Ведя отсчёт от Коктебеля, 4

За городом вырос пустынный квартал
 На почве болотной и зыбкой.
Там жили поэты,- и каждый встречал
 Другого надменной улыбкой.
          "Поэты" , Александр Блок.


«Гаражисты» против «галеристов»-«тетражистов»

В то время, как  читки-тусняки «галеристов», угасая, отходили в прошлое, а издававший альманах «Кто  Zdes?» Александр Щетников(это был бумажный вариант звучавшего)  с тетрадями перепереведённого Борхеса(переводили и до него) уже возвращался в лоно Академгородка(он поэт -математик), народилось нечто  новое, хотя где - то уже и виданное. "Средневековый замок" Лексия в одном из пригородных посёлков под Новосибирском  стал куда более комфортной для творчества «башней», чем галерейский подвал, или тем паче помещение ЖЭУ, откуда вышли многие "нетакисты".  Ни дать ни взять  - купленный Джимми Пейджем Балескин - Хаус, где проводил свои сеансы магии Алистер Кроули, но , понятно, без всей этой масонской чертовщины, хотя и не без куража. 

 Готическое строение со студией звукозаписи , вместимым залом и сценой на чердаке. А попал я туда через фестиваль «Сибирский Шестиструнный Андеграунд»(С.Ш.А.), вдохновители которого Блэк и Джэк(назову его так)  уже успели к тому времени разойтись в теории и практике панкования.

Как наебнулись, так и нареклись
Как не хотели , так и погибали,
Оставляя в небе забытой пустоты
Кровь за кровь и непройденные жизни…


Да похуй ли костру , что не гаснет под дождём?

Блэк.
  Таков один из образчиков творчества «гаражистов» С.Ш.А(сам по себе "гаражизм" явление более шиирокое и даже безбрежное), почти что манифест его вождя.  Блэк  и Джек  и Назанский  со Светлосановым с примкнувшими к ним двумя профессорами-  филологами  друг друга никогда не знали, находясь как бы в паралледьных реальностях. Но эстеты бросали вполне  «серебряновековый» вызов серости и в том была пощёчина общественному вкусу.  Панки из С.Ш.А., среди которых тоже были и свои университетские теоретики и свои практики, долбя по гитаре и выкрикивая слова  бросали вызов вообще всему.   Проивостояние этих двух направлений было, конечно же, заочным. Это была «битва в небесах». Насколько не ошибаюсь –термин «тетражизм», выступая на Новосибирском ТВ,  первым в оборот пустил профессор- филолог Шатин.  Оппозиционный смысл «тетражизма» состоял в том, что(по теории) они дистанцировались от официальной  «региональной»  литературы. Их не  печатали да вроде как и сами они того не очень-то желали. Совсем по-Заболоцкому  «В широких шляпах , длинных пиджаках, тетрадями своих стихотворений…»

В текстах заочная битва «гаражистов» с «тетражистами»  , казалось бы, была заведомо проиграна пост-башлачёвцами. Но в далах саморекламы… Блэк очень любил давать прессе интервью. Правда и про «тетражиста» Светлосанова  было дело сняли фильм на местном ТВ. Такова была «пощёчина общественному вкусу». Брошенная местным «эспешникам» дендистская перчатка. Не будем забывать, что «восьмидесятник» Светлосанов, 1957 г. р.(переспрашивая его фамилию, московский мэтр Юрий Кузнецов спросил : «Светловолосанов?»), -филолог  до мозга костей.
 
 Как писали про него, «окончил в родном городе филфак, много путешествовал, главным образом, по югу, жил в Крыму, работал кочегаром в Алупке, экскурсоводом в Воронцовском дворце. Работает учителем словесности в одной из новосибирских школ. Первую книгу (“Стихотворения”) выпустил в 1997 году; в ней, помимо оригинального творчества, есть перевода из Джона Китса, Роберта Фроста, Галактиона Табидзе, Терентия Гранели». И стихи его вполне могли составить серьёзную оппозицию заматеревшим в деревенщине и ортодоксальной самородности  «разрешённым» писателям Сибири и Дальнего Востока, а то и всего Евразийскогоконтинента.

* * *

Звезды тлеют.
Схожу с ума.
Боже! где я?
Это тюрьма.
День длиннее,
чем жизнь сама.
Боже! где я?
Это тюрьма.
Как болеют
в жару дома.
Боже! где я?
Это тюрьма.

С МТАЦМИНДЫ

Вновь с головой окунулся во время
и незаметно и тихо мечтаю.
В сердце слагается стихотворенье,
Плитам могильным его прочитаю.

А облака разыгрались друг с другом,
и на душе голубые просторы.
И говорю я с горою, как с другом,
и поднимается женщина в гору.

И говорю я себе непрестанно:
Эти стихи родились для потери.
Я их с бумагой знакомить не стану,
лучше надежному сердцу доверю.

* * *

Сумрак сгустился,
паук плетётся.
Невыносимо
моё сиротство.
Листья желтеют,
летят без звука.
И на земле
у меня нет друга.

* * *

Холодно и тоскливо,
снова мне трудно жить.
Канул день сиротливый:
Господи, как мне быть?
Май растворился в небе,
в чистой голубизне.
Знаешь, вот так и мне бы
раствориться во сне.

* * *

Небо надо мной
ветер прояснил.
Я свободы той
Недооценил.
От тоски такой
не укрыться мне.
Вижу город свой,
как в туманном сне.
В небе знак судьбы,
истекает срок.
Той свободы бы
хоть один глоток.

