Новогоднее

 В монистах, словно цыганка,
 страдает ёлка угрюмо.
 И полночь тлеет цигаркой
 под звон колокольный рюмок.
 А может быть, похоронный?
 Ведь мы потеряли рули,
 повесив на гвоздь короны
 над унитазами тронов,
 низвергнутые короли!
 Нет, не было чёрного бунта.
 Мы сами из года в год
 с улыбкой бронзовой Будды.
 корпя, как над праздничным блюдом,
 готовим себе эшафот.
 И сами, того не видя,
 как прежде, играем роль
 и ждём: объявлять нас выйдет
 трубноголосый герольд.
  А признак прямого распада –
 собственноручную лесть
 и приступы жёлчного яда –
 с высокомерной бравадой
 не лечим мы, как болезнь.
 Мы верим – всё это к лучщему!
 Придёт в королевство весна
 мальчишеским зайчиком-лучиком!
 Но жизнь скрипит, как уключина
 обломанного весла.
 И фразы пустые хлопают,
 как рваного паруса клок.
 И крик сорвался на шёпот,
 лицо обернулось жопой,
 перо превратилось в курок.
 Но вдруг обнаружив скоро,
 а стоило ль этак жить?
 Не нам ли прокаркал ворон?
 Мы рвём, задыхаясь, ворот,
 всю боль свою обнажив!
 И жаль нам себя до жути –
 ведь были же короли! –
 в канун новогодней минуты
 над рюмкой водочной мути
 мы начинаем скулить.
 Мол, жизнь наступает сучья,
 мол, хлещет струя невзгод,
 мол, умер счастливый случай,
 и  вряд ли уж будет лучше,
 и нужен ли Новый год?!