Жила-была Ведьма

Двум В. посвящается
--------------------

Жила-была Ведьма.
Вначале она помнила об этом. Когда была совсем маленькой. Она видела, как пускает искры из рук - Огневушка-поскакушка - искры, как плазменная молния - будто во сне их видела. И в пальцах будто иглы, и мотает до дрожи, что хоть танцевать пускайся.

Мама думала назвать её Полиночкой, потом Наташенькой... А поначалу просто дома Девочкой звали - "Как там наша Девочка?!" А потом уже как только ни называли. И мужскими именами, и женскими. С кем только что мамочка разговаривала, так и называла свою дочурку, выливая на неё остатки всего того, что не высказала предыдущему собеседнику.

Росла маленькая Ведьмочка. Жила себе припеваючи. Правда с детства стало понятно, что сопрано из неё не получится... Сидела она как-то на столе... а что - посади свинью за стол... ну, да это уже другая история про то, как её учили, как за столом себя вести, и что потом случалось с нерадивыми учителями... Так вот, сидела она как-то на столе да увидела, как вдалеке проезжал трамвай её желания, что кааааак самым что ни на есть контральто возопит "Один вагоооон!!! Другого неееееет!!!!"... Короче, родители не поняли, почему печаль такая обуяла тогда ещё маленькую ведьмочку. То ли потому, что родилась она в конце девятого месяца, когда как раз были самые весёлые праздники, что все друг друга любили; то ли потому, что забыли они, что тоже рождались когда-то такими же ведающими. Да, забыли... А вспоминали, только когда праздновали свои дурацкие праздники, да и то... кого-то отпускало, и кто-то отходил да возвращался в эту радостную реальность, а кто-то не хотел терять это позабытое счастье и так стремился остаться в ощущении праздника, что однажды так в нём и остался, когда вспомнил, что он же всё-таки лётчик, и улетел,... но обещал вернуться. Со стороны-то всем показалось, что лётчик он херов и вообще приземлился как-то жёстко... там вроде как раз третий звонок прозвенел... как-то это вышло нелепо... вроде и спал он, а вышло - совсем заснул... или проснулся...

А наша Ведьмочка спала своим тихим таким здоровым детским сном... А перед сном пряталась, как и все вроде такие же обычные, как и она, дети, от теней, что жались по тёмным углам её родной комнаты. И зарывалась под одеяло, и училась дышать под ним... и снилось ей, что дышит она так под одеялом, как под водой... и скакала она уже не Огневушкой, но свободной дикой кобылицей, а то и гналась волчицей за своей луной, ведь на четырёх лапах бегать-то было когда-то удобнее... И летала она по ночам, не зная стыда - то лёжа на спине, то на животе, подложив подушку, то на боку, а то и вприсядку, осёдлывая свою Серую Метёлку... А то и просто потому что хотела летать - размахивала руками... и поднималась - просто, без специальных приспособлений или даже заклинаний, чего некоторые так пугаются - воспаряла над городом, едва касаясь крыш и крон деревьев. А то и не касаясь. Подпрыгивала, подтягивалась, как на брусьях, на воздухе - и летела! То ли бабочкой, то ли птицей. Или гимнасткой, как её родители, только с трапеции. Да и какая разница, если всё было так радужно?!

Маленькая Ведьма каталась, сидя у папы на плечах, как на шее, от чего шея когда-то не выдержала... Ну, да не об этом речь... Каталась она, значит, сидя у папы на плечах - садилась на шею и ходила так на демонстрации. И
демонстрировали на демонстрациях радость. То ли демос радовался, что людос его плодится и размножается, то ли людос был счастлив, веря своему демосу... И демон тоже спал мирным сном в хрустальной спальне не целованной своей мумией. Стразы рубиновые на башнях - как флаги... И все по-всамделишному радовались. Как в сказке. Потому что люди были другие, и страна была другая... Нет. Не так всё! - Всё было то же самое, только называлось по-другому. А! Вот, какая разница! - "Веря своему демосу"! - Вера была жива. В Светлое Будущее. А двадцать лет спустя... или через десять лет... В общем, загадывай - не загадывай желания, проезжая под мостом, по которому едет поезд то ли для Аннушки Карениной, то ли для Михаила Булгаковича Берлиоза, а чему быть, того не миновать. Потому что одну маленькую Веру подняли на флаг, а другая слегла почти в свой же праздник.

