Созерцание былых вдохновений

ТИХОЕ РАЗОБЛАЧЕНИЕ СЕМИОНА БОЛТШЛИЦЕНБЕРГА


                (в полноте)



         Я прямо сказал ему:
- Сеня, этот псевдоним тебя до добра не доведёт…
На что он мне ответил, разливая коньяк:
- Знаешь, Матюша, а я ведь не добра ищу, но истины…

          Выпили, и он начал свой рассказ.
- Слушай меня внимательно, я этот рассказ сам писать не буду – отдаю на твоё перо…
- Польщён, но чем моё перо лучше твоего?.. – я был действительно смущён, ибо в писательстве равняюсь на него.
- Ты мне друг?..
- Ну, вот – начинается… перестань… не люблю я этого – ты меня уважаешь, давай на брудершафт и всё такое…
- Тогда слушай и запоминай, и учти, первая контрамарка на премьеру моя… но прежде, ещё по одной – для куражу…

          Выпили. Он продолжил.
- Есть тут одна писательница, называется – Гора Искушений… представляешь, погремуха…
- Знаю, читал – сплошь любовная лирика…
- Именно… Но я имел неосторожность завести с не почтовый роман – понимаешь, да? – не на публике – рецка-ответ, рецка-ответ, а электронкой – сугубо и тайно… И ты знаешь, я ночами не сплю – намедни, просидел ночь: сочинял, отвечал на рецензии и прочее… и уже под утро, дай, думаю, гляну, что у меня в почте творится… открываю, а там – завал… и среди прочего, смотрю, Гора Искушений рисуется… открываю, читаю: «Доброй ночи, Семион Андреевич! Завтра воскресенье, и если Вы свободны, приезжайте ко мне на дачу – будет очень интересно и приятно… Если согласны, пришлите голубку с весточкой, я укажу расписание, с какого вокзала, и до какой станции, а там я Вас встречу на машине. Маргарет.»  И фото – прямо скажу, интереснее, чем в резюме, но… но мы-то с тобой знаем, что все эти дамочки молодятся – выставляют портреты двадцатилетней давности, или своих подруг, или дочерей, или из интернета… а на самом деле, там полтинник, как минимум… В принципе, для художника и это не важно, важно другое – душа горит вдохновением, а для картины фактура нужна… И я, чисто из дружеских соображений, ради тебя, дорогой, зная, что ты монах – стоишь на одной ноге, как Симеон Столпник…
- Сеня!..
- Не возражай, друг! Тем более, что всё уже произошло… Наливаю…

