Лягушка царевна на новый лад

В царстве некотором жил
Той землицы старожил –
Без жены, простился с ней,
Сам растил своих детей,
А как выросли, позвал,
Помолился и сказал:
«Я устал возиться с вами,
Со своими сыновьями,
Да и немощен я стал.
Вам жениться час настал.
Снохи сделают не много,
Но хоть чуть, а все подмога.
Так что вы берите в руки
И натягивайте луки:
Где стрела укажет место,
Там того и ждет невеста».
Что осталось братьям боле?
Вот они выходят в поле,
Меды пьют, навеселе
Выпускают по стреле
И скорее вслед за ней –
Каждый, знамо, за своей.
Старший брат добрался скоро
До заветного забора,
Перелез через ограду:
«Тут живет моя отрада.
Что ж, теперь ни дать, ни взять
Я – бояр богатых зять».
Что до среднего, то он
Счастье тоже взял в полон
И теперь – ни дать, ни взять –
Стал купеческий он зять.
Ну, а младшему, Ивану,
Я завидовать не стану:
Привела стрела к болоту,
Где зелененькое кто- то
В тине серое сидит.
Ваня мой, весьма сердит:
«Ты, лягушка или жаба!
Дай стрелу, шутить не надо!»
Говорит в ответ она:
«Я теперь – твоя жена.
Рад иль нет ты, сокол мой,
Но вези меня домой».
…Не букет, конечно, роз,
Но смирился и повез.
Время минуло. Отец
Ждет сынов на свой крылец.
Как пришли, он держит речь:
«Каравай велю испечь!
Ни к чему мне ваши вздохи,
Расстараются пусть снохи».
Вот домой пришел Иван,
От крутой кручины пьян,
А жена его хлопочет,
Муженька утешить хочет:
«Что – печаль? Забудь о ней,
Утро все же мудреней».
Утром будит: «Вань, вставай».
Тот проснулся: каравай
Несказанной красоты.
Удивлен: «Неужто ты?!»
…Каравай – столичный град,
Кремль, соборы, улиц ряд,
Люд снует туда- сюда.
Ваня рад: «Вот это да!»
Каравай тот – на поднос
И скорей отцу понес.
Там, шумливая весьма,
Толп зевак скопилась тьма:
Снох изделья каждый ведь
Очень хочет поглядеть.
Сына старшего черед…
Выступает он вперед
И стола на самый край
Водворяет каравай.
…В страшный гнев пришел старик,
Уши сына режет крик:
«Что посмел ты мне принесть?!
Этот хлеб лишь свиньям есть!»
Средний тоже впал в опалу,
И ему зело попало:
«Руки крюки – не жена!
Неумех сестра она!»
Встретив младшего, сказал:
«Чьим ты мужем, Ваня, стал?
Иль смогла твоя лягушка
Спечь какую- то ватрушку?
Ты меня уж не серди,
Лучше сразу уходи».
…Тот открыл свой каравай
И туда ж – стола на край.
Изумились тут зеваки
Неземному чуду кваки,
Батя ж, вытянув лицо,
Повалился за крыльцо.
Время минуло, опять
Ждет сынов седая тать.
Как пришли, сказала тать:
«По ковру велю соткать!
Сон намедни я видал –
Царь как дар ковер мне дал.
Потерял с тех пор покой.
Снохи пусть соткут такой!»
Словно тень, бредет домой
От отца Ванюша мой.
Там жена опять хлопочет,
Успокоить мужа хочет:
«Что, Иван, опять невесел?
Что головушку повесил?
Лучше спать ложись скорей,
Утро, верь мне, мудреней».
С петухами солнце встало,
Ваня сбросил одеяло:
«Иль еще мой разум спит?»
…На стене ковер висит
Несказанной красоты:
Как живые, там цветы
Ярким пламенем горят
И друг с дружкой говорят.
Солнце в небе голубом
Озаряет все кругом
И ласкает взор людей
Пара белых лебедей.
Словом, чудо мастерицы
И царям едва ль приснится.
…Ваня свой ковер свернул
И тотчас во двор нырнул.
У крыльца народу – страсть,
Негде яблоку упасть.
Там в сиянии обнов
Ждет отец на суд сынов.
Старший, зная свой черед,
Выдвигается вперед,
Тканье бережно берет
Да отцу передает.
Тот во гневе: «Ах ты вор!
Это – дрань, а не ковер!
Об него не станет знать
Даже ноги вытирать.
Передай жене своей,
Что свиней пасти лишь ей».
