Пятничная

Я на ощупь с ночной смены
возвращаюсь, спать хочу.
Окнами, вгрызаясь в стены,
утро каркает грачу.

Прижимает себя к крышам
сна сутулый исполин.
Херувима я услышал
и прибавилось мне сил.

День на солнечных ходулях
поднимается, идёт.
Тарахтит большой кастрюлей
предприимчивый народ.

Мне навстречу королева
Амазонии страны,
я шагнул бы с нею влево,
да боюсь, порву штаны.

Завтра снова на работу.
Так живу я день за днём.
Ангел трогает субботу,
где рукою, а где ртом.

Что же я? Сцарапал дёготь,
стал прозрачнее стекла.
Остаётся мне немного
до ближайшего угла.

Грач подсел к открытым окнам,
уронил огрызок дел.
По асфальту громко цокнув,
он упал..., и я успел.

За углом, гудя клаксоном,
прямо к шторе шапито
въехал кеб на корж бетона
возле русского лото.

Предъявивши контрамарку,
оттолкнул я турникет,
и вошёл, минуя арку,
в свет.

В полукруг сидели люди.
Клоун, женщина-змея
перед ними, как на блюде.
А у блюда… стою я.

Будто вырвавшись из плена,
взяв Луну одной рукой,
Ангел вышел на арену
в атлетическом трико.

Показав смертельный номер:
крик кота и писк мышей,
он поплыл в одеколоне
хрустом вывернутых шей.

Ангел лечит, Ангел учит.
Как слезинка по щеке,
покатился он и с тучи
опрокинулся в пике.

А потом, не веря светлым
нашим «завтра», в свой Предел,
не спросив и не ответив,
улетел.

Не ищу иной причины,
если истина видна,
этот Ангел, как мужчина,
хотел женщин и вина.

С сердца снят печали камень.
Я иду в лохмотьях дня.
В небе, пьян и аморален,
Ангел помнит про меня.