Снежная корова. Два года спустя

  Она сидела на кухне, не зажигая света, и смотрела в окно. Чай давно остыл, а она все не могла оторвать глаз от картины предновогоднего города.
Внизу -  безлюдный, занесенный свежим снегом сквер, вокруг мерцающая огнями машин лента шоссе. В сгущающейся синеве высились многоэтажки с разноцветными брызгами окон, сейчас они походили на некую декорацию. Близился Новый год, второй Новый год, который Вета будет встречать одна, если случайно не зайдет кто-нибудь из коллег.
  Предновогодняя суета уже поселилась в городе: в рекламе, витринах, обрывках музыки ,в бесчисленных гирляндах и кое-где появившихся елках. Сейчас эта картинка вернула её к воспоминаниям, плотина сдержанных чувств  прорвалась рыданиями и сразу стало легче. Тогда они так странно расстались… Она очень долго ждала звонка от Конрада, но звонка все не было.
Вета поняла, что он решил все прервать, видимо, имея для этого серьезные причины. И вот два года тишины, а Он где-то рядом… конечно, не забыл… Все заурядное, а тем более пошлые победы ему были чужды. Она и полюбила-то его за безграничную детскую искренность и доверчивость, с которой человека опасно выпускать в эту волчью жизнь.
  Целый месяц она по вечерам ходила возле его дома, но ни разу не встретила Адмирала. Зато в его освещенном окне несколько раз на шторах появлялась женская тень…Тогда она прекратила эти хождения, пытаясь внушить себе, что мужчина один жить не может, что выбор всегда за ним, но легче от разумных уговоров не становилось, и боль время от времени прорывалась слезами, иногда в самое неподходящее время, например, по дороге на работу.
Что касается её жизни, то она в точности соответствовала словам «или ты, или никто», сказанным в самую лучшую их минуту. Разве мало подарила ей судьба – она была Феей для любимого человека, и все между ними произошло, а, может и эта пауза вписана в судьбу? О, как она мечтала заботиться об этом глупом мальчишке, непомерно гордом, талантливом, все еще красивом, но теперь совсем не уверенном в себе. Некому было вкусно накормить, красиво одеть, отогреть любовью. Хотя… видно, кто-то нашелся. Ну, и пожалуйста.
 Плохо было то, что сон нарушился –стоило сомкнуть глаза, как она оказывалась в его объятьях, её руки утопали в шелке густой шевелюры, потом скользили по чуть колючей щеке… к вороту рубашки с двумя расстегнутыми пуговицами , она касалась губами этого треугольника его груди. И это нежное прикосновение вызывало неудержимые слезы. Конечно, он стал для неё чуть-чуть ребенком, уставшим, униженным подлой жизнью, истосковавшимся по красоте.
Наплакавшись, она засыпала быстро и без снов, но среди ночи вставала, хотелось написать стихи или что-то в дневник, чувства были подобны драгоценностям, которые хочется рассматривать бесконечно.
 
 До Нового года оставалось две недели, недавно Вета стала заходить в магазины игрушек, чтоб найти точно такой колокольчик, какой он ей подарил. Её преследовало чувство, что если вернется к ней колокольчик, единственная память о Нем, то вернется и её Адмирал. Но поиски были безуспешны.
 Да,до Нового года оставалось две недели, а жизнь Конрада тащилась по замкнутому кругу –работа, дом, где кот и собака. Алиса исчезла год назад с каким-то парнем, искать её он не стал, даже вздохнул с облегчением. Их отношения не были любовью. Но та, единственная, что жила теперь только в мечтах, не давала покоя. Воспоминания приходили без спроса, особенно на улице, когда он убирал снег вокруг ларька или шел в магазин…
 Одинокие вечера он скрашивал, слушая музыку, телевизора все еще не купил, хотя мобильником уже обзавелся. Сколько раз мобила жгла его руки, ее телефон был закачан, но элементарная трусость не позволяла нажать кнопку. В последнее время он пристрастился к рисованию. Однажды он спас птицу, а потом угробил ее собственными руками, по неосторожности. Но между этими двумя событиями он успел сделать набросок своего любимого грача. С тех пор и пошло… Рисовал он быстро и точно, в основном это были деревья, скверы, дома, иногда люди. Но люди обобщенно, портретов не получалось. Оказалось, что у него хорошая зрительная память, чувство композиции, умение передать перспективу, то есть, все, что раньше он знал теоретически, сейчас выразилось на практике.
Вот тогда он решил нарисовать по памяти её портрет. Все наброски ему не нравились, исчезало неповторимое выражение лица, а фотки не было, ведь и мобилы у него тогда не было. Тогда он нарисовал её сидящей на стуле с опущенными на колени руками, голова чуть наклонена в повороте. Белый воротничок платья подчеркивал нежность шеи. Получилось замечательно… Этот листок он прикрепил на стену.
Зря он это сделал… Невозможно было забыть слова «или ты, или никто», невозможно забыть волнующий запах кожи, шелковистотсть плеч, тонкие ключицы, изящные руки и ноги. Ооо! Черт! Зачем эта пытка! Никакая Алиса со своей молодостью и красотой не могла с ней сравниться, потому что в этой единственной была родная, теплая душа, которая понимала даже без слов…
Пару раз он подходил к её дому, смотрел на окна на 7-м этаже. Они были освещены.
-Наверное, не замужем, думал он с надеждой.- Иначе бы переехала к мужу, обменяли бы квартиру… Ни разу не позвонила. А мне что звонить? Чем могу удивить, что пообещать? Постояв так на тротуаре, он уходил, чтоб не вызывать беспокойных взглядов жильцов, открывавших ворота.

