а вон он...

Остров Баалам


Скоротал нелётную югу,
точно слопавший-скомкавший свой самолёт
скоролётчик,
от материи вымышленного урвал
и на самой макушке планеты —
в ней — reset мировой —
остров присвоил.


Антистрофа к другой строфе

нолевой вкус небывальщины

дрейф по забористой воде

строения по ту сторону залива в землю вжимаясь чешуйчатым туловищем
златозубым отягчены радужным блеском




о барабанщике


А в двенадцатую ночь -- ни тебе в двенадцать, ни по Пушкину, --
энтропийный системы вопль
не сломает печатей на аккуратных и лопухами ушах погребённых
в летаргической нирване,
тех, кто волю сложил, не расстался лишь с коготками,
вот только пользоваться ими не удел

печатей тугих

как копыта, тугих, ранимых, что туман скрипичный

никакой ухочисткой не выгонишь туман скрипичный

из оных ушей

не всякой по капле копить энтропийность

система системе рознь, но

вытравили раба

взломать нельзя

немыслимо взламывать уши

нельзя помалкивать вопите не вопите

тревопасный-как ни

лес несуждения

...

облачно с прояснениями, гроза
шимпанзе -- непогоды и гнева божок -- курит
поиск, искать готовое, фастфуд мозгов
готовое: бог, отчасти -- апокриф творения
плюс двадцать два

лес несуждения

 в оба

 пропал

 затерялся интенсивно

 Агата, комната; жужжанье статуй

постаментал потусторонний




* * *

Одинокий кустик на стоянке,
качнувшись, к образу овчарки
безхозной отослал. Рванул терьера:
безбашенный, что твоя химера.
Знакомый осознания щелчок
заставил вернуться и взглянуть ещё раз
на глядевший пристально кустик.
Напомнив: мир -- уровень, пройденный не раз,
вселенная, которой ты, как экзистенция, приходишься сезоном усыхания и холодов, -- удолбанная видеоигра.
Ходи себе, уютно одинок,
по комнате пространства, не пророк --
бог этих стен. Дождя набравшегося неба
атлас -- звезды' не продрать -- намечай.




* * *

Досужий парадокс,
рефлексофистика творца за
наргилой с "Баккарди".
В лунатической степени нарратива.
С выделением тела лирического: герой-невидимка
в поле постничтомном
(по сути дела, двойным).

Приходится следить за несмешением
амбиций служителей младших монады
с точёным ничто.
Контрастным проливным
ошарашивать страсти
эмансипированных Адамов
с заговорщицким их альтруизмом, -- немудрено:
гуманизированный набор опций
в табор выродился, сброд изрядный
арлекинутых. Посмотри, мол.

С послевкусием рвоты, остывает в желудке чай.
Творец, создатель ситуации, слагает:

Праздник непраздных практика.
Праздник сей ненавязчивей и регулярней, чем тот, что приписан -- кем? --
к покровительственному всегда, к нумерологической формуле даты, к лунному календарю.
Это камень философский Канта с отражающей поверхностью. Открытка,
глянцевая с двух сторон, по впечатлению тех -- кто же эти они? --
любителей встревать меж чьим-то сном и явью.

Творец, создатель ситуации, корпит.
Практикует, досужеслагает. Практику празднует.
Миловидной небывальщине слагает.
Выходит в лирику -- досужерефлексует
за наргилой с "Баккарди".




Постмодернистское ретро


Жёлтый глянцевый полдень, пасующий перед приставленной к горлу белой наледи бритвой.
Белый полуденный снег в разводах солнечного недержания.
Это цвет повседневности отлаженной [не "дурной", не "вящей", ибо мерой -- стержневое ничто, исконные звука покой и беззвучность; см. также прожектёрство, хрупкость повседневности], всякой речи и жеста, принятых в ней. Одно лишь не-"но": где быдловали по-русски, где -- по-арабски [а где -- см. множественная повседневность -- по- ещё как-нибудь].

