В чёрных душах бывает море

[Бавар - один из сыновей Бессмертия, младший из двух, голубоглазый, красивый и романтический по своей натуре. От его лица].

I
В чёрных душах бывает море,
Как в измученных наших снах.
Мы бежали по дикой флоре,
Не заметив под нами прах.
Нас убили совсем недавно,
Просто чтобы помолодеть.
Это всё же бывало славно...
А чего бы не захотеть?

II
По красивым и томным лицам
Пробегает оскал кривой;
Я устал в темноте томиться,
Свою душу сцепив тобой.
Мы окрасили в синий уши,
Без обрыва смотря в глаза.
Я болел, ну а ты не слушал,
Потому что «так Бог сказал»,
Потому что в красивых формах
Не найти нам таких же губ.
Мы топили друг друга в нормах
И мечтали, что не найдут.

Хоронили себя словами,
Ну а руки цепляли вширь.
Все леса отравляли нами,
Превращали нас в рыбий жир.
Мы зачем-то мечтали видеть,
Но мечты превратились в прах.
Бог для нас был ужасно скрытен,
Ну а Дьявол лелеял страх.

Ты прости, что я был неверным,
Просто больно бывает жить.
Ты всю жизнь наши резал нервы,
Так зачем же сейчас бузить?

III
Мы летали с тобой над полем,
Целовались, омелу мяв.
Нас стерёг боговерный голлем,
Ну а горло сжимал удав.
Мы считали, что раз есть крылья,
То мы можем совсем забыть.
Только крылья не есть, а были,
И не слышим мы зов Судьбы.
Мы смотрели, бывало, мимо
И не видели крик врага.
Нам в мозгу всё смешало дымом,
Кислотой замело глаза.

Ты смотри, там бежит удача!
Только нам не дано поймать.
Мы с тобой попадём в раздачу.
Вот смотри — там уже следят.
И пустили за нами CERBER,
Чтобы голову смело с плеч.
Ты убил благородно Герду,
А теперь принимай их меч.

Они будут тобой картавить,
Кровь твою обольют слезой.
Ты же сам захотел тут править.
Так куда ты теперь? Постой!

IV
За обширным смертельным полем
Три врага обметают смерть,
Они нас поделили долей,
Чтобы сразу убить. И съесть.
Мы же были с тобой так глупы!..
Мол, есть трон, значит можно всё.

... только впредь подметаем трупы,
Почернел наш с тобой овёс.
Ты реви, сколько хочешь, милый,
Я с тобой буду ровно день.
За горами петляют мили,
За спиной поджидает тень.

Сколько можно нам быть глупцами?
Сколько можно смотреть лишь в лоб?
Мы в войне виноваты сами.
Нам самим же и строить гроб.

Я не думал, что в этом мире
Будет столько последних душ.
Потому мы с тобой их били,
Что не знали, что это чушь?
Мы с тобой погасили свечи
И легли поперёк на стол.
Нет, увы, даже смерть не вечна.
Хватит плакать, мой воин.
Стой.

V
Мы очнулись в ином трактире,
Позабыли своих имён.
Ожидал я, что мы в могиле
Спозаранку с тобой гниём.
Но теперь нам вязали руки,
Щекотали ноздри пером.
Я не знал, что бывают муки —
Поперечные всех времён.
Мне под рёбрами сильно давит,
В горле точно я чую гвоздь.
Ну а жизнь... продолжает жарить.

Говоришь, что я только гость?

Обернулся я, чтоб увидеть,
Что не ты там сидишь в углу.
Неужели... о, где ты, милый?
Без тебя я теперь умру?

[Орил - второй сын Бессмертия, старший из двух, изувеченный во множественных боях, твёрдый духом и привязанный к младшему брату. От его лица].

VI
Я небрежно облил проклятьем
Всю толпу, что темнела вдаль.
Я увидел тебя в распятье,
И мне стало... ужасно жаль?
Я успел убежать подальше,
А тебя все схватили враз...
Удивляюсь, что ты не плачешь.
Ну и где тот огонь из фраз?
Ты же был всем такой хороший!
Ты и хвастался всем и вся.
Только мало роптать в ладоши —
Ты ушёл. Не прошло и дня.

