Тим. гл. 22. 9. по Колин Маккалоу

22.9.

— Меня зовут все на работе
С насмешкой, Недоумком-Тим,
Но, Мэри, я сейчас в заботе…
Мой ум заня;т сейчас одним:

Мне важно полно(е) пониманье
Всего, что объяснила мне,
Я приложу своё старанье,
Понять проблемы наши все.

Всё время после смерти мамы,
Пытался показать тебе,
Что ты — царица моей драмы,
Что очень нравишься ты мне.

Не просто очень, очень слишком,
Но папа вдруг, казалось мне,
Понравился, и я был лишним,
И «утонул в большой волне».

Что сделала со мной, ты Мэри?
Не нахожу для чувств слова,
Сказать я не могу, но верю,
Что мне ты нравишься одна.

Я вижу в фильмах постоянно,
В объятьях девушку всегда,
При том целуют её явно,
И понимает лишь тогда;

Как нравится ему партнёрша…
О, Мэри, нравишься ты мне!
Но ты ко мне немного чёрства,
Не знаю, по какой вине.

Схватил он Мэри вдруг за плечи,
На ноги он поднял рывком,
Обнял так сильно, даже речи
Слов молвить не могла потом.

Она почти что задыхалась,
Откинув голову назад,
Щекой к щеке его прижалась,
Искал он рот, но невпопад.

Губами, правда, так неловко
Он подобрался к её рту,
Но нет ни опыта, сноровки,
Свою закончить «правоту».

Случилось всё внезапно, быстро,
Она застигнута врасплох,
Как будто грянул в неё выстрел,
А шум его и не заглох.

Потом казалось всё неважным
Им, кроме двух сплетённых тел,
Мужчиной был наш Тим отважным,
Что так обнять её посмел.

Померкло всё в её сознанье,
Затмило все проблемы с ним,
Когда тел тесно(е) прилеганье
Сумел осуществить наш Тим.

Причём желанного, младого,
Какое видела не раз,
Такого чудного родного,
Мужских наполненных прикрас.

И губ его нетерпеливых,
Заткнуть пытающихся рот,
Настолько ставших вдруг пытливых,
Прорвавших «неприступный дот».

Как он, неопытная Мэри,
Но больше знавшая, чем он,
Уже давно ему в том верит,
Что он в неё давно влюблён.

А что она? А ей сложнее,
Должна быть сдержанней, чем он,
Она ж во всём его умнее,
Хотя, не только он влюблён.

Умом почувствовала здравым,
Отталкивать его нельзя,
Он оказался в этом правым,
Конечно, было бы всё зря.

Тем более сама в экстазе,
Давно желание обнять,
В любом, когда она с ним часе,
Красавца Тима целовать.

В любви нужна же ему помощь,
И одобрение всех чувств,
Он был ещё «сырой, как овощ»,
Не знал он всех в любви искусств.

Нельзя унизить и отказом,
По самолюбию — удар,
Но так отдаться ему сразу?!
Ей надо погасить пожар.

Ослабил он чуть-чуть объятья,
Чтоб дать свободу ей для рук,
Но тел осталось их прижатье,
Для продолженья страстных мук.

Ему лицо ласкала нежно,
Водила пальцем по бровям,
По векам, будто бы небрежно,
Скользят ладони по щекам.

И шелковистые ресницы,
Затылок, уши, нос, глаза,
В её руках лицо слезится,
Но миновала вся «гроза».

Впервые целовал он Мэри,
И только так, как он умел,
«Как плотно замкнутые двери»,
Губами восполнял пробел.

Конечно, сомкнутые губы,
Чувств полноту дать не могли,
Достала пальцем как бы зубы,
И губы «жизнь свою зажгли».

Так сладки были ей лобзанья,
Всю пятерню обеих рук
Вонзила в знак его признанья
В головку шёлкову(ю), как плуг.

Потом головку притянула,
Склонив её себе на грудь,
И близость тел их всколыхнула,
Открыв им «новой жизни путь».

Его качнула дрожь восторга,
Всё охватила существо,
Объятья длились и не долго,
И к ней всё тоже перешло.

И прежде обнимала Тима,
Но, как ребёнка, было всё,
Всё раньше было поправимо,
Эмоций было — ничего.

Считал, что делает, как мама,
Что заменяет ему мать,
А в этот раз — такая «травма»,
Обоим некуда бежать.

Объяло вместе потрясенье,
«Блеснул» мужчина явно в нём,
Проснулось женское влеченье,
Она — как вспыхнула огнём.

Забылась вся в его объятьях,
Его вкус ощущая губ,
Нашла потребность в восприятье,
Хотя моментами был груб.

Скользя ладонями по шее,
Лаская мускулисту(ю) грудь,
Она от ласк взаимных млеет,
И, наконец, вкусила суть.

Уже он сам и без подсказки,
Нашарил чудную всю грудь,
И было всё не хуже сказки,
Нашёл он к телу нужный путь.

Рука скользнула ей под платье
И сжала голое плечо,
На том и кончились объятья,
Хотя им было — горячо.

Вдруг крики: «Мэри! Тим!» — Тревожно
Слышны уже почти вблизи,
И Мэри с Тимом осторожно
Разжать объятия смогли.

Они бежали в гущу леса,
Пока глас Рона не утих,
Такого явного бы стресса
Ей пережить с ним за двоих.

22.10.

Они бежали беспрерывно,
Пока — не слышно Рона глас,
Она дышала сверх надрывно,
И пыл её совсем угас.

У Мэри колотилось сердце,