Ко[г]да --
камнем в топорный, чересчур повседневный [не то чтоб приевшийся -- тут мотивация альтруиста-пророка] калейдоскоп соседского окна

камнем в топорный, фантастический повседневности [см. фрагментарная повседн-ость; также ...] калейдоскоп соседского окна




эфирное


на пути отпустить
опустить
руки света слепые
от силы
бело-серые руки света
бело-серые плотные каменные ладони
опустить
в интенсивную томность без срывов
в человеческую
настороженность зимне-лесную потока
погрузить
в пиловорот ничтомных интенсивностей
голову сунуть
в отдушину прожорливой норы антинамерения

при участии яростно-меланхоличном двойника
раскачивать изо всех сил лодку земли
земли как изображена она на карте маджонга

отпуская путь опустить
руки всего
по локоть скормить их томной машине ничто
постепенно всё более меланхоличной, безынтонационно
надёжной, подтянутой, необусловленной ровно
ничем (зелено-выхолощенной: хмель двойника, прокручивание эфирное
движения педалей) земля ощущается, вечным -- проект пространства
с присущей последнему протяжённой
неисповедальностью -- и чем-то большим: клавиша шага глухая
звука не извлекает, но даёт отсроченный отзвук

...как мечтательно-просто казалось
выдрать матрицу, а когда всё пройдёт
уйти в буддисты

отпуская спонтанно-живучую блажь отпустить
замазывая отдушину норы антинамерения




Случай


распятый по периметру пустоты
вещаешь, испуга фантом
случайных и тревожных начертанья догм
в заглазьях запечатлеваешь меньших возмущений пустоты




* * *

в каменистое осеннее бесцветье
(две-плюс долгозубых, вписавшихся с силой друг в друга
друг друга грызущих пилы)
в шипованный вакуум
головой зарываясь




* * *

Оглушены, ок(олоо)круглены, не в фокусе, да что там -- бесформенны, совсем/ почти, качаются в столичной пене, в туманах взбитых застревают городски в панической пене, прибывающей и при... из порванного уголка губ плоских разбавленного темнотой забвения (цветоэффекта кофе с молоком; шевельнулось что-то, в движение пришло?..) незабывавшего.

качаются в столической пене

/меланхонический/

с целлофановым треском
проходит искусственный встречный
засасывается в повисшее в воздухе на уровне глаз дупло




* * *

всю ночь душили петуха
(чуть не мяукал) вешали всю ночь
ещё немного, и старообразный кислород
в рокочуще-замедленном припадке энтропийном
(чужом) дорвался бы до заоконья
так трогательно избавляясь (стараясь избавиться)
от навязчивой соломинки пустоты
поперёк мозга ставшей
и однако, скорби масса нарастала
мог только плакать хрупкий кислород
(можно (угле)кислотоннами выплакивать
пустоту)





* * *

есть двойственность последней неопределённости
(между ничем и ничем), колебание чуть более долгое
особое, напоминающее расширение




а вон он...


а вон он, малосонный огурчик
 откровением траченный вроде
в мятой кожистой шапочке хлорофилльной
время с ним заторможенно, в то же
самоё себя само-
вспоминательно-резко, дёргано
невралгический даб, шкандыбающий
/хорошо поставленный джаз,
заключающий уже
в себе молчание/
 как под кайфом, к стокам трансовым
в компании его свои -- не свои
 и не сами -- и не чужие




Фрагмент


туманность точёная лона ничто




* * *

заоблачное шарканье секунд на
засыпания дистанцию

с таким же, вероятно, звуком
в атмосферную труху
туманы обращаются,
покуда наконец не свихиваются, диссоциируя
на неопределённую дистанцию

а там -- труха пространства, шипенье содовое
переменных разбухших присутствия, напоминающих бочки нолей,
и того, что было в них скрытого, кодового,
не прочесть, не отбить, -- только остекленелость млечная
мыльных нутра пузырей




* * *

Колебание. Двойственность неопределённости. Не глубина.

Безголовые сросшиеся параллели-близнецы (интуитивным курсивом: без мета-составляющей).




* * *

моцарт их не вольфганг амадей --
некто перемещающийся быстрей, чем вращается мысленное, обыкновенно, мнительное око,
передвигающийся обитающий под кожей,
и под собственной, пожалуй, в том числе, передающийся
через движения, сообщение рук,
этакая внутренняя наощупная муха, за стекло
телесную принявшая оболочку, --
слепая, мягкая переменная её посадка
содержит, возможно, уже безнадёжность --
осознанную стумилирующую безнадёжность
антидепрессанта моцартин.




         /28.11.14 - 29.12.14/