          Выпили. Он продолжил:
- Пишу ей – «Согласен»… тут же получаю инструкции – словно караулила, представляешь?.. собираюсь, выхожу из дома… Сел в электричку… думаю, давно не ездил этим транспортом – буду тихо сидеть, и внимательно впитывать впечатления – писателю всё сгодится… да где там – через две остановки уснул, как сурок… и снится мне сон: бреду я какими-то мрачными лабиринтами, каких-то производственных помещений… и не радует меня это путешествие – ой, как не радует… но выхода не нахожу… и людей не встречаю – ужас… и всё в серо-коричневых тонах… и вдруг вхожу в цех, и вижу, конвейер движется, а на нём кирпичи, и человек стоит, и кирпичи эти сортирует: хорошие в одну сторону, брак – в другую… Что Вы делаете? – спрашиваю… Работаю, – отвечает, – кирпичи делаем для строительства мироздания… представляешь, какой пафос… но этот ответ меня, почему-то, успокаивает и я умоляюще интересуюсь: а, скажите, любезный, как отсюда выбраться?.. Вот так прямо идите, и после рохлы, гружёной мешками с песком, свернёте налево, а там сами увидите… – и я пошёл, как указано, и вышел к проходной… но я хоть и сплю, но понимаю, что у меня нет пропуска, а там человек с револьвером сидит – видимо, производство секретное – почтовый ящик… Я обратно, бегом… но сбиваюсь с маршрута и попадаю в цех, где работают одни женщины – вологотские кружева вьют, или плетут, или вяжут – не знаю как правильно сказать – коклюшки кругом, катушки с нитками… и атмосфера такая лёгкая, прозрачная, располагающая к любовной лирике… они подходят ко мне, трогают, целуют… приятно… я спрашиваю их: красавицы, как отсюда выбраться не через проходную – у меня пропуска нет?.. Лезь, говорят, в это окно и, мимо свалки, на пустырь, а там сам всё увидишь… Я так и сделал… выхожу на пустырь и сразу солнце хлынуло, и перспектива открылась благодатная: песчаный берег, море, и в руках у меня удочка – но без удилища – на мотовиле… точнее, в одной руке эта удочка, а в другой – мякиш белого хлеба… и, значит, мну я этот мякиш и думаю: как же это я наживку забыл – этого мякиша всего на один заброс только и хватит… Спускаюсь по песчаному склону к воде, насаживаю мякиш на крючок, забрасываю… и вижу, клюёт – повело и утаскивает поплавок под воду… тащу – тяжесть неимоверная… думаю, акула – не меньше, или тунец, или марлин… тяну, тяну, тяну… вытягиваю… Не знаю, сможешь ли, Матюша, представить, но вытянул из воды удивительно странное существо: округлое, покрыто бежевой сеточкой, как дыня, но гораздо большего размера и лёгкое, как воздушный шарик… и, главное, боль его мне передаётся… осматриваю его и вижу, я его крючком за живот зацепил… и оно плачет… и я плачу, представляешь – держу его на руках, смотрю на крючок в животе и плачу… потом опомнился, аккуратненько вытащил крючок, и ты не представляешь, друг, это существо стало улыбаться мне – и от этой улыбки такое счастье – такие радуги по всему сердцу – расшибись в дребезги – не успокоишься… И я бы точно проспал, по случаю такого счастья… но чувствую кто-то меня толкает в плечо – открываю глаза – контролёр – предъявите билет, говорит… А какая станция следующая, спрашиваю?.. Манихино, говорит… Я показал ему билет, поднялся и направился к выходу… Вышел из электрички – поздняя осень, смурно, сыро, безрадостно… поднимаюсь по ступеням перехода, перехожу платформу, спускаюсь… вижу, стоит «ситроен», четвёртой серии, хечбек – цвет потрясающий – оранжево-сиреневый с нежно-бирюзовым отливом в глубине… увидела меня, выскочила, и, во всю ширь, в объятия… и, не поверишь, точно, как на портрете в письме – блондинка, тридцати семи лет, муж вечно занят собой…

          Он замолчал, и молчал с каким-то блаженным выражением лица – видимо находясь там – на даче, в Манихино.
          Композиция рассказа мне была уже видна и, в принципе, такой финал вполне удовлетворителен, как финал литературного произведения – дальнейшие подробности меня не интересовали – я не собирался давать нравственную оценку поведению моего друга, она и так вполне очевидна – не моё это дело – я мысленно поставил точку.
          В наступившей тишине, я стал оглядывать комнату, в которой мы сидели. Ничего особенного: большой плоский телевизор на стене, шкаф с книгами, компьютерный стол, два кресла, занятых нами, журнальный столик с коньяком и нехитрой закуской, на стенах чудные акварели его жены – всё мне знакомо… и вдруг вижу, на тюле бабочка – жёлтая – похоже, лимонница…
- Сеня, смотри, бабочка!
- Да не кричи ты так – соседей перепугаешь… она давно здесь – ручная уже… откуда взялась не знаю… я её малиновым сиропом кормлю – видишь, на подоконнике блюдце… – он поднялся, взял со стола лупу, протянул мне, – На рассмотри… обрати внимание, какой длинный у неё хоботок и как она разворачивает и сворачивает его в спираль…
- Да… интересно… а крылья какие красивые…
- А ты знаешь, что крылья бабочкам служат ещё и как солнечные батареи…
- Она, наверное, сильно страдает – солнца-то нету…
- Хороший образ – страдающая бабочка… однако вернёмся к людским страданиям… Но, прежде, выпьем… и выпьем за тебя…
- А почему за меня?..
- Потому, что ты у нас кремень… несгибаемый клинок… инок… воин Света…
- Ну-ну-ну… чего это тебя понесло – мало выпил что ли?..
- Признайся честно, ты ведь уже поставил точку в этой истории…
- Да.
- Напрасно… напрасно… меня интересует… очень интересует, как ты опишешь в подробностях происшедшее там, на даче… и дальнейшее развитие моих с ней отношений…
- Зачем тебе?..
- Хочу сравнить с образцом, который мне прислала Нимфолита Грохотурова…вот тоже имечко, да... Господи, как в сумасшедшем доме...
- Зачем тебе это?..
- Хочу сравнить мужское видение и женское… и угадаешь ли ты истину… она не угадала…