Говорил, что не бросишь в душу,
Не заставишь меня страдать.
Говоришь, что я сам не слушал?
Ну а где ты теперь, мой брат?
Ты ведь сам оказался глупым!
Я же шёл за тобой в конец...
Говоришь, что считаем трупы?
Их считает иной Творец.
Я и сам их готов изранить,
Перерезать им мёртвый сон.
Но ты сам оборвал все грани.
Ты же сам разорвал наш сонм.

О, мой брат! Я не вижу боле
Твой бесщадный и милый лик.
Ты оставил меня доколе,
Чтобы нас наказать двоих?

VII
Я устал бороздить просторы —
Тебя нет даже в Злых Лесах.
Я бывал и в местах Авроры,
Убивал я и Небеса.
Я взывал к благоверным Падшим,
Но ответ был всегда один:

«Вы устали от нашей фальши?
Получайте тогда свой клин».

Мы и правда с тобой хотели
Уж покинуть безверный мир.
Но, мой брат, как они посмели
Хоронить у тебя жасмин?
У распятья алеют трупы,
Я смотрю, чтоб не видеть смерть.
И синеют от смерти губы.
Я просил их тебя не сметь
Отбирать у меня из пальцев!
Только Боги живут иным.

Отстреляем с тобою зайцев?
Иль не хочешь опять войны?

VIII
Третья ночь. Я устал и плачу.
Ты забросил мой трупный сад.
Я от сноба свой разум прячу,
Но за нами явился ад.
О мой брат! Ты оставил чахнуть
И оставил меня сгорать,
Мою голову сунул в плаху,
Но надрал моей смерти зад.
Так зачем ты исчез из жизни?
Чтобы с неба смотреть за мной?
Как по мне, так ты лучше б выжил.
О мой брат. Ты вернись. Домой.

IX
Я лежу на зачахшей книге
И смотрю на летящий строй.
Ты когда-нибудь в жизни видел,
Чтобы тихим казался вой?
И душа моя смело воет.
Я скучаю; таков наш мир.
Моё сердце разбилось оземь.
Как считаешь, идти за Ним?
Ты всегда был ужасно милым
И набожностью жёг сердца.
Только вот... ты гниёшь в могиле,
А я всё ещё жив. Без сна.

Ты мечтал, что мы будем вместе?
Так мечтаю теперь и я.
Только слишком жестока песня,
Как жестока бывает грань.

X
Наконец-то заметил что-то —
У могилы твоей... слеза?
И живёт подо мной болото,
Да и я оживаю сам.
Неужели ты снова дышишь?..

Но, увы, ты всего лишь мёртв.
О мой брат. Ты меня-то слышишь?
Может, треснул теперь-то лёд?
Посмотри на меня, мой верный!
Ну, открой же свои глаза!
Отчего же такой ты бледный?..
Отчего не вернуть назад?..
Я останусь с тобой навеки!
Только, Боже, прошу, верни.
О, Бавар, приоткрой ты веки,
Ибо слишком не твой гранит.
Ты же мне обещал, что в Жизни
Больше точно не будет слёз.
Только снова не то... вот видишь? —
И мой зов не достигнет Звёзд.

[От лица Бавара].

XI
Мне пекло и сжигало сердце,
Я в сомненье смотрел на них.
И мне горло сжимал Отец их,
И что умер казалось вмиг.
Только жаль... я всего лишь сонный,
А они как Аида псы.
И в окно нам стучится чёрный
Вороний урод и сын.
И я морщусь, смотрю на лица —
Он мне чем-то напомнил нас.
Может, это... всего лишь снится?
Может, нет этих серых масс.

Только Зевс мне шептал на ухо,
Что кентавры давно мертвы.
И несло от их тела духом
Гнилой и безвратной лжи.
О Орил, ты не видишь это!
Интересно, а где ты сам?
Ты уснул под крылом у Геры?
Или шею свернул тем псам?
Мне тоскливо и страшно, верно.
Я смеюсь, потому что слаб.
Может, эти-то знают, где ты;
Только чую я цепи зла.

