Меня позвали и другие из Проникновения за бугры

Я стоял в полутьме над ареной,
Вниз спускавшейся амфитеатром.
Там, внизу, непарнокопытных
Содержали — двух полудиких
Лошадей, мать с её жеребёнком,
И ещё — одного носорога.

Носорог затоптал жеребёнка,
И кобыла бешено мстила,
В бок копытами носорога,
Разбегаясь, лягала. И вроде
Раздавил носорог и кобылу —
Точно вам не скажу, потому что

В темноте видно плохо. К тому же,
От арены меня вдруг позвали.
И не мог я противиться зову —
Столько странного обаянья
Было в нём. И, как заводное,
Моё тело, ему повинуясь,
Заспешило куда-то от цирка.

Между тем, на земле посветлело,
И трава проросла меж камнями,
Очень много травы, — заливные
Это были луга. И похоже,
Это осень была — уж поникли,
Побледнели шикарные травы.

Всюду воды текли. Между ними
Из камней пролегали дорожки.
Пахло свежестью, влагой проточной
И землёй, пересыщенной влагой.
Становилось светлей и светлее.
Я трусил по камням, опасаясь
Поскользнуться и сверзнуться в воду.
Кое-где на тропе рыболовы,
Свои удочки в речку забросив,
Оборачивались и смотрели
В спину мне с любопытством —
Такого, вероятно, они не видали

Человека в своей палестине.
Я же шёл, и всё ярче и чётче
Мир земной вкруг тропы становился.
По болоту петлять перестала
Вдруг дорожка и вывела в город.
В этом городе тёплая осень.

Чу — район у железной дороги —
Что-то вроде Лосиноостровской —
Но как будто бы не сегодня,
А в начале двадцатого века,
Я попал в это самое место.
И дома и наряды об этом

Говорят, а ещё — паровозы,
Заправляют их из водокачек,
Тех, которые нынче без дела
Вдоль "железки" томятся. Шагаю
Я по улице, параллельно
Рельсам, шпалам перпендикулярно.

Тут гуляют под ручку дамы
В длинных платьях и модных шляпах.
Платья — тёмные, а на шляпах:
У одной — перо от павлина,
У другой — цветочек какой-то,
А у третьей — и вовсе не знаю
Что. Три дамы идут за мною.

Справа редко растут деревья
Небольшие, я их дубами
Склонен ныне назвать. Их листья
Золотисто-охряного цвета.
Посмотрел на свои я руки —
Как научен был Кастанедой —
А потом посмотрел на зданья,
И видение прояснилось.

И, кидая короткие взоры
То на кисти свои, то окрестность
Озирая, всё так же безвольно
Движусь я. И шушукают дамы
За спиной у меня. Неприлично
Я одет — деревенщина даже
Одевается лучше — штанины
До колена засучены, босы
Мои ноги, грязны и избиты, —

Им и холодно и больновато
По асфальту ступать. Я немного
Дам нарядных стесняюсь. При этом —
Понимаю с воодушевленьем,
Что добился стабильной картинки —
Как учил меня Кастанеда.

Я отвлекся на пониманье.
Спохватившись, взглянул на пальцы —
А они, как клещи, сжимают
Стопки листьев опавших дубовых;
И жую я дубовые листья,
Набиваю неудержимо
Ими рот — и не то, чтобы вкусно,
Но никак не могу удержаться.
И смеются приличные дамы.

Я пытаюсь не поддаваться —
Вновь на зданья смотрю, ни на йоту
Те не сдвинулись — жёлтые стены
Штукатурные, крыши — зелёным
Всюду крашены. Возле подъезда
Офицер стоит, и карета
Рядом с ним, и автомобили
Проезжают изредка — очень
Допотопные. Но мои руки

И мои несчастные зубы
Все запутались в этой жвачке —
В соке листьев густом и липком.
Полный рот у меня жухлой каши,
Горьковатой, слюна вытекает
По углам изо рта — очень стыдно
Перед дамами. Весь я в резине —

Как паук в паутине, — тяжами
Остывая, меня  будто в кокон
Белый сок замотать навострился.
Увязая, я рву эти путы —
И уже мне не до Кастанеды,
Не до методов!.. Задыхаюсь