          Мы выпили на посошок и попрощались. Спускаясь в лифте, я мучился этим дурацким предложением… и не предложением даже, а каким-то насильственным поручением – понятно, что друзья, но нельзя же так… чего ради я должен копошиться и описывать, да ещё в подробностях эти его внезапные шашни?.. Я корил себя за малодушие: «Господи, ну почему я не могу прямо сказать человеку, что он идиот – почему мне всех жалко и каждому я ищу оправдание?.. Помилуй меня, Господи, вразуми и успокой!.. Да будет воля Твоя, а не моя…»
          Отдавшись на Промысел Бога, я почувствовал облегчение, и голос консьержки мне показался ангельским:
- До свиданья, Матвей Ильич…
- До свиданья, Валентина Ивановна… кстати, как Юля? – давно не видел её…
- Да вон она – с компьютером возятся – что-то у них там не клеится…
          Валентина Ивановна отдёрнула занавеску, разделяющую помещение, и я увидел её дочь с молодым человеком, склонившимися над компьютером, и до меня донеслась фраза юноши, которая почему-то врезалась мне в сознание: «Программное обеспечение не соответствует системе…»

          «Программное обеспечение не соответствует системе… Программное обеспечение не соответствует системе…» – вертелось у меня в голове… На улице, тем временем, холодало, сильный порывистый ветер гнал по небу редкие облака, с жалобным скрипом раскачивались деревья, где-то над головой, над кронами сосен и клёнов тревожно галдя, незримо метались  вороны и галки… высоко в небе, отчётливо выделяя контуры новеньких небоскрёбов, ярко начищенным серебром, светилась полная ноябрьская луна… 
           До остановки наземного транспорта оставалось каких-нибудь двадцать пять-тридцать шагов, когда я увидел приближающийся троллейбус… ускорил шаг и, тут, меня словно молнией прошибло – я отчётливо увидел всю картину Сениного приключения – всё-всё-всё… Я остановился, обернулся на дом, отсчитал сверху три окна – в его комнате горел свет… Услышав за спиной характерный звук закрывающихся дверей и отправку транспорта, я принял решение и пошёл обратно…
- Кого это ещё?.. – хрипло вырвалось из динамика домофона.
- Это я, Сеня, открывай – грядёт продолжение банкета…

          На нём был уже махровый халат, в густо-бордово-злёно-синюю полосу, мокрые волосы тщательно зачёсаны назад – видимо, принял душ и готовился ко сну.
- Приятная неожиданность… – улыбнулся он и достал новую бутылку коньяка, два бокала, налил. – Да ты присаживайся – в ногах правды нет… особенно когда её нет и в голове… – определённо, шутка ему понравилась и он расплылся в самодовольной улыбке.
- Ошибаешься… но я не могу сидеть, когда мысль бьётся и рвётся наружу… Кстати, а где Наташа?
- Машка в больницу слегла, и она поехала нянчить пацанов…
- То-то я смотрю, на тебе налёт холостяцкого разгула…
- Скажешь тоже, «разгула»… так – жалкие отголоски былой самовлюблённости… – взял бокал взболтнул янтарную жидкость, втянул пары, принял на язычок. – Слушаю тебя, слушаю – не томи…
- Во первых, хочу выразить протест – нельзя так с друзьями, Сеня…
- Сколько мы с тобой знаемся?
- Не помню… лет тридцать пять…
- Ты был свидетелем на моей свадьбе, а я на твоей… и ещё будешь говорить мне такие слова?..
- Ну, хорошо… знаю, голыми руками тебя не возьмёшь…
- Вот это верно… давай дальше, а то я уже засыпаю… и выпей… для куражу…
- Не хочу… Дело в следующем: в начале рассказа ты сказал, что отдаёшь эту повесть на моё перо – так?
- Так.
- А в конце, поведал, что Грохотурова уже прислала тебе свой вариант…
- Ну, и что… не вижу беды…
- А беда в том, что нет никакой Нимфолиты Горохотуровой – ни в местном поиске, ни в Яндексе, ни в Гугле, нигде не знают писательницу с таким ником… Это твоя фантазия, Сеня – новая форма выражения своих мыслей…
- Ну, ты, Матвей – Пинкертон…
- Аплодисменты потом… Идём дальше – сон… блуждание по лабиринтам говорит о том, что ты маешься поиском ответов на фундаментальные вопросы – сотворение мира, история и положение Люцифера в масштабах Божьего промысла, и прочее такое – и не столько для себя, сколько для убеждения своих оппонентов – отсюда и эта пафосная фраза «делаем кирпичи для строительства мироздания» – сегодня только ленивый и патологически сексуально озабоченный не рисует своих ответов на эти вопросы – и главное, кто во что горазд, без образовательной опоры, без преемственных ссылок на авторитетные источники – все чувствуют демоническую привязанность к блуду, но ни отвязаться не в силах, ни найти достойного оправдания – заповеди Христа не популярны – и вообще, о Боге говорить унизительно – мы все гении – долой религиозные узы – а Церковь на свалку… кстати, свалка фигурирует в твоём сне… 
- В яблочко… в яблочко бьёшь Матвей…
- Смотрим дальше: рабочий указывает тебе выход, но ты выходишь на охраняемую проходную, а у тебя нет пропуска – что это значит? – это значит, что ты в спорах с сильными оппонентами не находишь убедительных доводов и это тебя угнетает…
- Верно…
- Ты бежишь прочь от человека с револьвером, и вместо цеха, по производству кирпичей для строительства мироздания, попадаешь в цех, где работают одни женщины – атмосфера тут прозрачная и лёгкая, располагающая к любовной лирике – они принимают тебя с восторгом, «трогают и целуют» – да – женщины более восприимчивы к обаянию твоего слова – но, не обольщайся, это природная данность – в окружении руководителей сект и всякого рода адептов всегда много женщин… к тому же, ты и лицом пригож и фигурой статен – то есть сексуально привлекателен…
- Превосходно… превосходно… – он опрокинул в себя всё, что было в бокале, и, поискав глазами закуску, и не найдя, махнул рукой и побежал на кухню.