 Средний вышел – бел, как мел,
А отец: «Ты как посмел
Принести дерюгу эту?!
Призову я вас к ответу!
Розог ждет твоя жена!
Никудышная она!
Что ты мнешься предо мной?
Ткань свою неси домой!»
Задыхаясь, сел отец
На родимый свой крылец:
«Ваня, – молвит, – не серди,
Лучше сразу уходи.
Жабе – в тину лишь, на дно,
Ткать лягушке не дано».
«Почему ж? – Иван в ответ. –   
На, прими, не хочешь – нет»…
Не ковер – мечта, скорей,
Избалованных царей.
…Кровь отхлынула с лица
У Иванова отца.
Долго ль, коротко ль, но вновь 
В старике взыграла кровь,
Кличет клич: «Желаю я,
Чтоб явились сыновья
Пред мои пред светлы очи!
Одному скучать нет мочи».
Те в смятенье: что опять   
Он для них удумал, тать?
Только мыслят: сгинем пусть,
Но сбираться надо в путь…
Как пришли, отец сказал:
«Я решил устроить бал.
Вас, с супругами, конечно,
Встретить буду рад сердечно».
Те затылки почесали,
Восвоясь пошли в печали.
Говорит, придя домой,
Лягушонке Ваня мой:
«В день назначенный на бал
Нас с тобой отец позвал,
Но нельзя, как ни крути,
И идти, и не идти.
Братья – с женами. А сам?
Мне с тобой идти – на срам,
Не идти, так мне конец,
Не простит меня отец».    
А жена его хлопочет,
Мужа все утешить хочет:
«Поезжай на бал один,
Мой супруг и господин,
А когда раскаты грома
Всколыхают стены дома,
Сохрани гостей покой
И словами успокой:
Это едет коробчонка,
В ней – супруга лягушонка.
Гости – здесь, как их и звали:
Позабыть могли едва ли,
Что на бал приглашены.
Тишь в избе. Средь тишины
Голос деда раздается:
«В сборе все, но мне сдается,
Что кого- то все же нет».
Держит тут Иван ответ:
«Вы меня простите, люди,
Но жена попозже будет:
Вот когда раскаты грома
Раскачают стены дома,
С тем прибудет коробушка,
В ней – жена моя лягушка».
…Посмеялись на балу,
А потом – скорей к столу.
Час там минул или два,
Но взгремел лишь гром едва,
Двери настежь распахнулись…
Гости чуть не поперхнулись:
На пороге царь- девица
Красоты – не надивиться.
Поклонилась тут она:
«Ваня, я – твоя жена».
Павой в горницу плывет,
Мужа за руку берет –
И к отцу: «Благословите!»,
Тот промямлил: «Что ж, живите»,
Мела вдруг белее стал
И без чувств под стол упал.
Только снова бал в разгаре,
Пляшут «барыню» бояре,
До коленец хитрых спец,
Пляшет «барыню» купец,
А от них и прочий люд,
Всласть попробовав всех блюд,
В пляске той не отстает.
Словом, весел весь народ
Кроме двух, постарше, снох,
Что готовят свой подвох
Для Ивановой жены.
Лица их искажены,
И они уже бегом,
Но тайком – к Ивану в дом.
Там, все перерыв подряд,
Лягушачью кожу зрят
И, ее решившись сжечь,
Вмиг кидают шкуру в печь.
…Брызнул искр фонтан в печи –
И померкло все в ночи.
Кончен бал, погасли свечи…
Слышит муж такие речи:
«Я царевной, Вань, была,
В царском тереме жила.
В час лихой средь бела дня
Злой Кощей унес меня,
За отказ же стать женой
Все глумился надо мной:
«Я твою нарушу стать
И велю лягушкой стать
Лет на пять. Пусть этот срок
Будет жабе как урок,
Что нельзя шутить со мной,
Отказавшись стать женой».
И осталось бы всего
Мне три дня до дня того,
Как Кощея чары сгинут,
Но теперь ты мной покинут
Будешь, Ваня. Не взыщи
И меня ты не ищи».
И как только то сказала,
Вмиг ее в избе не стало.
Не искать? Да как так можно?!
Вот выводит осторожно
Ваня резвого коня:
«Ты, мой конь, неси меня
Через реки, через горы
И примчи как можно скоро
В тот Кощеев огород,
Где моя отрада ждет».
Долго ехали иль мало,
Но уже смеркаться стало,
Как их встретил черный лес.
Тут с коня мой Ваня слез,
Потянулся и сказал:
«Что-то, братец, я устал
Да и, если так случится,
То найду чем поживиться».
