Ксюша. памяти защитников отечества. немного прозы

Пересено из Проза Ру

                В  мае  1942  года  в  Белоруссии  стояли  злые  холода.  В  лесах,  в  частности  в  Белорусских,  тридцатиградусный  мороз  переносится, значительно  легче, чем  в  открытой  местности.  Все  равно  выйдешь  из  помещения, так  и  щиплют  эти  градусы  за  нос  и  щеки. Потом, трудно  было  вспомнить  тем, если  кто  живой  остался,  как    их  партизанский  отряд  в  этом  месте  оказался, а  потом  и  обосновался.  Место  это  как будто  специально  было  создано  для  партизанских  отрядов.  Леса  в  этих  местах  дремучие.  Среди  этой  дремучести  большая  поляна,  царство  трав  и  полевых  цветов.  По  одному  краю  поляны  болото,  а  по  другому,  бурелом,  деревья,  сваленные  многолетними  бурями  и  ураганами.  Кто-то  из  старых  охотников  показал  это  место.  Думали  командиры, глушь такая, вряд  ли  кто  побеспокоит.  Это  был  не  большой  партизанский  отряд  с  конкретным  заданием,  разведки  движения  и  расположения  вражеских  войск  и  при возможности  уничтожение  вражеской  живой  силы  и  техники.  Партизаны  группой  в  два  или  три  человека  уходили, иногда  за  много  километров,  а  возвратившись,  приносили  очень  важные  сведенья.  В  отряде  была  всего  одна  женщина, вернее  девушка-радистка, а  при  необходимости  и  переводчица,  так  как  в  школе  учила  немецкий  язык  и  хорошо  его  знала.  Звали  радистку  Оксана,  конечно,  Оксаной  никто  ее  не  называл, а  все  ласково  называли  ее  Ксюшей.  Была  она  всеобщая  любимица  и  партизаны  в  шутку,  но  с  любовью  называли  ее  королевой  поляны.  В  штабном  блиндаже,  с  боку  была  большая  ниша  для  рации  и  Ксюшиной  койки.    Блиндаж  был  общими  силами  вырыт,  еще  тогда,  когда  они  сюда  прибыли.  Ксюшина ниша  всегда  была  завалена  полевыми  цветами  и  любовью  партизан,  их  приносивших.

                Зима  еще  была  в  самой своей середине,  но  морозы  не  мешали  партизанам  выполнять  задания.  Группы  уходили  и  возвращались  с ценными  сведеньями.  Ксюша  без  работы  не  была  ни  часа,  а  там,  очень  далеко  от  партизанской  поляны,  принимались  очень  важные  решения,  влиявшие  на  ход  войны.  Никто  даже  подумать  не  мог,  что  с  ними  рядом  изо  дня  в  день  чужой.  Он  кушает  и  спит  с  ними  рядом,  смеется  чьим-то  шуткам  и  шутит  сам.  Нет, это  не  был  предатель,  это  был  глубоко  законспирированный  враг.  Когда  действия  партизанского  отряда,  его  сообщения,  стали  приносить,  видимые  успехи  на  фронте,  в  боях,  враг  из  лагеря  исчез.  На  это  сначала  не  обратили  внимание,  исчез  один  партизан, наверно  вернется.  Обратили  внимание,  когда  поняли,  что  отряд  противником  раскрыт.  Надо  было  уходить  с  этого  места,  но  уйти  они  не  могли,  пока  не вернутся  две  группы, выполнявшие  задание.  Ждали  до  предела,  уничтожили  все  палатки  и  землянки,  а  фашисты  уже  окружали  лагерь.  В  это  время  вернулись,   те  партизаны,  которых  ждали.  Казалось  бы,  можно  уходить,  есть  тайная  тропа  через  болото,  но  вернувшиеся  партизаны  принесли  такие  ценные,   и  очень  срочные  разведывательные материалы,  которые  надо  было  срочно  передавать  в  центр.  Командир  принял  очень  тяжелое  решение,  отряд  уходил  через  болото.  В лагере  остались  четверо  партизан  и  Ксюша,  передававшая  по  рации  срочные  сообщения.  Вот  уже фашисты  врываются  на  поляну,  от  стрекота  пулеметов,  и  автоматных  очередей, стоял  невероятный  гул,  а  Ксюша  набирала  точка  тире,  точка  тире и  плакала,  потому  что  ей было  страшно.  Четверо  оставшихся  с  ней  партизан,  еще  держались, хотя   двое  из  них,  уже  были  ранены,  но  вот  смолкли  их  автоматы.  Ксюша  плакала  и  передавала  последние  слова,  а  в   блиндаж    врывались  фашисты  с  криками – “Хенде хох” ,  что в  переводе   на  русский  язык  означало,  руки в  верх,  но  не  стреляли.   Ксюша  хорошо  помнила,  что  будет  с  ней, если  она  попадет  в  руки  фашистов.  Она,  не  переставая  плакать,  с остервенением,  дожевывала  бумажки  с  шифрами.  Она  вытащила  свое  табельное  оружие, свой  пистолет,  которым  она  пользовалась  только  на учениях  и  начала  стрелять,  но  что  толку  от  ее  неумелой  стрельбы.  Вдруг, что-то  ее  укусило  за   бок,  потом   стукнуло  по  голове,    и  уже  теряя  сознание,  она  последнюю  пулю  выпустила  в  стоящую  рядом  рацию.

