Оживляя вещи

Открывая марксистский словарь
В вечных поисках новенького
Бесконечный словесный мытАрь
Я набрёл на тебя "гилозоика".

В изуродованной чернилами
Испомеченной карандашами
Хорошо, что ты выжила, милая,
В пожелтевших слоях оригами.

Разорвав страницу с диктатором,
И облив её чёрным воском,
Потихоньку тебя вытаскиваю
Из умов с сумасбродным отростком.

Вся укрыта сакральными ставнями,
Обездушена, обездвижена,
Заполняя тебя всеми тайнами,
Вывожу из барака в Париже.

Я не знаю, насколько смелая,
Я не знаю насколько тонкая,
Кем ты будешь мне в море неделанья?
С крыльями, иль перепонками.

Той же ночью, укрывшись ангелом,
В бесконечной умственной коме,
Ты обдула иконы ладаном,
И заснула рядом в истоме.

И оставля дебри нечистые,
В тёмных дУхах моей берлоги,
Ты взялась наполнять таинственным,
Вещи, что я считал убогими.

Стали яйца пасхальные старые,
Что крестили при царской фамилии,
Одеваться в рококо Маврами,
Наполняясь волшебными силами.

Домовёнок в углОке запечной,
Рядом с бабушкиной коммунизьмой,
Осмелев, начал ползать по женщинам,
В календариках с меловой ризою.

Из придворья пригнавши ведницу,
Отогревши от глада и холода,
Рассмешил диких гномов в поленнице,
Интернет подключив к "Рекорду".

Растопив для них пару охапочек,
Я принёс веднИце котёнка,
И еловых оставив лапочек,
Ухожу в Жёлтый Дом на ёлку.

И прийдя в Новый год к заутренней,
Забираясь на тёплую печку,
Наблюдаясь с мурлывым минутами,
Нахожу под подушкой свечку.

Две иконки в столе письменном,
Бирку в термосе с иероглифами,
Наполняюсь вдруг чёрными мыслями,
Вспоминая пентакли с апокрифами.

Что коль завтра в чёрном подряснике,
В Чёрный Дамп Вселенной Любви,
Приползёт, косою потрясывая,
Сама смерть с просьбою "Оживи"?

И услышав давно ушедших,
И не пОнявших смрады с косою,
Оживлюсь благодарной мне женщиной,
Что живёт по соседству - в Трое.