XII
Я был прав, все они — лишь люди,
Их удел — только кровь и пить.
Возомнили, что если Судьи,
Значит могут они судить.
Я надеюсь, что, брат, ты видишь,
Ибо это довольный грех.
Они бьют мне в лицо, а идиш
Вызывает лишь терпкий смех.

Их волки не похожи, братец,
На волков, как у нас в дому.
Позовёшь их на смертный танец?
Или с ними сгоришь в аду?

XIII
Меня бросили гнить в могилу,
Не засыпав поверх землёй.
Они думают, что их миру
Не дано умереть зарёй?
Они верят, что Бог их славен,
Ну а Дьявол — всего лишь миф.
Только в сердце их тлеет камень,
А на лбу назревает тиф.
Я молчу, ибо пусть страдают.
Их удел — только слушать Их.
Они, братец, пока не знают,
Что мы сами — одни грехи,
Что мы есть лишь отродья Смерти,
Что живём мы... увы, всегда.
Им осталось недолго верить,
Что во тьме их живёт Звезда.

Им объятья открыли цепи,
Ну а души свело гурьбой.
В их сердцах обитают черти.
Не спасти нам их, брат, с тобой.

XIV
... я не знал, что когда не веришь,
Горло жмёт пустота и страх.
Они ждут от меня лишь зрелищ?
Неужели потерпим крах?
Я же думал, что буду вечным!

Неужели я слышу зов?
О мой брат, ты казался верным!
Так спаси же меня от снов.
Умираю... ты слышишь, братец?
Умираю! Мне больно встать.
Мне легко оторвали палец,
И я смолк. Нет пути назад?..

XV
Но я снова очнулся. Мёртвым.
Хотя к этому я привык.
В их глазах засверкали слёзы —
Это страх их зажал впритык.
Я поднялся, поднял и взгляд свой;
Ну, друзья, поиграем в смерть?
Вы вставайте ко мне спиной —
Будем реквием с вами петь.

[Девин - ныне странник, главный герой повести. От его лица].

XVI
В безмятежном и белом море
Умирали вдвоём они,
Только горло сжимало горе,
И неслись обречённо дни.
Я был путник и грустный странник,
Изувеченный странным сном.
Интересно... а я мечтал ли
Опустить их на жизни дно?

Я расстроен был чем-то чёрным,
Пустота отгрызала глаз.
Я петлял по дороге торной,
Потому что...

«Я дам наказ!
Поднимайтесь, мои вы воины!
На пора подорваться в путь.
И подхватят нас эти волны,
Подставляя нам мати грудь.
Эти демоны — просто сказка!
Вы не верьте им — это блеф!
Мы сорвём с их угрюмой маски
Этот грозный, безликий смех.
И подарим мы миру радость!

А иначе никак нельзя.
Может, вспомним, что с людом сталось,
Когда Дьявол ворвался в Сад?»

XVII
И пустились те воины в море,
Обрекли всех своих на смерть.
Им казалось, что трупов поле —
Это просто всего лишь месть.
Их обманывал блеск медалей
И короны игривый скал.
Эти люди пока не знали,
Что пускались на смертный вал.

Месяц синий зашёл за гавань,
Ночь легла и затмила жизнь.
За рекой дошивали саван,
Ну а воины к Орилу шли.
Их начальник их вёл на битву,
Потому что хотел быть всем.

... очень жаль, что уже молитву
Не услышать из этих стен.

Они копьями режут землю,
Чтобы кровью её цвести.
Они плод надкусили Змея,
И теперь уже не спасти...
Я последний ударил в спину
И последний настиг ряды.
Бог слепил человека в глине?
Но Его не зачтут труды.
Я сновал, обделённый болью,
И я записи вёл в дневник.
Меня ночью будили молью,
И в ночи потерялся крик.

