Несколько монологов на одну тему

Не забава,
Не прихоть,
Не поза,—
Бесконечный  с собою  раздор:
Я художник.
Но я и береза.
Я береза.
Но я и топор...

ГОВОРИТ ХУДОЖНИК
У реки — на пригорке — береза.
Все в ней светом и тайной полно.
И откуда в ней тайна берется —
Мне покамест узнать не дано.

Я смотрю потрясение и немо.
Как легко у меня на глазах
Возникает и дышит поэма
В этих гибких и длинных ветвях.

Как все трепетно! Ветер ли тронет —
Листья смехом ответят ему;
Туча ль несколько капель уронит —
Дрожь пропляшет по телу всему.

И тогда я беру свои кисти
И спешу, нетерпеньем объят.
Полонить эти быстрые листья.
Этот бьющийся в листьях закат.

Кисть летит напряженно и чутко
У закатных лучей в поводу.
Если я упущу это чудо —
Я его у людей украду.

Гасит краски туман безголосый,
И тогда наяву, а не снясь.
Между мною и этой березой
Возникает мгновенная связь.

И уже не плескучие листья —
Перебег, пересверк, перекат,—
А пронзительно точные кисти
Окунает береза в закат.

Сколько в ней и простора, и воли,
Как берет она ветер и свет,
Создавая на меркнущем фоне
Удивительный автопортрет!

Как лепечет она, затихая...
Но опять на холсте у меня
И не то чтобы очень плохая —
Не плохая...
Но все же мазня...

Пролетело мгновенье — и нету.
И уже я уверен сполна:
К этим звукам и к этому свету
Никогда не вернется она.

Я ходил к ней весною, и летом,
И в багряные дни сентября,
Под вечерним и утренним светом,
И ходил, мне казалось, не зря.

В мастерской моей — груды и груды,
СЛОВНО осенью листьев сухих,
Все наброски, эскизы, этюды
И все та же береза на них.

Вот ее пробужденье в апреле.
Вот январская — в снежном пальто.
Вот июньское столпотворенье
Птиц на ветках. И все же — не то...

Видел я и березы Рылова,
Окружавшие солнечный плес,
И звучащий светло и лилово
Левитановский шелест берез.

Те березы дышали и жили.
Но скажу, ничего не тая:
Те — хорошие, только чужие,
Ну, а эта береза — моя.

Я прошел через боль и сомненья.
Потерял своим поискам счет...
Вот поймаю, как птицу, мгновенье
И береза моя оживет!

Но однажды — случится ж такое! —
В непогожий осенний денек
У знакомых полям над рекою
Я наткнулся на свежий пенек!

Долго, помню, курил я и думал,
И не чувствовал вкус табака.
Ветер снегом и холодом дунул,
И подернулась рябью река.

Что береза!
Такое уж дело...
Нам в привычку такие дела...
Может быть, где-то в печке сгорела,
А быть может, на колья пошла.

Но не верю я в общее благо
До тех пор, пока совесть жива:
Для кого-то береза — бумага,
Для кого-то береза — дрова.

Знаю я эту горькую прозу.
Но иною надеждой дышу:
Я свою, а не чью-то березу.
Буду жив,— все равно напишу!

ГОВОРИТ БЕРЕЗА
Я береза. Просто береза.
Под угрозой судьба моя.
Для тебя даже нет вопроса —
Дорожу ли собою я.

Как же мне говорить с тобою,
Если я на любом лугу
Не могу закричать от боли
И от радости не могу!

Погоди, человек, смеяться!
Не подумав, не прекословь!
Ты припомни твои семнадцать
И девчонку, твою любовь.

Было тихо и лучезарно.
Был от счастья ты сам не свой.
Ты припомни, как благодарно
Шелестела я вам листвой!

А когда под любовным хмелем
Отступили и стыд, и страх,—
Не мою, не мою ли зелень
Ты увидел в ее глазах!

Ты припомни, как без тревоги,
Разделяя беду, нужду,
Я прошла с тобой все дороги
И еще, и еще пройду!

Ведь российские все народы,
Не считая грудных ребят,
Ели ложками из березы
И теперь кое-где едят.

Мои досточки голубели
В  дни  веселья и в дни тоски
От березовой колыбели
До последней твоей доски.

Да и после, забыв все злое.
Если был ты людьми любим,
Я вставала у изголовья,
Чтобы сон твой спокоен был.

Мало ценишь ты, что имеешь..
Но за жалобу не прими:
Веник в бане — такая мелочь,
А ведь это руки мои.

А когда запевал Есенин,
Свою славу вкусив уже.
Не моя ли хлестала зелень
В соловьиной его душе!

Отшумели дожди и грозы,
И в народе живет молва,
Что Россия — Русь — и береза
Часто рядом стоят слова.

По лесам, полям и оврагам,
Если взглянешь со стороны,
Я сияла зеленым флагом
Знаменитой твоей страны.

За тобою не помню долга.
Выше счетов и суеты,
Я хочу быть с тобою долго.
Но все дальше уходишь ты.

Я печалюсь от той причины.
Ветви горестные клоня:
Как опасно, неизлечимо
Заболеешь ты без меня.

В громе, в резком железном гуле
Встанут каменные города...
Никакие твои пилюли
Не помогут тебе тогда!

И внезапно светло и грозно
Вскрикнет раненая душа.
Ты вернешься, но будет поздно,
Сядешь, прошлое вороша.

И другое увидишь небо,
И совсем другую зарю,
И заломишь ты руки немо...
Впрочем, зря я так говорю.

Вот взмахну я ветвями слабо
В неизбывной тоске своей...
Я береза.
Я просто баба.
Пожалей меня.
Пожалей...


