Сердце волчицы

Серия: Рассказы бабушки Насти
----------------------------
Сердце волчицы

Часть 1

Маленькая деревушка на окраине леса в эту летнюю ночь 22 июня спала мирно и необычно тихо, даже не был слышен лай собак. Вечером Настя укладывала спать Митьку и Алёнку с какой-то особой тревогой на сердце. Вспомнив старую колыбельную песню, которую она пела, когда дети были ещё совсем маленькие, она вдруг запела:
- Баю-баюшки-баю, не ложитесь на краю. Придёт серенький волчок и укусит за бочок!
- Неужели волки такие злые и могут напасть и укусить, - интересовался Митька и никак не хотел засыпать.
- Конечно, глупенький, волки хищные звери и никого не пожалеют, а особенно зимой они голодные и очень злые, - хихикала Алёнка, специально добавляя ещё большего страха про волчьи повадки. Она любила подразнить Митьку и повредничать. Совсем недавно Алёнке исполнилось десять лет, и она старше Митьки на два года.
- Всё! Хватит, дети, страшилок на ночь! Повернулись быстро на бочок, к стенке и пора спать, уже поздно, завтра приедет папа, у меня ещё много дел по хозяйству-, пыталась успокоить детей Настя.
Василий, отец малышей, уехал с бригадой в соседнюю деревню неделю назад, дети ждали его возвращения завтра вечером и очень скучали. Митька крутился, долго не засыпал, всё расспрашивал шёпотом у Алёнки подробно про волков, про их нравы и жестокость. Мама хлопотала у печи, готовя еду на завтрашний праздничный день – долгожданное возвращение Василия после тяжёлой работы домой. Алёнка потихоньку, чтобы не услышала мама, рассказала Митьке, что на той неделе волки разорвали Лесника, даже охотничье ружьё не спасло, и лето на дворе – не зима. Соседка бабушка Маня рассказала эту жуткую историю вчера маме, а Алёнка услышала. Потом охотники обнаружили крупные следы взрослого волка и двух маленьких волчат на месте трагедии – это была огромная волчица с выводком. Это добавило ещё большего страха Митьке, и он вообще не мог теперь уснуть, лёжа на бочкЕ. «А вдруг и правда придёт, и укусит за бочок» - думал он, повернувшись на живот, обхватив ручками подушку, тщательно заправив под себя одеяло и сжимая уголок одеяла крепко в ладошке.
Засыпая, Митька вдруг вспомнил, как прошлой зимой Лесник гордо нёс по главной дороге деревни свой трофей – убитого волчонка. Тогда почти все односельчане сбежались посмотреть на маленького волка. Мальчишки особенно восхищались и с восторгом выкрикивали из толпы:
- Так тебе и надо, зверюга. Не будешь теперь бегать по нашему лесу и пугать нас, когда мы собираем грибы и ягоды!
- Смотрите, какая у него светло-серая пушистая шёрстка, какой красивый волчонок, - причитали тогда девчонки.
Лесник довольный удачной охотой улыбался и, положив волчонка на снег, объяснил тогда детям:
- Волчонок в лесу был один, без мамы волчицы, наверно специально убежал или отстал от стаи. Нельзя детям без взрослых ходить далеко в лес, это очень опасно!
Один Митька тогда стоял молча и смотрел с жалостью на убитого волчонка. Ему запомнились огромные открытые глаза волчонка, в которых, как тогда показалось Митьке, застыл вопрос:
- Что я сделал вам плохого?
Митьке от Алёнкиных рассказов и своих воспоминаний совсем стало жутко. Он полночи крутился и, наконец, уснул в обнимку с подушкой, сжимая крепко уголок одеяла в кулаке, чтобы одеяло ночью не сползло на пол. Сон в эту ночь у Мити был тревожный, ему снилась большая серая волчица и маленький волчонок с огромными светящимися глазами, дремучий лес и большая луна.
Утром пришла страшная новость, которая ворвалась в дом вместе с рыдающей во весь голос соседкой бабушкой Маней - «Война!!!». 