Девочка-Ведьмочка с детства не умела, но любила плавать... И чужие люди становились ей ближе, когда учили её тому, чему не могли научить свои. Не могли или не хотели. Или хотели уберечь, потому и не учили. А и получалось, что не учили, а только мучили... И она сама бралась за вёсла, и лодка несла её - то в заросли тростника, то по бурной реке - к озеру её надежды. В кровь стирая руки, она выгребала всё, за что бралась. И такое пресное озеро мелело у неё под ногами, когда ходила она по нему, - и оно становилось солёным. И такой бурный поток выносил её лодочку-долблёночку на самую середину - ни того берега, ни другого - и земля мала, как остров, и паромщика бы..., - и когда кто-то чужой подставлял спину, и ощетинившийся было иголками маленький крылатый ёжик убирал иголки... и они становились длинными, но мягкими, шелковистыми и божественно красивыми волосами, что другие девочки ей только завидовали. И её, конечно, дёргали за косички... они же мальчики, а она же девочка.

Да, думали - вырастет девочка - будут ей косички заплетать... А и выросла - и заплетали ей косички... и даже бигуди специально для этого придумали...
А было и ещё смешнее... У девочки были очень красивые волосы - только никто не мог понять, какого они цвета - то ли русые, то ли с рыжинкой, то ли вообще шатенкой была наша юная Ведьма. Может, это специальное мелирование такое - белая полоса, чёрная полоса, снова белая. Такая зебра, такой вот единорог-хамелеон... А какие это были волосы!!! Как она их берегла! Как-то раз она даже сделала завивку, и с тех пор она уже ходила самой настоящей королевой.

Ведьма принимала кровавые ванны и проклинала всех, кто её обижал, смывая с себя кровь девственных разумом простолюдинов. Она омывалась в душе и пила молоко младенцев, и становилась чище от собственных мыслей, которые уносила терпевшая всё и вся вода. И она становилась Водой, несущей жизнь и пластичной, принимающей форму своего сосуда. И она покупала и захватывала себе Землю и копалась в ней. И она сама становилась Землёй, - такой земной, такою же терпящей, что по ней ходят, её роют, копают, в ней роются, ища что-то "своё", обливают грязью и помоями... И она разучилась смотреть на это, но увидела, что теперь её стал умывать дождь. Летний дождь, которому она открывалась, выходя голой на улицу, пока все прятались по домам. Её убаюкивал и возбуждал гром и освещала и веселила молния, на которых она выбегала любоваться в грозу, как на самую счастливую пару. Для неё одной шёл её снег. Она ловила эту небесную манну на лету губами, языком, ловя и пытаясь удержать горячим своим сердцем замёрзшие кристаллы, которые таяли в её руках и утекали водой, и испарялись водой из её глаз, когда она сдувала и вдыхала со своих полок эту звёздную пыль. Ведьма любовалась и восхищалась Луной, которая давала ей сил для нового колдовства, делая её всё более очаровательной. По ночам она иногда даже сама становилась Луной, когда в ущерб своему солнцу росла и обретала неземную силу. Она стала Воздухом, когда стала собой и научилась летать. Но теперь она по-новому полюбила и Солнце, которое грело её отныне нежно и жарко. Когда-то сгорая в его пламени, теперь же она ловила его лучи и взлетала вместе с солнечным ветром, который приносил ей свет, как она иногда думала, а на деле он, как думал теперь он, только возвращал ей свет своего Солнца, которое она зажгла когда-то давно. Она стала Настоящей. Она стала Огнём.

В детстве все мальчики хотели стать космонавтами, а она, как самая настоящая девочка, мечтала стать актрисой или певицей... И она ею стала. По ночам она улетала на своём космическом корабле в мир своих грёз, где она пела на сцене для других, и длинные вьющиеся волосы её развевались вентиляторами и дымовыми пушками в свете софитов. И другие смотрели на неё, и слушали, следя, как она взлетает на сцене и падает с неё, как крадёт принцессу и как возвращает её принцу, как её гитарист, затмевая её ангельский голос своей гитарой, солирует, давая ей передохнуть между припевом и новым куплетом. У неё не было диплома об образовании - она всему научилась сама!

А потом - по утру, когда она как-то проснулась, ей зазвучал голос... И это был её голос. Он сказал ей, что теперь она отвечает за свои слова. И она поняла, что всё, что она говорила когда-то, воплотилось и продолжает воплощаться.
И за свои желания. И она увидела, что всё, чего она когда-то желала, сбылось и продолжает сбываться. А так как это была очень упрямая девочка, какие рождаются редким Летом, то уже много комет успело сгореть в ночном августовском небе, пока она загадывала себе настоящее счастье.
И за свои мысли. Потому что всё, о чём она думала, каким-то странным образом облекалось в плотную форму, и Ведьма видела, что её мысль стала материальной.

