Видеть свою душу и выпрямлять её

После мысленного обращения моего к Рудольфу Штейнеру: «Доктор, Вы забыли меня, наверное...» в зал, где мы занимались Алексеевской гимнастикой неожиданно пришёл мой приятель Игорь Сабуров и сказал мне после занятий: «Ты будешь заниматься эвритмией». Дал мне адрес и телефон Миши Л. Так я попала в дом Миши.

Когда мы с ним познакомились, Миша сказал мне: «Вы нужны мне... Вы жили когда-то в Египте, на Западе, у Вас большая энергетика, сила, Вы можете исцелять и души, и тела людей».

В людях я разочарована. Мир стонет от муки, и я вместе со всей тварью стенаю.

В одинокие страдальческие дни, когда душа жаждет любви, первый встречный может показаться Татьяне Лариной Евгением Онегиным.

Мой друг Толя изрекал интересные фразы, я кое-что записывала за ним. Он сказал: «Я у тебя отдыхал. У меня никого, кроме тебя, нет».

Потом мы два часа гуляли с другим моим другом Игорем Сабуровым. Мне было с ним легко. Игорь подарил мне хризантемы, поймав мои мысли.

Он говорил мне: «Ты меня не осуждай, не ругай по мелочам. Мы должны относиться друг к другу выжидательно. Не надо думать, что если человек сделал что-то плохое, то он таким и останется. Этими мыслями мы мешаем ему вырасти до того идеала, к которому он предназначен. Ты, если не будешь меня ругать, поможешь мне».

«Прости меня, я иногда бываю глупой», - сказала я, прощаясь с ним.  «Что ты, ты была сегодня умна и прекрасна. Как ты хорошо спрашиваешь», - говорит он. Он рассказывал мне о платониках, аристотеликах, о барде и поэте Володе Кутузове.

Я встретила Толю: «Я тебя не узнал. Ты изменилась. Как девчонка 25-ти лет промчалась мимо. Я по тебе соскучился».

Тяжёлое общение с поэтессой Инной Городецкой у меня дома. Царила только она,  что бы я не высказывала, она тотчас оспаривала. У неё холодный взгляд, неприветливость, отсутствие радости и масса поучений. Ничего нового о мире я от неё не узнала.

«Если со мной общаются, то люди должны меняться от этого общения», - сказала она. На это я с иронией заметила, что хотела бы быть благодетелем человечества. На мои вопросы неоднократно звучал её ответ: «Меня это не интересует».

Я сказала, что трагически воспринимаю мир, что наличие на земле болезней, армии, ключей, замков, смерти не составляет для меня повода к радости.

«Я удивляюсь, как ты не сошла с ума со своей душевной страстностью», - сказал мне Игорь. Ещё он сказал: «Мы не можем любить людей. Ты не огорчайся, что не любишь». С Игорем мы слушали Женю Клячкина. Женя пел и Костю Кузьминского среди прочих песен.

Репетиция сказки «Серебряная елка». Моя роль – клоун Бом. Бима играть будет Аня М.

На гимнастике репетируем пьесу «Свинопас» по Андерсену.

На репетиции сказки моя сестра гениально играла куклу Недошиту. Я хохотала, схватившись за живот. Я стала увереннее в своей роли клоуна. Я играю английскую музыку на блок-флейте в тот момент спектакля, когда надо спасти гнома.

В моей жизни появились новые люди, новые творческие возможности.

Я ужасно чувствительна. Тревожно за сестру, её одинокая душа ищет друга, а ей попадаются тела.

На репетиции, где роли пока не установились, я играла в 4-х ролях.

У Оли Ерохиной в гостях был папа поэта и барда Володи Бережкова, он похож на француза. Петя Старчик несколько раз просил меня петь «Бабочку в госпитальном саду» Арсения Тарковского, музыка написана мной. «Я могу без конца её слушать», - говорит Петя.

Потом был спектакль нашей сказки. Я играла клоуна. Меня загримировали в страшного урода с огромными губами, с сердцем нарисованным на щеке. Мы играли хорошо, дети кричали: «Мама, я боюсь». Сын моей сестры Митя за сценой бил в литавры и треугольник.

Постоянно надо видеть свою душу и выпрямлять её.

Рисунок Эдуарда Кеммеля, он рисовал меня.