Что означает это страшное слово дети ещё не знали, но мама и бабушка Маня жутко рыдали во весь голос, было очень страшно. Василий так и не вернулся домой, все мужчины из всех соседних деревень ушли на фронт. Тревожный месяц пролетел в страшных новостях, в деревне остались одни старики, женщины и дети, а жуткая канонада взрывов приближалась с каждым днём, всё ближе и ближе. Самолёты ночью уже бомбили город, который находился всего в десяти километрах от деревни. Похоронки стали приходить пачками, и почтальон дед Савка почернел и осунулся за этот месяц, как будто он сам погибал каждый раз, передавая похоронку голосившей от горя женщине: «Теперь Алёшка…» - произносил он дрожащим голосом и тащил свою страшную сумку дальше.
Раньше все любили деда Савку и издалека, увидев его, все кричали:
- Привет, дед Савка! Ну-ка проверь свою волшебную сумку, нет ли там весточки для меня?
А сейчас, увидев почтальона ещё издалека, все прятали взгляд и молились:
- Господи, спаси и помилуй! Только бы прошёл мимо!
В это воскресное утро почтальон не прошёл мимо дома Мити и Алёнки, и, уткнувшись взглядом в разноцветную половицу на полу, вручил похоронку Насте со словами «Теперь Васька…», потом зарыдал, по-мужски вытирая шапкой слёзы,  и пошёл, согнувшись почти до земли, дальше по деревне, неся свой страшный груз «Кто следующий?».
Митя в то воскресенье сразу стал взрослым, он уже не боялся серого волка.  Мальчишка в свои 8 лет стал единственным мужчиной и значит, он стал опорой для всей семьи. Мама сразу постарела, осунулась, и, казалось, голос у неё даже стал другой, она перестала петь песни у плиты и колыбельные детям на ночь.
Фронт стремительно приближался. В ту страшную ночь все проснулись от страшных взрывов, деревню бомбила тяжёлая авиация.  Жуткий грохот сотрясал дом, по главной дороге маленькой деревушки шли фашистские танки. Настя обняла напуганных детей, быстро одевая их в тёплую одежду. Всё, что попадалось под руку и может пригодиться в дороге, она побросала в лёгкое одеяло и связала вверху узлом. Метнувшись в ужасе к окну, Настя увидела жуткую картину – горел дом соседки бабы Мани. Будто чёрные зловещие призраки по деревне ползли танки, взрывы бомб сотрясали землю, небо освещалось заревом кровавого восхода и полыхающих деревенских домов. Будто призраки или какие-то страшные чёрные чудовища по небу ползли тяжёлые самолёты, сбрасывая бомбы на соседний город и окрестные деревни.  Земля сотрясалась, как во время страшного землетрясения, от идущих танков и от грохота взрывов. Воздух гудел и оглушал воем самолётов, рёвом идущих танков и страшных взрывов. Один снаряд упал совсем рядом, расколов большую грушу во дворе, которую посадил Василий в день свадьбы. Осколки разбили окно, прошили в углу деревянный сруб насквозь и попали в висевшую в уголке маленькую деревянную икону «Казанской Божьей Матери», задев край иконки и уронив её на пол.
- Пресвятая Богородица, спаси и сохрани, - прорыдала Настя, подняла и спрятала иконку за пазуху Митьке, перемотав его платком через плечо.
В дом ворвалась баба Маня,  она успела выскочить из своего горящего дома. Она совсем не была похожа на ту знакомую весёлую бабу Маню, которую так любили все дети. С ужасом в глазах, в обгоревшей кофте, с сажей на лице, в сбившемся на затылок платке, из-под которого во все стороны торчали седые волосы, бабушка Маня казалась какой-то чужой и очень страшной. Срывающимся в сипоту голосом, кашляя, с ужасом в глазах она быстро скомандовала Насте:
- Бери детей, уходим быстро огородами в лес! Я знаю тропу к сторожке лесника, надо спасать детей!
- Там волки! – воскликнул Митька, но сразу же замолчал, глядя на бабушку Маню и маму. В свои ранние 8 лет он уже понял, что война – это человеческая жестокость и бессердечность, которая не жалеет стариков и детей. Этот человеческий ужас за окном был намного страшнее, чем тот волчий в глухом холодном лесу среди диких зверей. Надо было спасаться, бежать в лес, в глушь, к волкам, научиться жить среди зверей, чтобы использовать единственно возможную надежду на спасение.