А Ведьма к тому времени уже знала, что с ней может случиться только что-то хорошее, потому что... потому что она так захотела! Потому что так она пожелала. Потому что так попросила у своего Бога. Да, ведьма поняла, что с религией всё не так просто, как ей рассказывали.
Но теперь не количество амулетов росло, а качество их. Когда бесконечность вошла в её жизнь источником бесконечной радости. Когда она сама стала творить радость. Себе и другим. И её Радость любовно рисовала её красками её мир. Но когда она творила радость другим, то её собственная Радость вспыхивала разноцветным фонтаном и раскрашивала всей гаммой цветов всё окружающее их бесконечное пространство жизни и времени.

Ведьма выросла обычной сопливой романтичной дурой, которая балдела от красоты окружающего мира, который теперь сама помогала творить... Она любила, как разводятся мосты, ревела в подушку, удивляясь, как восторженно глядят, разводя розовые сопли, на этих разведёнок другие, потому что теперь она перестала разводить кого бы и что бы то ни было, а начала сводить. Мосты, дорожки, людей... Получалось фигово, от чего ведьма бессильно бесилась, не находя нужных слов в нужный ей момент, чтобы объяснить какому-нибудь дурошлёпу, что его любят, а он этого в упор не видит... А то и видит, а ничего будто не делает.
А какой-нибудь дурошлёп просил, чтоб она написала что-нибудь, ведь у неё так хорошо получается... И она стала писать. Во все газеты, что называется... Но помимо собственной писанины она теперь стала ещё и читать! Читать, что пишут, слушать, что говорят... Стала слушать разную музыку. Раньше не любила - не слушала, а теперь и не слушает, но слышит, и всё вокруг стало ей какой-то иллюзией, её сном, придуманным ею же для неё самой, и она его стала цеплять, цепляться за него и плыть... то по воде, то по воздуху...

А однажды, когда-то давно, её затроллил её друг... Т.е. она думала, что он её друг. И он думал, что он её друг. А на деле всё было иначе.
И он её однажды обманул - когда выдал себя за девушку. Признавался потом, правда, и они плакались друг другу в жилетку, и потом они уже уехали вместе далеко-далеко, за сотни километров отсюда... Ну, да не об этом сейчас речь. Так вот, значит, затроллил друг... Или подруга друга затроллила. Высокие отношения, что сказать.

Короче говоря: "слабо под мост залезть?"
Ведьму брать на "слабо"?!
"под мостом - Гитлер с хвостом!" ... И понятно было, что не слабо. И оказалось, что не только не слабо, но и жизненно важно было!!!
На одной из эксплуатационных площадок-мостков на одном из центральных мостов локального центра Вселенной, изрытого реками да каналами, что вели от дворца спорта к прямой улице непрямой реки, какой-то умник написал несколько букв... И это была ВОЛЯ! То понятие, что не найдёт во всём многообразии смыслов и многогранности образов достойных аналогов в других более молодых языках.

И когти стали расти на месте ногтей у земной Женщины. Железные крючья, как гвозди Железной Леди, стали сталью рвать тонкую плоть изнутри и толстую - снаружи. Шипы тернового куста, куда закинуло нашего белого и пушистого зайчика, братца или, вернее, сестрицы своего кролика, подвели сизые, как туча, тени под глазами, провели фиолетовые стрелки в разные стороны, подчеркнули изгиб бровей, раскрасили кровью губы в диком оскале. И стала Ведьма прекрасной Королевой Беспредела. Королевой без предела!

И Она понесла свою божественную Суть, уже всё реже прячась от кого бы то ни было, зажигая взглядом, пронзая словом... Жизнь начала раскрываться ей всё большей глубиной красок, в которые она стала окунать свою кисть, чтобы рисовать свои картины и устраивая по этому поводу незаметные выставки. А ей говорили, что её мысли перпендикулярны плоскости того, что говорят другие, - что она наркоманка и алкоголичка, что она опять чем-то накурилась или упоролась чем... При том, что она со всеми вместе смеялась, когда приходило время разъезжаться по домам, и все дружно начинали искать, кто всех повезёт, выбирая услугу "Трезвый водитель", потому что больше всех веселилась она, но при этом самой трезвой оставалась она же!... При том, что на неё с непониманием глядели, когда она на голубом глазу рассказывала, как пробовала покурить, но не поняла, как это делается, потому что не могла себе представить, что вдыхает в себя какой-то дым!... При том, что она вообще-то была воспитана маменькиной дочкой...

И Дорога Жизни стала её дорогой. И она эксгумировала трупы своих друзей - прошлых и будущих. И воскрешение приходило и проходило своей чередой, как что-то уже более обыденное. Но вместе с тем такое без сомнения чудо вечной жизни!