Ну зачем я вдруг стал героем?
Для чего я пошёл войной?
Мы летим все, как пчёлы, роем,
Прямо в руки любой ценой.
Мы слепы, как слепы люди.
И как жаль, что я стал одним...
Мы смертными, значит, будем?

И будет звенеть наш гимн.

XVIII
Все устали за дни в пехоте,
Я устал, как и прочий зверь.
Кто-то умер, тонув в болоте,
В общем, много таких потерь.
Мы опущены были в яму,
Ну а сами несли свой крест.
Я на крови построил храмы,
Чтобы снова родился бес.
Я мечтал, что усну на вечер,
А наутро проснусь таким,
Что в забвеньи я стану вечен
И останусь вовек живым!

Ну а бабочки смотрят в душу
И летают, порхая всласть.
Интересно... ведь я не струшу?
Я же тоже желаю власть.
Я родился в бескровных семьях,
И пытался я жить в снегах.
Только слабым являлось семя,
И я чах на чужих глазах.
И солдатом я стал случайно —
Просто так я смогу зажить.
Я слыхал, что Орила тайна
Мне поможет навечно жить.
Может, стану я вдруг султаном!
Покорю всех своих врагов.
И в груди в своей, грустью рваной,
Обрету наконец покой.

XIX
Утро алым окрасило цветом,
Мы поднялись, спеша вперёд.
Мне казалось, что песня спета,
Несмотря на вчерашний гнёт.
Я перо обронил случайно,
А душа ныла громко. Вслух.
А быть может... вот эта тайна
Из нас сделает верных слуг?
И куда мы идём? Зачем ли?

Я почувствовал рваный сип.
Снег упал на потёмки. Белый.
Я услышал гонимых псин.
Вся картина смешалась в кляксу.
Было что-то не так... совсем...
Это было — не просто сказка —
Это было совсем ничем.
Изуродован был и праздник...

Снег удачно землю белил.
Мы же ждали конечной казни?

Позади нас стоял Орил.
Его руки по локоть в крови;
Я смеялся и плакал так,
Что не чувствовал адской боли.
Хотя, это ли было ад?

XX
Я хотел бы забыть то утро,
До тех пор я казался слеп.
Люди с детства рождались глупы,
И теперь же колотят склеп.
Я стал... умным. И опыт больно
Ударяет в затылок мой.
Я был жив, но я в жизни волен
Делать всё, что хочу, с Судьбой.
Но я всё ещё жажду Жизни,
И я всё ещё жду и Смерть.
Я без страха проснусь и в бездне,
Если снова смогу узреть,
Как пронзали Орила в спину,
Но он просто смотрел в глаза.
И в безлунную эту зиму
Я надеюсь, что гляну сам
В его чёрные эти сны.

И я слышал, что там, у замка,
Его снова хоронят псы.
Это стоит проверить.
Так ли?

[О] - от лица Орила, [Б] - от лица Бавара.

XXI [О]
В мириадах твоих глазниц,
В чёрной патине синих губ,
Я исступленно жёг убийц
И срезал вековечный дуб;
Мне казалось, что я не прав,
И хотелось, чтоб голос твой
Указал мне, идти куда,
И повёл бы меня за собой.
В изрублённом тобой ключе
Я нашёл наконечник душ,
Он тогда был для нас ничей,
А теперь — бесконечный куш.
Интересно, как долго ты
Забываешь себя во сне?
Нас вокруг побледнел весь мир,
Ну а ты до сих пор в себе.

И куски почернели кожи,
Поседели мои глаза;
Я смотрел на убитых рожи
И хотел повернуть назад.
За годами алели сотни,
А я всё ещё здесь сидел.
Не осталось во мне и крови —
Я её подарил Судье.

XXII
Не прошло тут и вечной жизни,
Как ты сделал глубокий вдох.
О, скажи мне, Бавар, ты видишь,
Как чёрным покрылся мох?

Только ты, оказалось, не ожил,
Ты, быть может, лишь сделал глоток,
Но снова отбросил ты вожжи
И кинулся к тьме наутёк.
Но грудь твоя тихо вздымалась,
А щёки покрылись огнём;
И в душу в мою вплеталась
Надежда, как в сердце твоём.
Теперь стало многим отрадней;
Я тут же пустился в лес.