ТБИЛИСИ С ГОРЫ

Голубь в полёте,
тень на горе.
Виден далёкий
храм в серебре.
Время беспечное —
дар судьбы.
Тают, как свечи,
вдали столбы.
Голос не слышен —
исчез, пропал.
Сгрудившись, крыши
скрыли вокзал.
Ветер несёт
на крыльях тоску.
Поезд идёт,
идёт из Баку.

Впрочем, этой изысканной поэзии не долго было по-обломовски отлёживаться в тетради. Вся «контркультурность» по отношению к мастодонтам СП состояла лишь в том, что надо было отнести эти стихи в редакции толстых журналов. Что позже  Владимир и сделал. И отнюдь не был отвергнут в прах изгойства.
 
Но кроты времени рыли в другом направлении.  И вслед за полуандеграундным  Авелем явился истинно(или по крайней мене куда более андеграундный) Каин.
 
Популярность Каина (ака Тимошенский)в молодёжной среде Акадедемгородка,  в самом деле, была потрясающей. Очень красивый , рок-н-рольного имиджа а ля нирванный Курт Кобейн парень выходил на сцену и звеня по гитаре создавал тот самый декадансово-библейский образ. Антифилологичесский Каин пришёл, чтобы убить филологического Авеля( «фил ФАК!- как то вырвалось у одного их моих группарей, который так и закосил от моих хпрд-роковых  наработок). Сборник «Сибирский шестиструнный андеграунд» 2002 года даёт лишь бледное преставление о взрыве пассионарно- фестивальной энергии, волной покатившейся по фестам С.Ш.А.

 Я продал свою душу на майдане-
Она стоила мне денег.
Теперь деньги звенят в моём кармане
Вестимо, час пришёл и день их.
Я продал свою душу на базаре.
Я продал свои мысли торговке,
Приклеив к ним очень смелый ценник.
Толкучка совсем не рада обновке
Стоила она слишком много денег.
Я продал свои мысли торговке….
«Выбор мудрых», Каин.

***
Меж домами пламя пронесло меня,
Как волна сорвав легко кепчёнки с крыш,
Обнаживши плеши , по исходу дня,
Для чумной молитвы чердаковых крыс…

«Идол», Каин.

   

Итак – чердак в особняке  в незримой «битве» против подвала в музейном госучреждении, а где-то в отдалённой перспективе и против  ЖЭУ с "нетакистами" на его этажах и в каптёрках, литобъединенскими "бушуевцами"  "греховцами , фоняковцами, а ещё в более отдалённой с бдениями  шестидесятников  на квартире  у "сибирской Ахматовой"  с шотландскими корнями Елизаветы Стюарт(на том доме имеется мемориальная табличка).

В «замке» условия для творчества – лучше не надо. К тому же хозяин готического строения с  настоящим рыцарским доспехом у камина соглашался подыгрывать на бас-гитаре  в моей группе «Starый чердак», басил  в «Деректоре пляжа»(солист Алина Морковина) и спонсировать фесты. Но на студию надо было приезжать(так договаривались, но не получалось) с отрепетированным материалом.

Предварительно мы всё же  мучали гитары и микрофоны  на репточках, распологавшихся в гаражных кооперативах и подвалах заводоуправлений крякнувших гигантов индустрии. Туда соотвественно приходили уже с подготовленными дома текстами и сочинёнными композициями. И вот –закрутилось-завертелось.

То меня Володя Назанский приглашал на нудноватые подвально-галерейские  читки, чтобы я  подыграл на классической гитаре, а тут я разжился вначале «Ямахой»-полакустикой, затем  стратом- и пошло-поехало. Группа (Сергей Шуба, Катя К., Иван Шулер, переменные барабанщики и вокалисты, зазвучала). Название родилось спонтанно и сразу всем понравилось «Starый чердак». Мне приходилось уже не этюды  Каркасси или Джулиани наигрывать, приглушая звучание, чтобы слышны были стихи Володи Светлосанова и Толика Соколова поверх этой подложки или из Баха отрывок «Чаконы»(его просил сыграть Володя Назанский, пока входил в зал пединститутский мэтр Игорь Лощилов).

А тут мои собственные песенки пошли влёт да ещё и под аккомпанемент группы. Мы стали выходить на людные площади и даже не заметили, как два –три года на них прогастроливровали.
 
Ну а в галерее   после торжественных «сольников» я, конечно, мог и спеть, но тут появлялся мужик с крыши с кувалдой  в руках и почему-то просил голосом искусствоведа-галериста :

-Ты играй, а не пой!

 
Ему правда тут же возражали две зафанатевших от наложения фенек блюзмена Фергюссона на мой текст припёршихся на мероприятие черубинистые дамы.

 Что же касается «Чаконы» уважаемого айзенахца Баха(Айзенахский танковый полигон я вдоль и попек измесил яловыми сапогами с катушкой связиста ГСВГ) , то с ней  вообще –история. Небольшой отрывок этого весьма сложного произведения я когда-то разучивал в умывальнике в Томске, в университетской общаге  на Ленина , 49. Там мы и познакомились с Володей Назанским. Он вошёл в умывальник и оторопел, услышав переливы гитары в духе а ля Андрес Сеговия.


-Вообразите, напротив туалета -умывальник в общаге –и оттуда льётся Бах…-представлял он меня галерейским эстетам - завседатаям.
 Но это уже было время , когда с двумя , вовлечёнными в орбиту могучего Блэка молодыми,  считающими себя панками, поэтами – Джимом (Сергеем Шубой) и Даосом(Олегом Полежаевым) мы вышли на улицу –поиграть, попеть, поэпатировать публику…



На снимке: Даос, Джим и автор публикации в центре Новосибирска.