Часть 2
Три дня Настя со старенькой бабой Маней и маленькими детьми шла по дремучему лесу, питаясь ягодами, краюшкой хлеба, которую успела прихватить с собой. Воду пили из многочисленных ручейков, разводили ночью костёр и спали на сложенных друг на друга еловых ветках, прижавшись друг к другу.  Первые дни августа выдались тёплыми, ночью было сыро, но ещё тепло, в лесу было много ягод и грибов. Наконец, они дошли до сторожки Лесника, измученные ужасом войны и длинной дорогой в новую неизвестную жизнь. Они не заблудились, не провалились в болото, помог опыт лесничества бабы Мани, она часто ходила за грибами в эти дремучие леса и знала все непроходимые тропки наизусть.
Сторожка Лесника была очень маленькой, с наклонившейся почти до земли соломенной крышей. Чтобы зайти внутрь, взрослым надо было наклоняться почти до самой земли. Входная дверь была дубовая и прочная, на окнах -  надёжные ставни, а главное - внутри была большая печка. Она была похожа на огромную тёплую завалинку, которая пахла сушёным чабрецом, ромашкой и разными ароматными сушёными травами. Лесник дядя Захар всегда сушил чабрец и другие лечебные травы и отдавал всегда бабушке Мане букетик со словами «Для душевного чая!». На этой печной завалинке спокойно могли поместиться три человека, а с другой стороны чудо-печки была плита для готовки с железными кругами, на которых стояла большая кастрюля и медный чайник.  Но самое важное, единственно хорошее за эти дни, их ждало дальше. Митька в погребе обнаружил шесть мешков картошки и мешок моркови.  А на полках аккуратненько поставленные в ряд три банки с мёдом и десять банок вишнёвого варенья привели Алёнку в восторг, помогли на секунду забыть о пережитом.
- И река здесь совсем рядом. Вон там за большой старой ёлкой вниз уходит лесная тропа, прямо к реке, не заблудишься. Так что и вода у нас есть! - сказала бабушка Маня, первый раз, чуть улыбнувшись за все эти дни, и дети опять узнали в ней ту самую весёлую и добрую бабушку Маню, которую очень любили.
Вечером был настоящий пир, дети согрелись, поужинали и даже был сладкий стол с мёдом и вареньем, а потом они сладко уснули на печке. Алёнка на бочкЕ, свернувшись калачиком, тихо и спокойно, как тогда, в мирное время. А Митька по-прежнему тревожно уснул на животе, сжимал уголок одеяла в кулаке, обхватив руками соломенную подушку.
Весь август и осень дети изучали окрестный лес, уже не боялись уходить дальше в лес, собирая грибы и ягоды. Следы волков не попадались им в лесу, Митя, очень быстро повзрослев, уже не вспоминал про волчицу. А мама по-прежнему очень беспокоилась за детей и не разрешала уходить далеко от сторожки. И вот однажды, дети увлеклись сбором грибов и ягод и ушли слишком далеко, почти до самого холма, о котором ходили жуткие истории. Именно там, у его подножия, нашли растерзанного Лесника дядю Захара этим летом. Но дети этого не знали. Вдруг заметив впереди огромный холм, который виднелся сквозь старые ели, Митька забеспокоился:
- Кажется, мы ушли слишком далеко, я не помню этого холма, пора обратно домой возвращаться, корзинки переполнены грибами и ягодами, мама будет рада!
Неожиданно дети увидели впереди на холме огромную волчицу и два почти взрослых волчонка-подростка.
- Волчица, та самая! -  почти простонал Митька, ноги как будто онемели от ужаса.
В ту же секунду до них донёсся жуткий вой:
- УУУУУУ! – подняв сверкающие глаза к небу, выла огромная серая волчица.
 Затем зазвучали ещё два негромких, но не менее жутких голоса подросших волчат:
 - УУУ! УУУ!