И травы покрылись ранней
Росой, побелел и крест.

Жизнь возвращалась, брат мой...

XXIII [Б]
Я плетью отсёк им уши,
И в души втолкнул им зной,
А глотку я вырвал лучшим.

Та ночь им оставит уроки,
Как Бавар — великий пророк —
Им кровью обмазал ноги,
Сломал одинокий смычок;
Играл я на костных оркестрах —
И было нещадно легко.
И пусть я казался повесой,
Но огромным мой был восторг.
Я чувствовал жилы жизни,
А воздухом плёл любовь;
А смерть оказалась лживой!
И снова бурлила кровь.

Мой брат, ты увидел это?
Я руки к тебе тяну.
Прошу же, нарушь их вето!..
Я сердцем тебя люблю,
Люблю я и голос твёрдый,
И руки, что рвут врагов.

За кровлей щебечут воды.
Ну, как тебе мой улов?
Теперь они будут думать,
Вязать ли им вновь меня.
На землях их правят сумрак
И чёрная Змея.

Скажи мне, о юный Орил!
Неужли всё так темно?
Нас час, несомненно, пробил,
На небе запел Христос,
Пустили на нас собаку
С тремя головами. Пёс.
Я смог отразить атаку,
Сможешь ли ты?
Без Звёзд?

XXIV [О]
Я вернулся с добычей к ложу
И увидел я алый нож.
Ты сидел, отрывая кожу;
В каждой правде своя есть ложь.
Ты был хмурым и всё же бледным;
Я спешил обнимать тебя,
Но меня не обнял ты первый,
И жестоким вдруг стал твой взгляд.
Ты смотрел на меня как раньше,
Но уже не шептал в устах,
Как мой голос казался слаще
Особо в твоих мечтах.

Ты поднялся с обычным видом
И откинул назад свой хвост;
На меня ты косился криво
И на мой долговязый рост.
Я поднялся чуть так же, тихо,
Выгнул брови, смотря в глаза.
Ты мне руку зажал и хитро
Отвёл в сторону синий взгляд.
Я крепко хотел обнять нас,
Но в сердце закралась тьма.

Ты больше похож на сказ
Того глупого колдуна.
Что, пришёл убить? Да?

XXV [Б]
Неужели ты так изменился?
Твой взгляд стал почти седым,
И ты почему-то злился;
Повсюду вели следы.
Мне стало до жути страшно —
Казалось, вернулся в дом,
Но слишком здесь было... грязно,
И трупы покрылись льдом.
Неужто я снова поздно?
Когда опоздать успел?
Где твой, о мой брат, остров
И милый душе удел?..

Увидел я сзади крест тот,
Увидел и нож Отца.
Вон дорога петляет на эшафот
И держит в себе юнца.
Но, брат... это всё же странно.
(Я взгляд чуть отвёл назад).
Почём же так ноют раны?
Не ты ли мне там сказал,
Что умер почти без ласки?
А в небе светлеет день.

Похоже, кончились сказки.
И кто ты, мой брат, теперь?

[От лица Девина.
Эпилог от лица Смерти].

XXVI
Птицы-ястребы взмыли в небо
И упали с отвесных скал;
Мы любили белесым снегом,
Умирали во льду зеркал.
Подскажи мне, как можно выжить,
Когда ужас сковал глаза?
Я уйду, не услышав жизни?
Сделать шаг невозможно взад.
Невозможно услышать море,
Когда двое забыли мир.
Умирал безупречный голлем,
А они очернили миг.

Всё случилось уж слишком быстро...
Я не помню того зверья.
Прокатилась по лесу свистом
Одинокая заря.
Безобразие нашей веры
В безобразии этих лиц.
Зацветёт в воскресенье верба,
Похоронят самоубийц.
Подскажите, зачем я мерил
В бесконечности чудеса?
Я не понял такой потери,
Пока ночью нее умер сам.