  Все же перед Новым годом он решил навести порядок в комнате : выбросить пустые бутылки из-под пива, переложить книги с подоконника на полки, даже переклеить обои там, где виднелись жирные пятна. Зачем? Никто бы на этот вопрос не ответил, ведь жил же два года, как в берлоге. Видно, подспудно, глубоко в сердце таилось опасение, как бы вновь не нанесла визит Фея, ведь он уже готов был сделать роковой шаг, а там будь что будет.
  В прошлом году он тяжело заболел воспалением легких. Навестили друзья –собутыльники, среди них была одна знакомая женщина, они вместе выгуливали собак. Теперь она выгуливала двоих, дворянской породы. Кроме того, она по-женски знала, как надо лечить и ухаживала за Адмиралом самоотверженно: варила бульон, покупала лекарства, ставила горчичники и банки, растирала мазями. Все это она проделывала легко, с шуткой, иногда с матерком, тоже в шутку. И Конрад начал поправляться, хотя слабость иногда доводила до головокружения. Звали женщину Мария, Маша. Конрад мог поблагодарить её только поцелуем руки, иногда он называл её «моя Мария Магдалина», а она , тоже в шутку, назвала его Принцем. Это царапнуло, напомнило…
  Наконец, Конрад совсем поправился, но Мария к нему дороги не забыла. Однажды пришли проведать друзья, принесли выпивку, Конрад не смог отказаться и сорвался в запой. Причины никто не знал, кроме него самого. Мария и здесь помогла, отправила в стационар под капельницу, а потом просто и буднично предложила жить вместе, нельзя же такого младенца предоставлять улице. Адмирал молчал… Он вспомнил Алису, как сломал себе жизнь из-за неё, вспомнил погибшего под его руками грача (так он сделал ему операцию) и решил в этот раз наступить на свою жалость. Если у него оставался шанс все исправить, то он был единственным. На этот раз достало сил сказать :  «Прости, но я люблю другую, и я её найду».
  Обойдя две линии Гостиного двора, Вета на Перинной поднялпсь на второй этаж. Она даже растерялась от неожиданности, когда прямо перед собой в витрине увидела гнома в красном колпачке, а рядом с ним стоял хрустальный колокольчик… Тот самый… В душе екнуло от предчувствия, что теперь все наладится, они встретятся.
  Конрад по вечерам приводил комнату в божеский вид, хотя не знал, зачем ему это надо. Была установлена пушистая елка, ее легко покрыла гирлянда мелких лампочек, и больше ничего было не надо. Где-то в шкафу он отыскал белую шелковую штору, совершенно новую, даже этикетка была не снята. Видно, еще Алиса покупала. Так берлога холостяка превращалась в жилище.
  Весь день 31 декабря для Веты промелькнул как в тумане: Рынок, приготовление салатов и курицы, запекание рыбы. Вета все делала как-то механически, чтоб заглушить мысли о нем, но потом подвела итог –моя суета это просто нервное, мне столько всего не надо, придти никто не придет, останется только выбросить…
  В пять вечера стало совсем темно, но мяггой белизной светился только что выпавший снег. Она смотрела в окно и одна мысль преследовала неотвязно: Все как тогда…
  В детстве Вета была веселой девчонкой, подбивала подруг на всякое озорство, так она вспомнила как они с подругой скатали из снега огромный ком (как для снежной бабы) а потом взяли и положили его в парадной возле квартиры одного мальчика, о котором тайно вздыхали все девчонки класса.
  Колокольчик лежал на столе в нарядной коробке. Время тянулось тоскливо, телефон молчал, даже никто из подруг не позвонил.
-А что я, собственно, теряю?- подумала Вета. Хоть прокачусь по праздничному городу.
  Сев в машину, она прямиком поехала к его дому, не раздумывая, как будто машина двигалась на автомате. В его окне был свет, но из-за начинающейся метели и какой – то шторы было ничего не разобрать.
  Вета поставила машину во дворе, прямо перед окнами Адмирала и сидела, не зажигая света. Прохожих стало совсем мало. Она распаковала колокольчик, положила на заметенную снегом крышу, села в машину и посигналила. Сердце стало учащенно биться, она ругала себя на чем свет стоял : « Надо же быть такой дурой. Может, он там с другой, вон и занавесочку повесили, а раньше было все голо.»
 Совсем уж собралась уезжать, да вспомнила про колокольчик, стало жалко, придется выйти, забрать его.
Конрад как будто ждал чего-то такого… Услышав сигнал, выглянул в окно…
  Выскочил, не одеваясь, сгреб ее в охапку и стал целовать дорогое лицо прямо здесь, на улице, не обращая внимания на метель. И было совершенно не понять, от снега или от слез стали мокрыми их лица.