          Пока он, мыл виноград и груши, кромсал лимон и помидоры, колбасу и сыр, хлеб и осетрину, я подошёл к окну – бабочка сидела на том же месте… почему-то стало жаль её – хотя ничем не могу объяснить эту жалость – ведь на улице ей было бы несравнимо хуже…
          Он вернулся, поставил на столик поднос с яствами…
- Прошу… и сядь, наконец – не могу смотреть, как ты мечешься… словно диктатор перед хорошенькой стенографисткой…
- Мне так удобнее…
- Ну, как знаешь… - он налил себе ещё, залпом опрокинул и стал закусывать, – Даже проголодался – вот как ты мне интересен… продолжай…
- Однако, и ласки целой бригады прелестных кружевниц тебя не остановили – ты рвался на волю, под открытое небо, в лучи яркого света… И ты вырвался – бездонная лазурь ясного неба, жаркое солнце, мягкий шум морской волны, живописный берег – отдыхай, купайся в бирюзовых глубинах, нежься в горячем песке – но нет – ты не умеешь просто жить – тебе обязательно нужно что-то делать – и не просто делать, но блестяще успешно… отсюда и удочка у тебя в руках… дальше всё ясно – переходим от сна к яви…
- Погоди… а существо – это удивительное существо… что ты о нём скажешь?..
- А что тут скажешь – это символ Божьей милости… Бог любит тебя, Сеня, хотя, как сам понимаешь, основания к такой любви видны только Ему…
- Ну, это уже ирония – тут ты мастер – спорить не буду… поехали дальше…
- Вот именно, поехали… Вы сели в машину и поехали… Но, давай сначала и по порядку…
- Давай, я не против – кто понял жизнь, тот не спешит… но, может быть, всё-таки, выпьешь?.. давай за меня – ведь если бы не я, ты бы не выступал сейчас столь блестяще и горячо – признайся, любишь это дело?..

