Сверчок

На работе не ладилось. Опять  пришлось  задержаться допоздна. Автобус, в котором он  возвращался домой, еле тащился: видимо, тоже намаялся за день. И теперь, казалось, с трудом преодолевает  каждую ямку и колдобину, тяжело и шумно вздыхая на остановках. «Когда  только доедет?» - подумал он, закрывая глаза, чтобы немного расслабиться. Сон отключал сознание, и голова безвольно падала к груди. Он вздрагивал, распрямлялся и незаметно осматривался по сторонам: не смеется ли кто? Но немногочисленные пассажиры были погружены в свои простые и непростые проблемы, и до него никому не было дела.
- Улица Пушкина, - объявил водитель. Автобус чуть присел, и двери,  шумно шипя,  отворились.
- Михал Иваныч, ваша остановка! - знакомый голос соседа окончательно вывел  из транса.
- Ну наконец-то!
И вот уже  усталые ноги несут  измотанное тело домой, а в голове еще звучат голоса начальства о затянувшейся сдаче объекта, о призрачных премиальных и несвоевременном его отпуске. Чертов кризис! С этими мыслями он открыл калитку. Проходя к крыльцу мимо клумбы, сорвал  первый попавшийся ему цветок и,  поднявшись по ступеням  вошел в дом.
- Ну как там? – спросила жена Ирина Сергеевна, пришивая суровыми нитками ручку к огромной полосатой отпускной сумке. У меня вот уже все готово.
- Тебе проще, - сухо произнес Михаил Иванович  бросив на стол ромашку, и артистически разведя руки, добавил: «А мы все ждем-с...
- Дай что-нибудь выпить! Нервы ни к черту!»
После ужина  не лег, а свалился на кровать, как спиленное дерево. За открытым окном убаюкивающе журчал многотысячный сверчковый хор. И все вокруг утопало в этом океане бархатного звука . Ему  чудился стук колес поезда, мчавшего их с женой в заветный отпуск. Теплое ласковое море, горячий песок с цветными камушками и ракушками и, конечно же, красивые, длинноногие девушки в волнующих купальниках. Мысленно он уже сидел за красиво сервированным столиком в гостиничном ресторане, с приглушенным освещением, тихой музыкой и наслаждался шампанским. Как вдруг где-то рядом с кроватью раздалось громкое, пронизывающее стрекотание сверчка. Оно было совсем непохоже на те мелодичные звуки за окном и заполнило всю комнату резким треском.
- Насекомое в доме, да еще стрекочет, вот наглость!
Михаил Иванович поднялся с кровати и включил свет. Треск прекратился. Осмотрелся вокруг – пусто.  -Наверное, убежал, - подумал он и, погасив светильник, снова прилег, вслушиваясь в темноту. И когда он уже окончательно поверил, что сверчок исчез навсегда, стрекотание проткнуло тишину с еще большим задором! Осторожно, стараясь не спугнуть певца, Михаил Иванович подкрался к выключателю. На слух, пытаясь определить координаты солиста, снял с ноги тапочку и занёс её над головой. Глаза в темноте уставились на пол в середину комнаты. Щелчок клавиши и вот он красавец – сидит, песню оборвал и, наверное, жмурится от света. - Такой маленький, а шуму!- мелькнуло в голове у Михаила Ивановича и, боясь, что тот одним скачком скроется от него, он метнул тапочку, словно индеец томагавк, громко выдохнув воздух. Сверчок от бокового удара отлетел в сторону и, опрокинутый верх лапками, еще шевелил усиками.
- Ты что шумишь? – в комнату вошла сонная Ирина Сергеевна - Что случилось?
- Да вот, сверчок, горло дерет, – раздраженно ответил муж и уже замахнулся во второй раз, чтобы окончательно добить нарушителя спокойствия.
- Ты что делаешь?!
Жена выхватила тапочек из его рук.
- Нельзя в доме убивать сверчка – примета плохая.
- Какая-такая примета?
- Не то к покойнику, не то денег не будет... – ответила она тревожно и как бы задумавшись.
- Час от часу не легче, - испуганно произнес Михаил Иванович и быстро присев на колени, стал         констатировать состояние пострадавшего.