                Оберст  Бернгольц  орал  на  гауптмана   Шульца,  брызжа  слюной  и  топая  ногами.  Кто  посмел  стрелять  в  русскую  радистку  и  как  не  смогли,  хотя  бы,  сохранить  рацию.  “ Ах, как нужна  была  эта  радистка,  и сколько ценных  материалов  можно  было  получить  от  нее  при  допросе”, думал  оберст.  Ее  привезли  в  штаб  в  бессознательном  состоянии.  Лицо  и  голова  Ксюши  залиты кровью,  а  через  разорванную  рубашку,  почему-то  синее плечо.  Штабные  фашистские  “крысы”  долго  обсуждали,  что  делать  с  этой  русской.  Потом  оберст    Бернгольц  приказал  положить  тело  Ксюши  на  заднее  сидение  его  машины   и  увез  ее.  Он  привез  тело  Ксюши  в  полевой  госпиталь, к  своему  старинному   приятелю,  отличному  хирургу,  Гюнтеру,  прозябавшему   дежурным  врачом.   Он  сказал- “Гюнтер,  я  привез  женщину,  подлечи  ее, сделай  что  возможно,  что б  она  заговорила,  чтобы  можно  было  ее  допрашивать,  сделаешь,  с  меня  ящик  шнапса “.  Они  внесли  Ксюшу  в  дом, положили  на  стол  и  оберст  уехал.

                Гюнтеру  было  под  пятьдесят,  но  он уже  был  весь  седой.  Он  пережил  страшное  горе.  Его  жена  и  дочь  погибли  в  авиакатастрофе,  и   когда  началась  эта  проклятая  война,  он,  хирург, работавший  в  больнице, попросил  направления  в  армию.  В полевом  госпитале  он лечил  солдат  от  гриппа  и  царапин,  и  глушил  горе  шнапсом.  Потирая  руки  от  радости,  что  есть  возможность  вспомнить  свои  хирургические  навыки,  Гюнтер  подошел  к  столу,  на  котором  лежала  Ксюша.   Лицо  Ксюши  и  голова  были  в  запекшейся  крови.  Укоризненно  покачав  головой,  он  принес  таз  с  водой   и  стал  смывать  кровь  с  лица  и  головы  Ксюши.  Вдруг  он,  оторопело  отшатнулся,  потом  вернулся  к  столу  и  с  любовью  стал  глядеть  на  лицо  девушки, удивительно  похожее  на  лицо  его  доченьки  Греты.  Те же,  голубые  глаза,  та  же  прядь  русых  волос, спадающая  на  лоб.  Это  было,  как  наваждение.  На  вид   Ксюше,  как  и  его  дочке  было  года  двадцать  три.  Ему  хотелось  смотреть  на  нее  не  отрываясь.  В  глазах  его  блестела  слеза.  Потом  он  занялся  осмотром  ран.  Ксюшу, он  про  себя  называл  Гретой  и  видел  невольно  дочкой.  Перед  Гюнтером  стояла  почти  не  разрешимая  проблема.  Девушку  лечить  обязательно  надо,  но  спасти  тоже  обязательно  надо.  Не  отдавать  же  ее  оберсту  Бернгольцу,  чтобы  ее  допрашивали,  пытали,  а  потом  расстреляли.  Этот  оберст  уже  наведывался,  поторапливал. После   недолгих  раздумий,  Гюнтер  принял  решение.  Он  стал  вспоминать,  что  в  штабе  говорили  о  партизанах.  Он  перенес   Ксюшу  в  санитарную  машину  госпиталя,  и приветливо  помахав  рукой охраннику , выехал  с  территории.  Гюнтер  мотался по дорогам, лихорадочно  размышляя,  где могут  быть  партизаны.  Он  вглядывался  в  лица  людей и  их  поведение.  Наконец  он,  в  одном  месте,  как-то  интуитивно  решил,  что  этот  лес  наверняка  партизанский.  Гюнтер  загнал машину, по  возможности, в самую чащу, остановил   и  стал  ждать.    Периодически,  он  проверял  дыхание  Ксюши  и  делал  ей  укол.  Он  уходил  от  машины,  выходил  из      чащи  к  лесным  тропинкам,  где  могут,  может  быть,  появиться  партизаны  и   возвращался  к  машине,  лез  в  кузов,  снова   слушал     дыхание   Греты,  и  любовался ею.  Гюнтер  очень  нервничал,  у  девушки  был  то  ли  глубокий  обморок,  то  ли  это  появлялись признаки  комы,  ведь  прошли  уже  наверно  третии   сутки  с  момента  ранений,  а  действенная  медицинская  помощь  ей  не  оказана.