Волчата подвывали наперебой, стараясь попасть в такт волчице. Звери как будто учились выть теми жуткими звериными нотами волчьей жизни, которые всегда пугали всю округу.  С ветки сорвалась сорока и с звонким треском «Спасайтесь», скрылась среди верхушек старых елей. Этот хор зверей звучал так, что дрожь от страха пробежала по всему телу у Митьки, Алёнка чуть не закричала от испуга и ужаса.
-  Бегом за мной, быстро, я знаю обратную дорогу!- скомандовал по-мужски и необычно по-взрослому Митя. 
Как Митька и Алёнка добежали до сторожки, они не помнят. Дети неслись по кочкам, царапая ноги, кололи до крови еловыми ветками лица, спотыкались, падали и опять вставали, и бежали, помогая друг другу и спасая корзину с грибами и ягодами. Они снова бежали, такие маленькие и беззащитные, спасаясь от зверей и неминуемой смерти, как тогда спасались от самолетов, сбрасывающих бомбы на их хрупкую деревню, от грохочущих танков, от пожаров, от человеческой жестокости и бессердечности. Они тогда бежали в глухой лес, в эту страшную неизвестность, чтобы укрыться от ужаса войны, а сейчас, они бежали от зверей, чтобы укрыться в сторожке, единственно безопасном уголке сегодняшнего хрупкого мира.
Ввалившись в сторожку лесника, плотно закрыв за собой дубовую дверь, Митя кричал, уже не скрывая весь ужас:
- Мама, там волки!!! Там, звери!
Алёнка проплакала полночи, никак не могла уснуть. Баба Маня причитала и плакала, вспоминая Лесника дядю Захара, и просила больше не уходить далеко от сторожки. Митя тоже не мог долго уснуть. С этого дня они больше не ходили далеко в лес.  С каждым днём становилось всё холоднее, ночью появились первые заморозки. Всё труднее было ходить за водой к реке, так как тропа уходила резко вниз, и становилась опасной. Нести вёдра с водой было тяжело и скользко. Мама Настя поскользнулась и вывихнула ногу, нога опухла и сильно болела. Когда выпал первый снег, дети прыгали от радости, лепили снежки и, казалось, совсем забыли про голод, лишения, войну и все тяготы, которые выпали на их детскую долю. Баба Маня стала часто болеть, дети ухаживали за бабушкой и помогали маме. Мама вместе с детьми справлялась по хозяйству: надо было нарубить дров, истопить печь, готовить скудную еду из картошки, моркови и грибов, распределив её на маленькие порции, чтобы хватило надолго.  На зиму удалось сделать заготовки, засушить грибов и ягод. Урожай грибов в это лето был небывалый, бабушка Маня не помнит, чтобы в лесу было такое изобилие грибов и ягод. «Это к войне!» - тревожно говорили тогда старожилы в деревне, вспоминала часто эти слова бабушка Маня и вздыхала, перебирая для сушки красивые подосиновики и белые грибы.
Настя стала прихрамывать из-за сильной боли в ноге и не могла ходить к реке по скользкой тропинке. Дети постепенно самостоятельно стали ходить за водой, приспособив деревянные санки лесника, привязав к ним старую верёвку. Вниз по тропе спускаться было весело, так как дорожка покрылась снегом и льдом, и дети радостно усевшись вдвоём на санки, катились с ветерком вниз, громыхая пустыми железными вёдрами, держа их в руках. Это было единственное детское развлечение из той далёкой мирной жизни, которая осталась у них только в воспоминаниях и в надеждах, что когда-нибудь всё вернётся опять, но они осознавали с болью, что многое уже не вернуть никогда. Отец Василий не прокатит их на санках вверх на гору, весело смеясь, не подтолкнёт радостно вниз «Поехали!», не бросит их в пушистый сугроб и не посадит на широкие плечи уже никогда, никогда…
Они катились вниз с горы, громыхая вёдрам, и в этот раз весело и шумно. Темнело уже быстро, и дети понимали, что вернуться надо будет в сторожку ещё до темноты. А солнце уже касалось старых верхушек высоких елей, в лесу начинались сумерки. Набрав два полных ведра воды, дети уже тащили санки вверх на гору. Алёнка тянула сверху за верёвку, а Митька толкал санки сзади.
