***

Дни взяли в моду серые зонты,
чтобы от стен не отличаться слишком.
Чудачества не в доступе цены,
привычки все приручены и вышколены.
На пять минут от правил отступив,
на четвертинку градуса, на йоту
сквозь хлюпанье сапог звучит мотив,
как будто он понятен для кого-то.
Упала на стол тысяча чертей
в лице всего одной прекрасной дамы,
что из колоды карт глядит в ничей
зрачок свечи, не гаснущий упрямо.
Когда же нагуляется народ,
который змеям посоха дивился.
Плывут зонты, антенны... Все плывет.
И памятник оплавленным покрылся.
Не надо детка, не спеши вперед.
К чему тебе заклятие первородства?
Нет большего не таинства, уродства,
чем отличаться тем, что все пройдет.
Не жги куста, безудержный старик,
и ты, отец, оставь дитя в покое...
Ведь там, в пустыне было вас не двое,
где ты хотел, чтоб бог в крови возник...
Кто рядом шел, тот знает каждый звук,
величину и все тревоги поприщ.
У пристани так голос тих разлук,
А в хосписе молитва все попроще.
Ты видел, как из белого листа,
от негатива вышло отражение?...
Жди Рождества. И мысленно до ста
попробуй сосчитать все наваждения.
Всю выслугу в извечной дреме рощ,
все паузы дверей, ступеней, окон.
И, сосчитав, скажи, что ты лишь ночь:
чтоб вдруг не обнаружили, что - кокон.





вс