Кто без изъяна?

Кто без изъяна? Пусть первым взойдет на престол благоденствия,
Честно преступит черту человечьих грехов.
Сверху посмотрит на тех, кто в стойбище личного бедствия
Вкупе со всеми копает общественный ров.

Пусть посмеется с высот своей чистой безгрешности,
Грязью священной польет заплутавших во тьме.
И, отпустивши земное, дорогою вечности
Гордо проследует в светлое небытие.

Пусть на Земле доживут век, кто близок и дорог был
Все эти годы, по-братски делил хлеб и кров.
Но, среди верных послушников божьих слыл
Толи неверующим, толи язычником, толь дураком.

Пусть же горят в адском пламени бедные души,
Что усомниться посмели в священности слов.
Ну, а того, кто запретов по счастью за жизнь не нарушил,
Смело объявят отступником, еретиком.

Что же за грех человека того, кто в сомнении
Смотрит на нынешний лживый священный обряд,
Кто не юродствуя, высказал перед людьми свое мнение:
«Ныне религия – глупый, смешной маскарад».

Словно в дешевом, пустом балаганном театрике
Каждый без веры играет никчемную роль.
Только артистов по вашим законам хоронят за кладбищем.
Души же их вечно мучают адским огнем.

Я говорю не за тех, кто смирился с судьбою,
Принял постфактум тупой человеческий быт,
В гонке за материальным, торгуя собою,
Тщетно о зыбкости жизни пытался забыть.

Я воспеваю ценителей чистой свободы,
Тех, кто сумел усомниться в догматах людей,
Не погрузил свою жизнь в бытовые заботы,
Верен остался незыблемой правде своей.

Тем, кто душой не кривил и с собою был честен.
Не принимая на веру чужие слова,
В жизни своей он, быть может, был несколько ветрен,
Но каждый день проживая с той мыслью, что прожил не зря.

В чем же его обвинить? В хладнокровии к мысли,
Что за неверие должен быть предан мучениям он?
Если за время недолгой своей человеческой жизни
В мир окружающий был всей душою влюблен.

Он не сумел полюбить тех, кто шел в пепелище страданий,
Важно толкуя о власти, как лучшем из благ.
Трусость, предательство, лживую речь презирая,
Истины чистой в душе разжигая очаг.

Он не кичился безгрешием собственной мысли,
Тихо играл лишь ему отведенную роль.
Мучась в сомнении верности прожитой жизни,
В мудрости сердца святой сохраняя покой.