- Эх, ухнем! – шутил, как всегда Митяй. Сегодня Алёнка не шутила, она ночью сильно кашляла. Мама не пускала её за водой, беспокоясь, что Алёнка простудилась.
- Это совсем рядом, через десять минут мы будем дома, Митьке одному не справиться, а у тебя болит нога, ты можешь упасть на скользкой горке, - уговорила маму Алёнка, и они с Митькой пошли вдвоём.
Вот так, вдвоём, они тащили санки с водой почти до самой вершины пригорка, и вдруг старая верёвка оборвалась и санки, протаранив Митьку, с грохотом дребезжа вёдрами, покатились вниз.
- АААА! – кашляя и задыхаясь, кричала Алёнка.
Митька догнал санки и успел остановить их на полпути. Вода почти не разлилась, ведра были надёжно привязаны верёвкой и закрыты крышками. Надо было снова тащить санки наверх. Митя понял, что уже катастрофически темнеет. Алёнка начала надрывисто кашлять, и ему стало страшно за её здоровье - вон какие у неё рваные тоненькие валенки на три размера больше её маленькой ножки, совсем озябнет, заболеет.
- Беги быстро домой, а я сейчас сам затащу эти санки наверх, осталось всего каких-то пятнадцать метров, не волнуйся. Я мужчина! Быстро, я сказал, домой к печке греться.
Впервые Алёнка не сказала ни слова, даже не пыталась возражать и вредничать, а только глянула на серьёзного Митьку как-то  виновато и нежно, снова сильно закашлялась и, прикрывая рот рваной варежкой, пулей помчалась в сторожку.
- Эх, ухнем! - толкая тяжёлые санки вверх по скользкой тропе, приободрял себя Митька, оставшись один на один с сумерками, тяжёлыми санками, скользкой тропой и огромной луной, которая смотрела огромным глазом Циклопа на него.
- Как-то жутковато становится и очень тихо. Надо отдохнуть немного и завязать порвавшуюся верёвку, - подумал Митя и остановился передохнуть перед последним рывком.
- Всего десять метров, каких-то десять метров, а там уже будет легко тянуть эти санки по ровной лесной дорожке. 
Митька остановился и засмотрелся картиной. Уже стемнело. На небе появились первые звёздочки, тропинка, идущая вверх белой змейкой, казалась дорогой к звёздам. А по центру, между большими старыми елями, светила огромная круглая луна, освещая тропу каким-то особым искрящимся светом.  Вдруг пролетела рядом сорока, напугав Митю, и села на соседнюю ветку ели. Митьке стало жутко, он наклонился за верёвкой, связал её потуже, чтобы потом тянуть санки вверх и, когда поднял глаза, там вверху, прямо под огромной луной, возвышаясь на белоснежной дорожке, в метрах десяти от него, стояла волчица. Глаза у неё сверкали холодным лунным светом, как два маленьких прожектора. Сама волчица казалась нереально огромной и, освещённая луной, переливалась каким-то серебристо-голубым цветом. Волчица смотрела прямо на Митьку, сверкая звериными огромными глазами. Сделав два медленных шага вперёд и оскалив зубы, волчица как бы всматривалась в Митино хрупкое тельце, одетое в рваное пальтишко, перевязанное маминым пуховым платком на груди, в тонкую вязанную шапочку, из-под которой виднелись огромные и напуганные Митькины глаза. Мальчишке показалось целой вечностью их молчаливое знакомство. Они стояли и молча смотрели друг на друга:
- Баю-баю-шки-баю… Придёт серенький волчок и укусит за бочок, - вдруг показалось Мите, как зазвучал на весь лес мамин голос.
- Ничего не бойся, сынок! - опять вдруг послышался голос мамы, он звучал очень чётко и громко, где-то там, на звёздном небе и падал нежно через чёрные ели прямо на Митьку.
- Ничего не бойся, сынок! - звенело теперь громко у него в ушах.
