Джонни, нам пора уходить

Махни последний глоток односолодового, старина.
Забрось в желудок, как охапку веток в старый камин.
Оставь бармену двадцатку; знаешь, не его вина,
Что посетитель давно у него лишь один.
Он сам. Ты. Я.
Если честно...
Какая, к черту, разница?
Нам не рады здесь, Джонни,
Нам пора уходить.
Не забудь пальто, на улице снова дождь,
Кажется.
Десяток пар глаз провожают нас -
Не блестят, не горят, не светятся...
Не простят. Ни потом, и, тем более, не сейчас.
За то, что их нет...
Что такое, дружище?
Ты бледен...
А в глазах все надежда теплится,
Что взгляды эти не выдумал ты. 
И ни я.
И ни бармен старый.
Выше нос, Джонни,
Посмотри на меня.
Ты видишь — я здесь.
Улыбаешься?
Вот и славно.

Прости меня, мой единственный друг,
Что не виделись мы так долго.
Ты исчез тогда неожиданно, вдруг.
Позади разбросав лишь осколки
Той стали, из которой когда-то юные мы
Друг для друга отливали пули.
А помнишь, как впервые седеют виски,
Поднеси к ним холодное дуло?
О, как хотел в тот день я со всех радаров пропасть,
За тобою уйдя в неизвестность.
Но остался...
Нет, никакая меня не поразила напасть;
Только страх и, наверное, леность
Не позволили мне исчезнуть в пыли,
Но что со мной стало, Джонни, скажи мне.
Не видит старик больше света вдали,
А ведь он где-то там и поныне...

А на тех, что не рады тебе, не сердись,
И без нас в мире так много злости.
Стиснув зубы, сжав волю в кулак, держись;
Ты. Я. Мы оба никем не желанные гости.
Нас нигде не ждут. Как и нам нечего ждать...
По ушедшим лишь воем мы волком.
Ты снова в путь? Позволь тебя мне обнять.
Береги себя, Джонни, и помни:
Не родилось еще тех Адама потомков,
Что когда-нибудь смогут без боя отнять
Наших сердец 
И той стали осколков.