У крепостной стены

Он суетился, угождал.
По вечерам официантом
спешил к засиженным столам,
вложив салфетку в узел банта.

Хотелось быть повыше ростом
иных высоких, но, увы,
его сгибала очень просто
любовь к шуршащим чаевым.

Его, уставшего, заметил
скучавший Аргус у дверей
и, отряхнув с сигары пепел,
окликнул: «Эй!

Оставь-ка блюдо с кушаньем,
ты, маленький халдей,
и присмотри за душами
подвыпивших гостей.

Меж ними снуют тёмные,
не знающие сна,
украденные жёнами,
любовниц имена.

Ещё бывают, к ужину,
где главное еда,
в костюмах наутюженных
просящие всегда».

Лип чёрный локон к атласу
мерцающего лба.
Халдей ответил Аргусу:
«Храни тебя Судьба.

Крахмаленный, весь в белом
я кланяюсь за грош.
Верчусь тщедушным телом,
словно на гребне вошь.

Презрительные взгляды
я чувствую спиной.
Так, может быть, я рядом
тихонечко с тобой?»

В ухмылке хищной пряча
беду павлиньих глаз,
ответил Аргус: «Мальчик,
я умер много раз.

Отправлены на кичу
подельники мои,
и от дурных привычек
гоняю я чаи.

Тебя возьму с собой я
на сумеречный след.
Иди, неси героям
обед!»

Он перешёл на шёпот
и стал ещё страшней:
«С последнего Потопа
смотрю я на гостей.

Они приходят, будто
забыли здесь себя,
отлёживаясь, в утро
икая и храпя.

Я их разочарую.
Они не навсегда.
В утробу им пустую
прокисшая еда.

Они смеются, плачут.
Ты суетишься, ждёшь.
Они попросят сдачу,
Вошь.

Крысиного яда щепотку
дай крысам!
Мы сядем с тобою в лодку
у мыса.

Возьму я весло из бамбука,
ты флягу.
Мы будем с тобою, сука,
пить брагу.

Ругаясь, пойдём мы горелым
садом.
Я дам тебе стрелы
с кураре ядом.

Мы будем сражаться, как духи
у падшей стены,
пробив лохматое ухо
Луны.

Я буду, конечно, первым,
а ты, – вторым,
Я, видевший тень Минервы,
а ты, – горы.

Мы будем сражаться рядом
спина к спине.
Тебе это больше надо,
чем мне.

Рассвет никогда не встретят
уснувшие города.
Разбросит стальные сети
беда.

В реке завизжит от боли
красивейшая из Нимф!
Возьму на овал ладони
я гриф.

От жалобной моей песни
про синие острова
на ноте высокой треснет
кувшинная голова».

И смерил свинцовым взглядом
страж щуплого болтуна.
И выкатилась из сада
с пробитым ухом Луна.

На круг возвратилось время,
какая уж тут спираль,
ермолкой, прикрывши темя,
халдей постигал печаль.

Шуршащие чаевые
прервали ступенек бег.
Не выше он, чем иные
держатели ипотек.