                Когда,  в  какой-то  момент  он  окончательно  потерял  надежду,  вдруг  затрещали  кусты  и  к  машине,  с  автоматами    наперевес,  выскочили  два  парня.  Увидев Гюнтера,  они  щелкнули затворами своих винтовок  и  закричали-“хенде хох”,  Что по  русский  означает, руки  верх.   Гюнтер  поднял  руки  и  стал  головой  указывать  на  машину,  пытаясь  парням  что-то объяснить.  Увидев   в  кузове  Ксюшу,  не  подающую  признаков  жизни,  парень,  явно  постарше  сказал   Гюнтеру,  что  он  арестован.   Два  парня  на  носилках,  которые  были  в  машине,  понесли  Ксюшу,  а  третий  конвоировал  Гюнтера.  Через  два  часа  ходьбы,  они  пришли  в  лагерь  партизанского  отряда.  Все,  кто  был  в  это время  в  лагере,  сбежались,  посмотреть  на  раненую  девушку,  не  зная  ситуации,  кто-то  рвался  пристрелить  фашистскую  гадину.  Ксюшу  сразу  отнесли   в  санитарную  палатку,  где  лежало  еще  двое  раненых,  а  Гюнтера  привели  к  командиру  партизанского  отряда.  Нашелся  партизан,  знающий  немного  немецкий  язык .  Когда  разобрались,  уж  не  знали,  как  излить  свою  благодарность  Гюнтеру.  Его  посадили  за  стол,   хорошо  накормили  и  дали   еду  на  обратную  дорогу.   Гюнтеру  так  хотелось,  чтобы  его  оставили  в  партизанском  лагере,  потому  что  обратной  дороги  у  него  не  было.  Наверно,  давно  хватились  отсутствию  госпитального  врача  с  санитарной  машиной,  но   самое  главное,   пленной  радистки.  Гюнтер   знал,  что  его  ждет  страшная  смерть.  Эти  нелюди,  своих,  если  попадают  к  ним  в  руки, пытают и  мучают  еще  страшней,  чем  пленных.  Тяжело  вздохнув,  он  пошел  в  санитарную  палатку.  Доктор, бывший  в  лагере,  поработал  над  Ксюшиными  ранами,    привел  ее в  сознание, и  теперь  она  могла  несколько  слов, чуть  слышно,  сказать.  Гюнтер  стал  на  колени  у  Ксюшиной  постели,  поцеловал  ее  в  лоб  и  сказал“, Прощай  доченька,  горько  расставаться   с  тобой  моя Гретхен”,  и  услышал,  еле  слышных,  два  слова-“спасибо  тебе”.   Он  встал,  улыбнулся  своей   Грете,  и  ушел.  Он  вышел  из  лагеря,  нашел   госпитальную  машину,   на  которой  они  приехали,  дополнил  бак  бензином  из  резервной  канистры,  сел  за  руль  и  выехал  из  леса  на  дорогу.  Гюнтер  хорошо  знал,  куда  ехать.  Впереди,  в  пятнадцати  километрах  был  большой  автомобильный   мост,  под  которым  проходила  железная  дорога.  Он  ехал  и  считал  про  себя,  что  он  успел  в  жизни  сделать,  сколько  людей  спас  от  смерти,  работая  в   больнице  хирургом,  как  хорошо  смог  обустроить  могилы  жены  и  дочки  на   берлинском  загородном  кладбище  и  теперь,  вот, как будто  воскресил  Грету ,  спасая  от  гибели  эту  русскую  девушку.  Больше   на  этом  проклятом  свете  делать  нечего.  С  этими   словами  Гюнтер въехал  на  мост,  резко   повернул  руль,  сбил  перила  и  рухнул  вниз,  прямо  на  проходящий  товарный  состав.  Раздался   мощный взрыв.  Гюнтер,   умирая,  невольно,  сделал  еще  одно  доброе  дело.   Железнодорожный   состав