Я мечтал оказаться Высшим
И пускал на зарю свой клич.
Я сигал с одинокой крыши
И подстреливал тихо дичь.
Меня звали отчайным парнем,
Ну а я... был всего лишь труп.

Не залают уже на псарне.
Прогудел надо мною суд.

XXVII
Было тихо, когда над полем
Заржавевших от смерти душ,
Пронеслись мои братья роем,
Расплескали по землям луж;
Было ярко, но свет не видел,
Свет лишь гладил по волосам.
И текла их слеза по бивням,
Ну а кровь отдана рукам.
Они яростно в смерти выли,
Орил даже пытался встать...
Но восстать не дано из пыли.

И алела печаль в устах.
Их страшила не то, что Вечность,
Их страшила сама молва.
В их глазах не блестела нежность —
Между ними велась борьба.
Умирали они не громко,
Может быть, даже как-то врозь...
Но душа их — сплелась так тонко —
Что чрез сердце прошла насквозь.

Я смотрел издали и хмуро,
Я почуял, как Смерть близка.
И сначала казалось чудно,
Но ударили в мозг века...
Я упал, позабыв, как видеть.
Всё сплелось воедино. В мрак.
Умирал...

ничего не выйдет,
В человеке живёт лишь страх.

Мне казалось так — будь я проклят! —
И так кажется мне сейчас.
Мои Боги отринут вопли.
Мой огонь навсегда погас.

XXVIII
Интересно, а если выпить
Мою кровь до последних жил?
Я смогу прям тогда погибнуть?
Или так же останусь жив?
Надоела мне эта вечность!

Я теперь понимаю всё.
В этой жизни осталась верность.
А помимо неё — никто.

Улыбались они так дико,
Что в жилах сгущалась кровь.
И не была смерть их криком,
И не была смерть — любовь.
Они потому смеялись,
Что Вечность — такая дрянь,
Что... вам не дано представить,
Пока не умрёте зря.

Я думал, что Вечность — счастье!
А Вечность — всего лишь миф.
Я всё бы отдал за шансы...
Вернуться лишь дайте в мир.
Страдать я устал напрасно.
Уж кто бы убил меня!..

И в сердце моём усталость
И чёрная Змея.

XXIX
Года... ведь они так таят,
Что в участи наших снов
Нас болью своею манят
И только даруют сноб.
Я болен, как болен смертный...
Но смертным даруют смерть.
А я обречён навеки
Нести бесконечный век.
Зачем я убил Бессмертных?
Зачем я проклял себя?
Я тайн не познал заветных,
Себя под собой схроня.

А люди ведь всё ж такие!
Они ведь всё так же мрут.
Ну что же вы все кричите?
Хотите замкнуть мой жгут?
Хотите себе Бессмертье?
Хотите! Давай же. Ты.

Я умер на две из трети.
Осталось добить.
Бери.

[Эпилог]
Когда в одинокой келье
Зажгли тот огонь в крови,
Да разве хоть кто-то верил,
Что Смерти услышат крик?
Иль может, когда хранили
Изморенный небом люд,
Тогда вы других щадили?
Но муки мои поют.
Мы плёнкой себе застелем
Опять до конца глаза.
Вы жизни своей хотели?
Тогда заводись, игра!
И снова начнётся ужас!
И снова начнётся Мор!

Вы будете гибнуть в лужах
И души толкать на корм.
Собаки вам глотки вскроют,
К врагам вас толкнёт семья.
За окнами страх ваш бродит;
Вам страшно?
А вот и я.

В расколотых ваших душах
Застынет смердящий снег.
Из вас ведь никто не слушал.
Тогда я пришла к вам.
Смерть.

Страшитесь, пока есть шансы!
Ведь больше никто не даст.

... закончились ваши танцы.
Упущен вовеки шанс.

Двенадцать пробило хаос,
А рёбра сломило «жаль».
Закончилась ваша ярость.
Закончился вечный май.
Вам жизнь-то теперь уж в тягость,
А как вам не ждать конца?
Уж вам-то не будет в сладость.

Ну, что ж. Открывай глаза.