И Митька действительно не боялся, он сжимал верёвку, как тогда уголок одеяла, стоял, смотрел и не чувствовал страха. Только ноги окаменели, он не мог пошевелиться. Вдруг волчица вздёрнула вверх голову и завыла жутким голосом  куда-то туда, далеко-далеко к звёздам и к этой огромной луне:
- УУУУУУ!!!! – понеслось на весь лес и, казалось, на всю вселенную.
Снег посыпался с еловой ветки, снова вспорхнула сорока, умчавшись подальше от услышанного ужаса. Вдруг из-под елей вынырнули два молодых волка. Это те волчата уже подросли и стали совсем взрослыми и сильными чёрными волками. Жуткий оскал перекосил их морды, лапы готовы к прыжку.
- Это, конец,  - выдохнул Митька, - как хорошо, что нет со мной Алёнки.
Вдруг волчица одним прыжком опередила сыновей, стала наперерез и, оскалив зубы, как будто прорычала злобно:
- Стоять! Не трогать! Это ребёнок!
Для подтверждения предупреждения, волчица ещё раз завыла на луну,  рыкнула в сторону подросших сыновей-волков, глаза сверкали прожекторами с особой яростью.  Митька стоял молча, почти до онемения сжимая верёвку от санок, его глаза, как у того волчонка, застыли из-под шапки «Что плохого я вам сделал?!». Ещё секунду волчица и двое взрослых волчат молча светили глазами-прожекторами в сторону Митьки и потом, по команде волчицы, резко отпрыгнув в сторону от тропы, скрылись в еловых зарослях. Небольшой лавиной сошёл с ели снег, докатившись до Митькиных ног. Где-то там, но уже далеко-далеко, снова затрещала напуганная сорока. Волчица с сыновьями уходила всё дальше в лес.
- Она увела их в лес, голодных и злых, она спасла меня, почему?! – бешено стучало в груди Митькино сердце.
Мите вдруг показалось, что там высоко, где-то рядом с далёкими звёздами, соединились два голоса, два материнских сердца: мамы Насти и мамы Волчицы.
- Ничего не бойся, сынок, - звучал во вселенной голос Митькиной мамы, и он перестал бояться,
- Не трогай, это ребёнок, - звучал во вселенной голос Волчицы, и голодные звери не тронули ребёнка.
 В зверином сердце Волчицы нашлось место для сострадания и, несмотря на страшный голод и своё звериное предназначение, она не позволила своим сыновьям- уже повзрослевшим волкам, убить ребёнка.
***
Когда Настя в декабре потихоньку пробралась в деревню по замершей реке, чтобы узнать, как там выжили в этой страшной войне её односельчане, старики, женщины и дети, она увидела пепелище с торчащими вверх трубами. Деревни больше не было.
Она еле вернулась обратно в сторожку, продрогшая и убитая горем, ничего не рассказав бабушке Мане и детям, сутки плакала. Все всё поняли. Случилось страшное горе.
Возвращаться было некуда. Впереди ждала жестокая зима, с морозами, новыми испытаниями и голодом.
***
Митька всю зиму оставлял в потухшем костре шкурки от печёной картошки, не съедая их, несмотря на голод, для неё… для Волчицы.
С тех пор, почти каждую ночь, они слушали, как к сторожке приходила волчица, выла на луну и разгребала лапами остывшие угольки в поисках шкурок от картошки, бродила по крыше землянки-сторожки, заметённой снегом. Перекусив шкурками, опять садилась на свою тропу под луной и пела свою волчью песню.
- УУУУ!
- Настоящее сердце у этой волчицы! - думал Митька, засыпая,  повернувшись на бочок к стенке.
Митька больше не сжимал уголок одеяла от страха, он перестал бояться лесных зверей. Он в свои 8 лет с горестью понял, что жестокость людей, которые сожгли его деревню, намного страшнее той лесной и звериной. Но Митька понял, что он стал сильнее и в его душе не осталось больше страха.

В эту ночь Митька сладко спал, улыбаясь во сне. Ему больше не снилась волчица.
Митька перестал бояться, он стал сильнее страха, ему снился рассвет и мирное бесконечное небо с яркими звёздами...

***
Декабрь 2014

***
Картинка из Интернет