Формула

ФОРМУЛА

Дышалость тогда как будто бы кожей. Сквозь поры сочился мохнатый сумрак и сладкий промышленный смог. Шарики звонкого смеха с силой кидали об пол. Они нежно взрывались. Этот зыбкий, округлый, проникающий внутрь бетона и там остывающий, распахнув своей глубиной и округлостью новое, отраженное странствие, звон - рождался в груди, в сердцевине сердечной, струею сомнамбулического шока поднимался, мешаясь с лохматой кровью, по коридорам вен, и выныривал на поверхность через тугую пульсацию барабанных перепонок. Когда жарко - нужно пить горячий чай. Иначе - искусная фортепианная техника рухнет, сравнявшись с сухим глиноземом. Взмах кисти и слияние пальцев изящных, гибких костей, приютивших жужжащую жидкость из мозга, и сверхчуткой, нервически оголенной и совершенной каштановой клавиши - утратит коммуникацию с физической реальностью упорхнувшего звука и с единицей того Пифагора, похожей на кол, и с темпоритмом музыческих сфер в той гармонии, где решает все трафарет, наслоение точное дыр, вырезанных из гофрированного картона, на круглые гнезда ворон, оборотные звездам трескучим и острым. Гармония, каковая не есть успокоение, но выход в ужасное открытое небо, укрытое беспросветностью почвы с обоих сторон. Полет - не в пустоте, не насквозь прозрачные пазухи воздуха, но - через изломанные траектории, через экранный кисель. Упругий полет, который равняется путешествию к земному ядру. Полет - вне пространства и наличия общего места и основания у разных вещей. Полет - через разные полости, которые нигде не находятся по друг по отношению к другу, которых не существует нигде и никак, и ни в чем, не существует их отношения, линии и пути, протянутого между границами полостей этих. Полет - не от одной точки к точке другой внутри единого мира, пространства и комнаты, а иначе. Квадрат приручает беспредельное, превращая его беспредельность в узор на одной из собственных граней. Беспредельное приручает квадрат, разливая его содержимое, его существо за грани, не нарушая при этом их герметичность. Мир переливался: он был и структурой, затем охлаждался и обращался вместилищем, в том числе и себя самого. Полет кристаллически легок. Телодвижения упруги, омертвение замершего сердца как каллиграфии сгусток. Но внутри прозрачной ясности кристалла коренится мутность реки, храбро бегущей от жерла вулкана в долину. Зрение покидает глаза и впивается в мозг. Зрение становится плоскостью и находит все новые и новые полости изнутри пустоты. Оно - всегда на шаг впереди света. Треск кинопленки - утопание острова в противоречии самого себя, дрейфующего в океане, ставшем границей у безымянного. Треск кинопленки и шум на экране. Рано темнело. Пахло тогда манной кашей, вареным яйцом, скатертью, штукатуркой. Мотыльки льнули к лампочкам, сальным и тусклым. А лампочки гудели, трещали, и свет был - всего лишь узором и раскаленными нитями.
На фотографиях нету Дениса. Перламутровая змейка, смеясь, выползала из ремонтного здания, и разбредалась вприпрыжку. Кто-то выкапывал окаменелости, кто-то спотыкался о мяч на площадке, усыпанной красным песком. Змейка расчленялась как гидра морская по дороге налево, а я направлялся направо. У протянутых балок и турников, опершись локтем на локоть, лениво меня ждал Денис. Как все общались? Считали до ста. И глумились над тем, кто не мог посчитать.
Речь шла о мечте. Летали самолеты. Скрывались из виду, попав в пресловутое бледно-зеленое небо. И появлялись, сверкая эгидой, в густо-синей тьме полуденных облаков, похожих на стрелы, указующие эшелон вертикальный. Видимо, и я, и Денис хорошо умели считать.
- Когда я стану взрослым, я буду выступать в "Формуле Десять", - река мечтаний источала исток среди дебрей его лесистого коварства.
- Когда я стану взрослым, я буду выступать в формуле одиннадцать
- Когда я стану взрослым, я буду выступать в формуле двенадцать
- А я буду выступать в формуле тринадцать
....
- А я буду выступать в формуле сто
- А я буду выступать в формуле двести
- А я -- в фомуле триста!
....
- А я -- в формуле тыща!
- А я -- в формуле две тыщи!
....
- Миллион!
- Миллиард!
- Биллион!
- Биллиард!
- Сто тыщ биллиардов!
И вдруг Денис говорил:
- А я буду выступать в "Формуле Один": это самая лучшая формула.
И смеялся.
Никто его не помнит. Его нет ни на одной фотографии.