- Что ж ты так не вовремя распелся – не раньше, не позже. Пел бы после отпуска, там уж и денег не будет, и...  или ты… - тут Михаил Иванович запнулся. Шесть лет без отпуска – хотелось бы оторваться на всю катушку  - и  на т-те — к покойнику... Отпускник, стоя на коленях, опустился на локти и, водя носом почти по полу, озабоченно рассматривал ночного гостя.
- Ирина, да он живой. Может оклемается? Вон, как усики дергаются… и ножки. Я его, наверное, контузил.
- Сроду ты какую-нибудь пакость да сделаешь! Не можешь без этого, – ворчала жена.
- Хватит меня обвинять. Веришь во всякую ерунду. Банку давай или лучше аквариум … Настин. Все равно пустой стоит, хорошо, что не выбросили.
Сверчка положили на дно стеклянной палаты и стали перебирать возможные варианты его реанимации.
- Может, ему нашатырь? – зевая произнес Михаил Иванович.
- Ты что? Он же сгорит!
- А водки? Водочки! В пробочку. Она всех поднимает. Наш Шарик в прошлом году подыхал, ни один доктор не помог. А мы с Васькой, соседом, ему из горла прямо влили и вон бегает…
- Да твоему Ваське и две бутылки влей – он не заметит, бегать будет.
- Ира, ты о чем? Я про собаку нашу говорю.
- Ну хватит, Миш, давай я ему сейчас водичку лучше налью.
Тем временем сверчок перевернулся в нормальное свое положение и даже чуть-чуть прополз вперед, но усики его понуро свисали вниз. Поставили воды.
- Пусть отдыхает. Туши свет. Завтра видно будет, – твердо сказала Ирина Сергеевна, и они разошлись по своим комнатам...
Утром застали сверчка в том же положении.
- Он, может, есть хочет? Чем они питаются? – спросил жену Михаил Иванович.
- Откуда я знаю. Но раз в домах живут -  может, крошками. Давай ему хлеба накрошим. Можно и молочка. Пусть стоит, вдруг захочет.
В этот день, возвращаясь с работы, Михаил Иванович и Ирина Сергеевна с тревогой думали об одном: о их дальнейшей судьбе, которая находится на дне стеклянного сундука, то есть в маленьком аквариуме. Опять наступила томительная ночь. За окном все также дружно звучал сверчковый хор, светила луна и горели звезды. Но их подопечный молчал, и тревога не покидала супругов. Спать легли вместе...
- Слушай, Ир, а нам сегодня зарплату дали… и премиальные… и отпускные… - безразлично и отрешенно прошептал Михаил Иванович.
Жена приподнялась с кровати, воцарилась гробовая тишина и только муха жужжала под потолком, ища себе место для сна.
- Что делать-то будем? Поедем, или нет? Ирина Сергеевна, в смятении и не решительности, тягостно молчала.
- Утро вечера мудренее, - задумчиво, после небольшой паузы  проронила она, и в отчаянии, словно подстреленная птица, откинулась на подушку.
… Михаил Иванович лежал в темноте с открытыми глазами и, как губка, впитывал звуки ночи. Под симфонию сверчков на улице Пушкина квакали лягушки, где-то вдалеке тревожно кричала какая-то ночная птица. Из всего этого моря звуков один сверчок отчетливо выделялся, и после каждой паузы его песня раздавалась все ближе и ближе.
- Может, это подружка? Нашего ищет, - подумал Михаил Иванович. Не хватало еще, чтобы и она залезла.
Почти одновременно с этой мыслью тишину комнаты  оживил  долгожданный ласкающий ухо треск. Робкий в начале, звук набирал силу и становился все громче и ровнее, вызывая восторг и успокоение ,  как в детстве треск мотоцикла, который долго не запускался и вдруг ожил.
- Неужели он?! Может еще какой?
На четвереньках, на ощупь, бесшумно, как кот, подкрался к аквариуму.
- Йес! Это он!
Стеклянные стенки, как рупор, усиливали трель, и не было уже никакого сомнения. Ирине Сергеевне тоже, по-видимому, не спалось, так как над головой он услышал:
- Ну, слава Богу, можно ехать!