Ведьма всегда теперь стала вставать вместе со своим будильником, а то и до него. Её утро всегда становилось добрым, когда она стала вставать с той ноги. На её месте для человеколюбия - том, что обычно называется местом работы, её стали встречать милые люди, уважаемые коллеги и просто такие же звёзды, как и она сама. А дорога к этому превращалась в сказочный калейдоскоп взаимной любви, уважения и тесной дружбы, потому что как раз в пробке можно увидеть столько замечательных, добрых лиц. Она стала всё и везде успевать - быть вовремя, успевать сказать всё, что нужно, и тому, кому нужно, сделать всё, что нужно - потому что стала понимать, что действительно нужно! И много ещё хорошего случилось с ней в её персональной палате о семи окон да на двенадцать коек...

И она стала цепляться за жизнь, потому что это стало бесконечной ценностью, пока она здесь!
И крючья воли стала закидывать кошками за выступы, залезая по этой страховке на свои новые вершины. Она скакала на острых высоких каблуках через костры, в которых когда-то сгорала привязанной, и искала новых.
Живых и свежих, до которых можно достучаться, дозвониться, встретиться и не отпускать, как теперь не отпускало уже её. Так жадно искала, что нашла. А потом ещё и влюбилась. Или это случилось одновременно - не важно. Важной стала резкость эмоционального восприятия, как ей сказал тот, в кого она влюбилась. А он ей это только напомнил, потому что впервые услышал эту мысль от неё. И полюбил. Её и её мысль.

А она вцепилась в него хищной птицей. Он смотрел на неё заворожённо, как смотрят друг на друга удав и кролик. И кто после этого кого заворожил? Если она видела его во сне, а он пел ей песни; если она гадала на него, а он и без гаданий знал, что создан для неё; если она ушла учить себя быть не просто Ведьмой, но Богиней, потому что она не могла остановиться, хотя понимала, для чего нужен молниеприёмник, а он шёл по пустыне наркоманом и веселился, спрашивая её, когда же она его отпустит, веря, что уж эта-то Ведьма будет последней в его жизни, но и станет первой достаточно сильной, чтобы отпустить свой Страх, но на Его Волю.

Он стал её Тьмой, её Чёрным Властелином, который незримо присутствовал теперь с нею во мраке ночи, витая в её облаках по их, конечно же, совместному желанию. Он стал её Светом, её Светлейшем Князем, который пробуждал её каждое утро, улыбаясь ей, от чего она сама стала улыбаться как-то удивительно счастливо, но при этом уже не так, как раньше...

Но она пока боялась. Она стала болеть - тем, кого ела. Тем, что когда-то пила. И она перестала убивать и стала исцелять. Она спускалась в расщелины, где оставила следы своей стальной страховки, и вынимала крючья из горных ран, и снимала кошек с деревьев, и вытаскивала серебряные пули из своего вампира, который потерял сон, но нашёл покой в своей и её теперь на двоих вечности. Она увидела, что сделала с ним, и стала стирать свои следы на его берегу, оставляя его нетронутым, неповреждённым. И исцелённым стало его сердце, которое раскрылось теперь с такой силой, с какой никогда ещё до сих пор не распахивалось окно его души, в которое задул его Ветер, его живительный Воздух.

А ведьма стала терять себя, теряясь в толпе, уходя в сумерки, лишая себя самости, обретая великую безликость, каждый день оставаясь собой, но теряя себя в других и находя себя там же.
И он её потерял. Потерял её в других, за другими. Другие стали казаться ему ею, только почему-то в другом обличье... И он стал находить её по крупицам... И собрал, как когда-то нарисовал её портрет её художник.

Он так хотел, чтобы её когти вонзились в него. И когти Воли выросли у него, как он и мечтал. И стал он цеплять окружающий мир и Гулливером собирать одни корабли и топить другие, но спасая тех, кто был на них.
И Воля его, загоревшаяся однажды ярким золотом, стала обретать другие оттенки, как будто холоднее и темнее, но на деле светлее и теплее. И стал он дальше проявляться во Тьме своей постепенно раскрывавшейся ему Его Вселенной, освещая её своим светом, расцвечивая новый мир своим всевидящим взглядом - из сердца своей ауры цвета индиго.

И взлетела химера, сидевшая на парапете храма, и растворилась в Воздухе, потому что невидимым стало свечение её для глаза человеческого.

А он продолжил писать её сказки. И однажды написал сказку про неё, как про себя - о том, что жила-была Ведьма.

/2014/12/10