          Я отпил глоток за его здоровье, съел пару виноградин и продолжил:
- Когда ты нашёл в почте её приглашение, ты обрадовался, смею предположить, даже запрыгал на ягодицах, и стул жалобно заскрипел под тобой…
- Смелое предположение и очень смешное – но, как ни странно, так оно и было…
- Ты ждал этого приглашения – а эти слова «будет интересно и приятно»  возбудили твою фантазию и ты видел множество вариантов изысканного времяпровождения – развлечения… И среди прочего, и на это ты возлагал особые надежды, мечтал, что у них там будет нечто вроде салона – соберутся интересные люди: поэты, художники, артисты… ведь её муж известный кинорежиссёр… ты мнил себе, что улучшив момент выступишь с очень красивой, ослепительно-красивой речью, и гении будут тебе аплодировать и примут в свой круг… а там глядишь и сняться в кино пригласят…
- А кто без греха?.. ты-то сам чего ради устраиваешь свои выставки?..
- Обо мне позже…
- Хорошо, позже, но скажи, как – как ты всё это увидел – каким зрением узрел – третьим глазом, признайся?..
- Четвёртым, Сеня… Не перебивай – побочные нюансы рассмотрим в другой раз – за кулисами, так сказать, этой сцены… Итак, ты спускаешься по ступеням перехода и видишь этот, потрясающей расцветки, автомобиль, и вот она выскакивает из машины и мчится тебе навстречу, широко раскинув руки, будто вы старинные близкие друзья… Но поймав её в свои объятия, ты сразу понял, что никакого салона не будет – тебя везут в постель – ты ощутил нежный трепет этой изящной женской фигурки источающей дурманящие ароматы – голова пошла кругом, рука привычно скользнула по спине, легла на крестец… но никакого сопротивления, а только истомное постанывание… и ты отпрянул, пробормотал что-то невнятное, и вы поехали…
- Так, так, так… всё так… и не забудь сказать, какая звучала музыка…
- Это нетрудно предположить, зная твой возраст и вкус – какая-нибудь блюзовая композиция… Тут важнее другое – я попытаюсь в тонких чертах глубокого проникновения описать какими чувствами и мыслями ты был охвачен… Она что-то щебетала без умолку, глядя вперёд, на дорогу, и когда не было встречных машин, на тебя… а ты, задерживая взгляд то на смазанной в поцелуе помаде на её пухлых горячих губах, то на желтовато-карих глазах излучающих сердечное обожание, то на высоко открытых коленях в колготках цвета майского загара, думал… «Вот так приключение…» – думал ты…
- Нет – я подумал: «А не остановить ли её, не выйти и не побежать ли обратно, на электричку?..»
- Да, но ты не остановил, не вышел, и не побежал… Ты остолбенел на границе между «да» и «нет»… о какое это было напряжение… и замечу, ты стоишь на этой взрывоопасной границе уже много лет и она питает твои творческие амбиции… Тебе даже тут пришли на ум стихи, но сумка твоя с письменными принадлежностями лежала на заднем сидении, и сделать неудобный, шуршащий разворот, чтобы её достать и потом сидеть записывать, ты не решился…
- Я запомнил… всего две строчки: «Не для того я умирал в Свободу, / Чтоб в Несвободу возродиться.»
- Замечательные строки… замечательно-правдивые… Тут, зная твой гусарский опыт, и твою привязчивость, совестливость и склонность к драматизации финала, и комментировать нечего… Достаточно вспомнить твой последний «курортный» роман…
- Между прочим, вместе гусарили…
- Мог бы этого и не говорить – оно никак не вписывается в общую канву разговора… И вообще, не обо мне речь… Да Сеня – Семион Андреевич – ты всегда был щепетилен на счёт общественного мнения в свой адрес – тебе было не всё равно, что о тебе думают другие, и особенно, женщины подарившие тебе свою любовь – но ты же не мог осчастливливать на всю оставшуюся жизнь всех с кем амурничал – ты уже был добропорядочным семьянином…
- Прекрати издеваться… - он резко налил и, так же резко, выпил.
- Принято… И вот наигравшись и настрадавшись в блуде ты, наконец, поумнел – да Сеня, ты стал достаточно умён, чтобы не переступать эту черту, но тебе чего-то не хватает, чтобы к ней, к этой черте не приближаться…
- Это не я, Матюша, к ней приближаюсь – это её приближают ко мне – и ты прекрасно знаешь, кто… искушение, брат... в искушениях закаляется духовный клинок воина…
- Вернёмся к исходному материалу… От станции недалеко и вы скоро оказались перед воротами коттеджного посёлка…
- Всё – дальше я сам…