Глянь, а рядом на опушке
Зайца спит – для Вани – тушка.
Достает свой лук Иван
И со стрелами колчан:
Мол, не с первой иль второй,
Но достану ужин свой.
…Вмиг очнулся вдруг косой,
Говорит: «Стрелять постой!
Не себя щажу, а чад –
Пятерых своих зайчат,
Что в норе сидят одни.
Сочтены их, видно, дни».
…Ваня лук свой опустил,
Зайца с миром отпустил.
Там же, как того не метил,
Он медведя в чаще встретил.
Тот взмолился: «Отпусти,
Пригожусь тебе в пути».
Мало минуло иль много,
Привела их путь- дорога
К змейкой вьющейся реке.
Ваня глянул: вдалеке
Сизый селезень плывет.
«Он утешит мой живот», –
Сам себе сказал Иван,
Лук достав и стрел колчан.
…Смерть свою почуяв, птица
Молвит Ване: «Не годится
Поступать вот так тебе,
Пригожусь в твоей судьбе.
Все бывает ведь в пути».
Тот махнул рукой: «Лети».
В реку ту же сунув руку,
Он поймал в годах уж щуку.
Та: «На ужин не гожусь,
Но когда- то пригожусь».
Ваня вновь махнул рукой:
«Ну, плыви же, Бог с тобой».
Уж к закату катит лето…
Мой Иван, скажи мне, где ты?
Сквозь лишений тяжких рой
Все в дороге мой герой.
Дни – что каторга, не слаще.
…Вот в глухую въехал чащу,
Видит, там стоит избушка,
В ней – замшелая старушка.
Ваню встретив, молвит с грустью:
«Уж давно не пахло Русью.
Все равно мне, прибыл с чем,
Но коль прибыл, значит, съем».
Говорит на то мой Ваня:
«Истопи сначала баню,
Накормив, стели кровать,
А как лягу отдыхать,
Вот тогда делись мечтами…
…Бабка – вон, топить, знать, баню.
 Что осталось братьям боле?
Вот они выходят в поле,
Меды пьют, навеселе
Выпускают по стреле
И скорее вслед за ней –
Каждый, знамо, за своей.
Все Яге Иван поведал,
Как, намывшись, пообедал:
Про лягушку и про снох,
И про то, как был он плох,
Коль жену не уберег,
Что всем бедам поперек
Он хоть на земли краю,
Но найдет жену свою.
А Яга: « Что ж, голубок,
Подарю тебе клубок.
Вслед спеши! Где встанет, там
И Кощея будет стан.
Но тебя уверить смею:
Не грозить тебе Кощею –
У него ведь смерти нет…
Да открою я секрет:
Там- то дуб стоит зеленый,
Укрывая буйной кроной
Сук. И держит тот сучок
В цепких цепках сундучок,
В коем – заяц, в зайце – утка.
Их поймать – куда не шутка!
Утка же яйцо хранит,
В нем – игла. Кто преломит
Ту иглу, так вместе с ней
Дух испустит и Кощей».
И опять Иван в пути,
Чтоб Кощея смерть найти.
Вот приехал он: ага,
Быль поведала Яга.
В поле дуб стоит зеленый,
Укрывая пышной кроной
Сук. Цепями тот сучок
Цепко держит сундучок…
Только сколь ни хочет влезть,
Дуб его ветвями – хлесть:
Получи, мол, коль не зван!
Впал в уныние Иван.
Тут уж впору зареветь…
Но на выручку – медведь:
Поднапрягшись что есть сил,
Дуб с корнями повалил,
На земь – грох! Под этот стук
Развалился тут сундук.
Заяц, пыль стоит пока,
Деру дал из сундука,
Но лишь малость пробежал,
Как его другой прижал.
Но из зайца – утка ввысь:
Мол, попробуй дотянись!
Ан, закончился полет:
Утку селезень клюет.
Но яйцо из утки пало
Прямо в реку, там пропало.
Как же вынесть эту муку?
Только видит Ваня щуку:
Пощадил когда- то ту,
И теперь с яйцом во рту
Подплыла она к нему,
К Ване, другу своему.
…Как разбил яйцо Иван,
Хвать иглу – и пополам,
Поднапрягшись что есть сил,
О пенек переломил.
Вот с красавицей женой
Держит путь Иван домой.
Там, заждавшись их в печали,
Пару радостно встречали.
Поклонился им отец
И повел их под венец.
Скоро свадебку сыграли.
Я там был, но мне едва ли
Вы поверите: мол, лжец,
Сказка то…Но ей – конец.