ГОВОРИТ ТОПОР
Погулял по лесам, по хозарам,.
Много дел натворил на земле.
Побеседуем, что ли, хозяин,
О железном моем ремесле.

Я веками не ведал простоя,
Потрудился до устали, всласть.
Я — топор. Мое дело простое:
Если поднят — я должен упасть.

Я рубил терема и хоромы.
Мчался ночью в бандитском седле.
Смех ребячий и плач похоронный –
Все я слышал на этой земле.

Я особых различий не вижу.
Непонятно мне, есть ли в них прок.
Возвожу ли я светлые Кижи
Или мрачный Центральный острог.

И не ведаю, далью какою
Измеряется пыльный посад
От избы бедняка за рекою
До боярских дубовых палат.

С гневом, с руганью дикой, бывало.
Шло село на село в топоры.
И железо мое уставало
От ненужной и страшной игры.

Видел слезы и смертную муку.
Твердо помню, что кровь горяча.
Вору, ежели пойман он, руку
Я не раз отсекал до плеча.

Горевать и терзаться!
Пустое!
Не меня ненавидеть и клясть.
Я — топор. Мое дело простое:
Если поднят, я должен упасть.

Сам я не был ни в гневе, ни в страхе,
Ни в тревоге.
Но память жива.
Как скатилась
по розовой плахе
Стеньки бешеная голова.

Не однажды меня поднимали.
И, случалось, рубил я сплеча.
Топорище мое
Обнимали
Руки зодчего
И палача.

Был помощником славным в пути я,
В час опасности
Плыл навесу.
С топора начиналась Россия
В зауральском враждебном лесу.

Гул деревьев. И просеки в пепле.
Непрерывный с природою спор.
Дом ли выстроить, высеять хлеб ли,
Дать кочевникам должный отпор,—
Все сибирские села с тех пор
С топора возникали и крепли,
А случалось, и шли под топор.

Не печалюсь о бурях, о грозах.
И я грех на себя не беру.
Что немало веселых березок
Смертно кланялись мне,
Топору.

Все пути мои были простыми:
Знай, работай, взлетай и блести!
Но рубил я леса.
И пустыни
Возникали за мной на пути.

Я в крови.
Но за кровь не в ответе.
Что задумаешь, мною твори.
Ведь за все, что я сделал на свете.
Ты ответишь.
И дети твои.

Может, хватит мне в памяти шарить?
Вздумал душу хоть раз отвести...
Если поднят, я должен ударить.
Впрочем, можно меня отвести.

Кем я стану!
Рабочим! Солдатом!
Вам решать затянувшийся спор.
Но вот этот хваленый ваш атом —
Разве он не похож на топор!

В заголовках все ясно и броско:
Будет мир укреплен и спасен!
А планета дрожит,
как березка.
Над которою я занесен!

Этот атом меня покровавей.
Размышлять — не его это дар.
Ты — хозяин. Ты просто не вправе
Допустить его страшный удар.

ГОВОРИТ АВТОР
Не забава,
Не прихоть,
Не поза —
Бесконечный с собою раздор:
Я художник.
Но я и береза.
Я береза.
Но я и топор...
А давно ль по мальчишеским тропам
Пролетал я беспечным галопом.
Раздвигая кустарник плечом,
Не задумываясь ни о чем!

Ни в каких не нуждался советах
И встречал тишину вечеров
В шалашах из березовых веток
При березовом треске костров.

Все мне было доступно и просто,
Как любому из нас — до поры.
И сдирал я с деревьев бересту.
Чтобы жарче пылали костры.

И не знал я, что нежные слезы
Цедит дерево — только затронь.
Из подрезанной мною березы
Капал медленный сок
На ладонь.

...Боль пришла неожиданно, сразу
Как пощечина, зла и резка.
Не закончил веселую фразу,
Не подбросил в огонь сушняка.

Оглянулся.
Задумался.
Мимо
Шел ручей. И ворчал на ходу.
И увидел я облако дыма,
А в просвете
Большую звезду.

Что случилось!
Над берегом ива
Загляделась в бегучую рябь,
Напряженно и нетерпеливо
Ждал я —
Что он мне скажет, сентябрь.

И ударил в мое нетерпенье
Грозный колокол,
Чист и высок, —
Будто тайные стрелы пропели
И неслышно вошли под сосок.

Зеленело вечернее небо.
В нем не дым колыхался и рос —
Восходили прозрачно и немо
Души срубленных мною берез.

И повсюду
Над далью уснувшей.
Над землей, убегающей в синь,
Колыхались и таяли души,
Души кленов, черемух, осин.

Дома стол улыбался зеркально.
Я к нему устремился, спеша,—
И мгновенно застыл: вертикально
Над столом восходила душа!

И в какой-то момент невеселый,
Размышляя, что значит душа,
Я услышал дыхание пола,
Подоконника, карандаша.
И вздыхали, не жалуясь, двери,
И страницы тетрадей и книг...
Как же мы восполняем потери!
Как же мы бережемся от них!

...Лет назад, может, семь, может, восемь
Мы приехали в новый квартал.
Шла по городу ранняя осень.
Ветер пыльные струйки взметал.

И во всем этом новом квартале.
От угла до другого угла.
Никакие листы не шептали,
Никакая трава не росла.

А сегодня (пускай не в деревне,
Пусть я в том же квартале живу)
Выхожу из подъезда
В деревья,
В птичий щебет,
В густую траву.

Рядом клены лепечут знакомо,
Под ногой подорожник пророс,
И грустит у соседнего дома
Молчаливая стайка берез.

Ветви лиственниц, нежных и хрупких.
Чуть дрожат — ветерок по рядам...
Это лес протянул свои руки
К задыхающимся городам!

С доброй вестью деревья-подростки
К городскому пришли рубежу.
И задумался я
О березке.
Той, которую сам посажу.