          Он поднялся с кресла и заходил взад-вперёд, как я, а я, в свою очередь, сел и приготовился слушать.
          Она сказала:
- Всё готово, дорогой, – стол накрыт, камин пылает…
          Я спросил:
- А где муж?
          Она ответила:
- После съёмки фильма, он с друзьями всегда куда-нибудь уезжает…
- А как же ты?
- Потом, когда вернётся с «мальчишника», мы поедем вдвоём – в Неаполь или в Мадрид… 
          Я всё понял, остыл и решил тянуть время, попросил показать мне участок и постройки… но она сказала, что лучше не теперь, что она легко одета и мёрзнет… Делать нечего, прошли в дом… и, действительно, в камине трещат дрова и стол накрыт на две персоны… Сели за стол – вино, закуски, музыка… Мы сидели глаза в глаза, любовались друг другом, волновались, и не было слов – разговор не получался, хотя казалось бы: я писатель, она писательница… но как будто кто-то незримо стоял между нами и сдерживал нас… Наконец, она поднялась и сказала:
- Давай потанцуем…
          Я понял, это конец – из танца мне живым не выбраться, вернее, свободной мёртвости моей финита наступила… И пришла идея – завести разговор о её стихах, за что-нибудь зацепиться, развязать конфликт, обострить до невыносимости, и, хлопнув дверью, убежать – они же истеричны, чуть против шерсти и всё – апокалипсис…
- Блестящая идея, Сеня, блестящая – с самого начала: позволить заманить себя в западню, а потом героически выбираться из неё…
- На что только не пойдёшь ради друга и его искусства… Слушай дальше… Танцуем, она совсем уже повисла на мне – впору брать на руки и в будуар… и вдруг я ей говорю, причём, серьёзно, встряхнув за плечи и отстранив на расстояние вытянутых рук:
- Что ты написала в своём последнем опусе?..
- В каком ещё опусе? Ты о чём?..
- В последнем.
- Напомни… – лицо её стало меняться, что меня вдохновляло и утверждало в правильности выбранной тактики.
- «Над ними ласточка вспорхнула в тишине, и крикнула «изыйди» сатане!» – твои строки?
- Ну, мои… какое это имеет отношение к настоящему моменту?
- Самое прямое – ты ими пробила мне всю ауру…
- Я сейчас её поправлю… – и тянет ко мне руки. Я отстраняю её, усаживаю на стул, сам сажусь напротив.
- Это принципиальный вопрос, и пока мы на него не ответим, никаких танцев не будет…
- А ты жестокий…
- Какой есть…
- Что я должна сказать…
- Признайся, симпатизируешь сатане?
- Не знаю… мне его жаль, с одной стороны – он страдает в аду, с другой – я им восхищаюсь – он даёт людям свободу…
- Что? Потрясающе! Умопомрачительно! А ещё что ты знаешь о нём?
- В далёком прошлом, это первоверховный Ангел, который в своём развитии превзошёл Самого Бога… В порыве гордости он взбунтовался, отделился от Небесной рутины и организовал на земле своё превосходное княжество – тем самым составив Богу достойную конкуренцию на всю оставшуюся вечность бытия… потом, когда Бог сотворил человека, он обернулся змеем и соблазнил Еву, а та Адама… и Бог повёлся на его уловку и выдворил людей из рая на землю прямо к нему в объятия… то есть всё идёт по замыслу великого князя тьмы…
- Кто тебе такое сказал?
- Сама догадалась… это мои личные ощущения… и не забывай, меня зовут Маргарита, а мой муж Мастер – мастер своего дела…
- Не сомневаюсь – имел честь созерцать его труды… Итак, любовной лирике капут – да здравствует мистика и эзотерика! Но это, любезная Маргарита Николаева…
- Яковлевна…
- Это уже не важно… важно то, что мне Ваша эстетика – эстетика распада – координально не близка… Совершенно очевидно, что Ваше программное обеспечение не соответствует системе…
- Какой ещё, к дьяволу, системе!.. – её лицо окончательно утратило то нежное романтическое очарование, каким она встретила меня на станции – это уже было лицо разъярённой фурии…
- Системе духовных ценностей, дорогуша, которая заключена в Христовых заповедях, и о которой вопиет наша совесть… впрочем, у кого она ещё осталась…

- Браво, Сеня! Браво!.. Тем более, что ничего этого, на самом деле, не было…
- Пусть, пусть не было – зато какие мысли выражены и чувства… Однако, сон-то был, и твоё толкование более чем удовлетворительно: я вырвался из лабиринта философских заблуждений – чистое небо, ясное солнце, горячий песок и шёпот набегающей волны – что ещё нужно пожилому человеку, чтобы утешиться напоследок… и никаких удочек и сетей – полный покой и свобода… поэтому я и отдал это финальное фентези на твоё перо…
          Он запахнул поглуше халат, затянул потуже пояс, повернулся к востоку, и, глядя на образа в углу, трижды перекрестился… затем, негромко напевая пасхальный тропарь, стал убирать со стола… я понял, пора уходить…


19.11.13 - 18.12.14