ка я доложить об этом.
А вы пока привести в порядок
Должны себя и отдел», — уходит.

Ещё мгновения три-четыре
Молчание сохраняют дамы —
Дань потрясению. После хором
Бегут к окошку — взглянуть,

Щебечут, как перепуганные пичуги,
Сбиваясь в стайку. Лежит Иосиф —
И рот открыт, и глаза открыты —
И в них — безмерное удивленье.

3

И вот бабулю приговорили
За этот дерзкий поступок к скорой
Отставке. Будет в суде решаться
В дальнейшем дело. Пока не ясно,

Кто виноват. Но на всякий случай,
Для поддержания дисциплины,
Бабулю сбагрить пора. К тому же,
И возраст у неё пенсионный.

Большое дело — уйти красиво.
Моя старушка, похоже, может
Себе позволить такую шалость —
Она в ду'хах, в элегантном платье,

«Адью!» — она говорит знакомым
И ручкой делает — будто в отпуск
Уходит летний и на песочек
Вот-вот приляжет у кромки моря.

Из недр подъезда, как из колодца,
Выходим — улица ослепляет.
Нагрелись стены, асфальт нагрелся —
Бабуля плащик свой расстегнула.

Она сияет, она румяна —
Как будто премию получила,
Как будто жизнь началась с начала
И ей — каких-нибудь двадцать-тридцать.

Она так бойко по тротуару
Стучит высокими каблучками,
Что я едва-едва успеваю
За вихрем бабушкиного движенья.

Бабуля — в модных очках от солнца,
Бабуля — в лёгкой цветной косынке.
Летят бабули прямые плечи
Вдоль мостовой, а мужчины смотрят —

С словно спят наяву мужчины
И замирают, и их толкают
Другие сзади, те, кто не видят
Ещё бабули и те, кто в спешке

Не потеряли ориентира,
Её увидя, — таких немного,
И это, видимо, не мужчины,
А вовсе — женщины или кто-то

Из переживших оковы пола…
Шумит от зависти и желанья
Толпа машинная — точно улей —
Шуршит, течёт по каменным створам —

Я оглушён. Запыхавшись в;смерть
И взмокнув в гонке с лихой старушкой,
Меня как будто не замечая,
Несущейся на струе апреля

Вер'хом. На бабушку глядя, брежу —
От изумленья и восхищенья
Идёт моя голова кругом…
Метро — как омут. И вот я дома —

Как оказался — и сам не знаю.
Уж вечереет. Со мною рядом
Сидит бабуля и очень нежно,
Участливо наблюдает,

Как поглощаю я ужин, ею
Мне приготовленный. Мать — в отъезде,
Одни мы с бабушкой. За стен;ми
Возни соседей — и той не слышно.

Ну что ж, бабуля — моя родная —
Теперь вполне я узнать способен
Её, любовью ко мне, ко внуку,
Она полна и какой-то грустью.

Но грустью светлой… «Ну как наелся?» —
Бабуля спрашивает с улыбкой,
А я со ртом набитым киваю.
«Пойду-ка, Лёнечка, погуляю», —

Так говорит мне моя бабуля.
Я не припомню, чтоб было раньше
Такое. Разве что — в магазины
Ходила бабушка. Вечерами

Она из дома не отлучалась
И вообще одна не гуляла,
Но тут… Быть может, одной побыть ей
Сегодня надо в связи со всеми

Событиями на работе,
Теперь уж бывшей?.. Опять киваю.
Она уже в свой плащик одета,
Запахивает косынку:

«Я тут присяду неподалёку.
Меня в окно ты сможешь увидеть».
Не знаю, что возразить, киваю.
Она же  — словно хотела что-то

Сказать, но всё-таки не сказала
И, оглянувшись из коридора,
Так смотрит — словно на век уходит,
А не на маленькую прогулку —

Как будто просит она прощенья,
Что одного меня оставляет
И ничего поделать не может,
И лишь вздыхает, и вот уходит.

Закрылась дверь. Я к столу вернулся.
Смотрю в окошко и чай хлебаю.
Включён, работает телевизор,
Но ничего я не понимаю,

Что там бормочут, — лишь свистопляска
Голубоватая в темноватой
Квартире. Бабушка на скамейке
Сидит, немного съёжившись, — видно,

Свежее сделался к ночи воздух.
Уходит солнце, бледнеют тени
На ярко-жёлтых кирпичных стенах.
Всё на закате — как поло'сами

Покрыто было — теперь же влажно
И серо сумерки наступают,
И воздух словно на слюдяные 
Осколки весь раздробился  — шепчет

О чём-то воздух — густой струёю
Вползает в форточку. Где ж  бабуля?
Я поднимаюсь на подоконник,
Смотрю — сидит на скамейке, мёрзнет.

«Эй! — я кричу. — Возвращайся! Поздно!» —
«Сейчас, мой Лёнчик. Сейчас, хороший», — 
Сказала бабушка и — ни с места,
Её лицо я едва уж вижу —

Но что-то вроде странного счастья
На нём. Глаза она закрывает —
Как будто к сладкому сну готовясь. —
«Эй, бабушка! Ты замёрзнешь!» — Вижу:

Всё дальше лавочка со старушкой…
«Сейчас, сейчас… — отвечает голос
И тает льдинкою серебристой, —
Сейчас иду». — Но уже не видно

Скамейки с бабушкой, всюду — пусто.
«Ах, Лёнечка! — воздыхает ветер.
А бабушка превратилась в точку
И вовсе канула. Не пойти ли

Её искать мне? Но понимаю,
Что это было бы бесполезно.
И сам не знаю откуда —
Знаю, что бесполезно. Звонят. Я слышу

Звонки надрывные телефона.
Наверно мать. Что скажу я? Разве
Она поверит, что улетела
Бабуля наша? Междугородних звонков

Звонков терплю я удары в уши.
Ещё разочек на всякий случай
Взглянул я в форточку. Только темень
И тишина. Я спустился на пол

И подошёл к телефону: «Мама,
Сегодня бабушка улетела, —
Сказал я. — Только ты не волнуйся.
Она хотела — и улетела.

А я тебя тут дождусь — не бойся.
Есть в холодильнике что-то кушать,
А на столе мне остались деньги
От бабушки…» — Взволновалась,

Конечно, мать, «скоро я приеду»
Сказала. Я, положивши трубку,
Брожу по комнатам размышляя —
Немного страшно, немного грустно…

Быть может, чувствовала виновной
Себя бабуля и вот исчезла,
Чтоб в этом мире чего плохого
Не натворить ещё? Вдруг открыла

Она в себе могучий источник
Неясной силы и испугалась,
Когда воочию убедилась,
Как сила действует? Ведь полётом —

Зовётся часто одно и то же
Со смертью… Бабушка не желала
Меня подвергнуть опасным чарам
И от меня она устранилась —

Как если бы заразить боялась
Болезнью… Бабушка улетела —
Куда, неведомо. Надо ль плакать,
А может — радоваться? Не знаю.